Тайна одной башни (сборник) - Зуб Валентин (книги без регистрации TXT) 📗
Толя не знал, что в тот вечер в штабной землянке Петро Стежка и Рыгор говорили о нем. Были при этом комиссар и начальник штаба. Командира отряда Ружева не было — его вызвали в бригаду.
Начальник штаба сидел в углу за столом над бумагами и вроде бы не слушал, о чем говорил комиссар с партизанами. Комиссар расхаживал по землянке, держась одной рукой за портупею, а второй размахивая в такт своим словам, как бы помогая себе говорить. Рыгор и Стежка стояли у стены, поворачивали головы вслед за комиссаром, слушали.
— …Стало быть, зачислить к разведчикам Антона и Анатолия Ивановича? Ну, первый, по-моему, и числится в вашем отделении. А вот насчет Толи… что вам сказать…
— Да что говорить, товарищ комиссар, — у нас ему самое место! На фронте-то сыны полков есть. А почему у нашей разведки не может быть сына? настаивает Петро Стежка. — Хлопец он смекалистый. Молчун малость, так нам это и на руку, в болтунах не нуждаемся. Он к нам за мать пришел мстить, а не бульбу чистить.
— Это точно, — подал голос Рыгор. — Хлопец мировой, знаю как соседа.
— Та-ак, — произносит комиссар, — один про мать вспомнил, на чувства, так сказать, бьет, второй соседство приплел, а там, если хочешь, и родственные отношения на помощь призовет. Все мы мстим. И за мать, и за отца, за сестру и брата — за всю Родину пашу. Подчеркиваю: мы! А не дети!
— Товарищ комиссар, мы не всех детей берем и не всех возьмем. Я предлагаю зачислить в наше отделение конкретного человека — Толю Ивановича.
Вечером дядька Антон разыскал Толю на кухне. Они с Тоней только что возвратились с Сухой Мили. Принесли грибов. Тетка Матруна почистила их, помыла и бросила в котел. От кухни исходил приятный грибной запах… Наколотили целую котомку и орехов.
Толя рассказал об этом дядьке Антону. Тот поинтересовался:
— Вы одни ходили на Сухую Милю или вас кто-нибудь сопровождал?
— Сопровождал Безбородько. Ну, тот, с которым мы в отряд пришли. Хотя нет, не сопровождал…
— Сопровождал — не сопровождал?.. Как это понимать?
— Мы с Тоней уже из лагеря вышли, когда его на тропке встретили. С винтовкой. Спросил, куда мы идем. Мы ответили: на Сухую Милю. Он обрадовался. Говорит: пойду с вами. И добавил: "Хочу взглянуть на дорогу, по которой с того света пришел". Застава нас пропустила туда и обратно, ни о чем не спрашивая. Знали там, видно, что мы должны идти.
— Ладно. А теперь пошли-ка к командиру отряда. Нас обоих вызывают. Я тебя уже заждался.
А начинался тот день, как обычно.
В выцветшем небо белой паутиной дрожало бабье лето. Солнце, еще довольно яркое, вело спор с осенью — под стеною хаты или на тихой лесной прогалине можно было погреться. Но от земли уже тянуло холодом.
Дядька Антон привел к началу уроков Тоню и Толю, сказал, что у него есть в Загалье свои дела и он зайдет за ними после уроков.
Так и сделал.
По широкой улице они пошли не в сторону отряда, как обычно, а в противоположном направлении.
— Этот урок я с вами проведу, — сказал дядька Антон Толе и Тоне, когда выходили со школьного двора. Сейчас он размашисто вышагивал впереди них по улице.
Миновали сельсовет. Алый флаг над зданием едва заметно колыхался — день был безветренный. Но Толе показалось, будто он услышал упругий трепет кумача. Как под порывами ветра. Возможно, то же самое почудилось и дядьке Антону: быстрым движением правой руки — левой он придерживал за ремень перекинутую через плечо винтовку — поправил кепку и прошел чуть ли не строевым, как перед знаменем, поднятом на флагштоке в лагере. Да и Топя в своем вязаном сером джемпере словно подросла, постройнела.
За сельсоветом свернули в улочку налево и возле третьего дома остановились.
Калитка во двор стояла нараспашку. Открыты были и два низких широких окна, под которыми выложенная кирпичом дорожка вела к кирпичному крыльцу. По дядька Антон не повел их дальше. Посмотрел на часы.
— Рано еще. Давайте присядем, обождем, — сказал он.
Сели на толстую ошкуренную колоду, лежавшую у забора. Дядька Антон снял кепку и вытер ею потное лицо.
— А я больше в школу не пойду, — сказал вдруг Толя.
— Это, брат, для меня не новость, — натягивая на голову кепку, отозвался дядька Антон. — Было ясно, как дважды два — четыре. Я только ждал, когда ты об этом скажешь. Сам. Вот ты и сказал. Если разобраться, так что тебе делать в этих четырех классах, если на добрый лад уже все семь надо бы кончать. По возрасту, поди, так оно и будет, а?
— Так, — ответил Толя.
— Вот видишь… И Тоне незачем ходить сюда. Что, у нас в отряде учителей мало? Хотя бы твой земляк, Рыгор. Он же, поди, когда показывает, как разбирать и собирать оружие, не только о нем говорит? Рассказывает, надо полагать, почему оно стреляет, как и чем гонит пулю из ствола, почему мина или снаряд взрываются?..
— Конечно.
— …Тут тебе законы физики и химии. Географию, ближайшую, известно, мы своими ногами изучаем. И измеряем. Из истории надо непременно знать и Петра, и Наполеона, и Октябрьскую революцию, потому как мы — ее продолжение. Вообще-то, много надо знать. А ты листовки, газеты читай. Тоже история. Ну, чего смотрите на меня? Точно вам говорю, как дважды два — четыре: и наше время станет для кого-то там историей.
Он помолчал, потом, припомнив что-то, продолжал:
— Вы не подумайте только, что я вас от пауки отваживаю. Знания его как нужны! Всем! И воевать без пауки никак невозможно. Кто ты без военной науки? Живая мишень! Вот и выходит: ежели ты на войне — а она может в тебя из-за любого куста выстрелить, — перво-наперво воевать учись. Так что правильно ты решил — воевать! Как ни горько, а правильно.
— Ой! — воскликнула Тоня. — Смотрите!
Толя мотнул головой влево-вправо, а дядька Антон схватился за винтовку, зажатую меж колен.
— Да нет же, нет! На землю посмотрите. Вот! — Тоня показала себе под ноги.
По утоптанной земле ползала муха, а верхом на ней сидела оса. Муха металась туда-сюда, но сбросить ношу никак не могла.
— Это оса-наездница, — усмехнулся дядька Антон. — Она меньше обычной. И в талии потоньше — видите? А ноги у нее длинные, как ходули. Обычные осы свои гнезда на куст вешают. Есть еще и земляные. Для тех норы барсук рост.
— Как это? — удивилась Тоня.
— Ну, не специально, конечно, не по заказу. Барсук корм ищет — ямку или нору выгребает, а земляные осы их занимают потом.
Оса-наездница между тем пристраивала муху себе под брюшко, перебирала ногами, пробовала крылья.
— Смотрите, муха уже не шевелится. Значит, оса оглушила ее своим ядом, а то и убила. Теперь понесет ее в свое гнездо где-нибудь в сухом дереве или в стене. Запасы делает.
И правда, оса-наездница повертелась, покружилась, погудела крыльями и сама маленькая, раза в полтора меньше мухи, — оторвала ту от земли и полукругом тяжело пошла вверх. Полетела.
— Сердце здоровое и крыло сильное, даром что как пушинка и светится насквозь, — заметил дядька Антон.
— А разве у осы есть сердце? — спросила Тоня.
Тут уже и дядька Антон усомнился. Пожал плечами и сказал:
— Думаю, что у всего живого сердце должно иметься. Толя, а ты как думаешь?
Толя ничего не ответил, а дядька Антон вздохнул:
— Да, брат, да. Все вроде люди с сердцами, но не о каждом скажешь, что есть оно у него, сердце… Так, стало быть, про осу. У нее сердце крепкое и крыло сильное. И самолет на этом же принципе построен. Это как дважды два четыре! Чтоб сердце, мотор то есть, было крепкое и крыло легкое. От них и зависит, сколько самолет поднимет и с какой скоростью полетит.
— Дядька Антон, входите! — крикнули из окна хаты.
— Пошли! — Дядька Антон встал, закинул за спину винтовку.
Поднялись с колоды и Толя с Тоней. Вошли в калитку, миновали двор, поднялись на кирпичное крыльцо, оттуда попали в сени, а из сеней — в большую светлую комнату с открытыми окнами.
В комнате было трое: средних лет мужчина, молодая девушка и совсем юный, почти Толин ровесник, паренек. Стояли два стола: в одном углу и в другом. Вдоль стены напротив окон — тоже не то длинный высокий столик, не то специальная подставка. На ней — плоская машинка с круглым черным валиком.
