Сыновья полков (Сборник рассказов) - Козлович Войцех (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Земля была сырая, тяжелые комья мешали бежать брату. Автоматные очереди разносились по деревне. Одна из них достигла Бронека. Тадек заметил, как брат споткнулся, уже на поле соседей. Но через несколько шагов остановился, как бы набирая воздух. Обернулся — к нему бежали с нескольких сторон. Тогда он сделал несколько шагов назад, собрав последние силы, перебрался через глубокую межу, разделяющую соседские поля, и упал уже на свою землю. Одиноко прозвучал выстрел из парабеллума, уже в последний раз. Тадек стоял не шелохнувшись в дверях избы и смотрел, хотя тот, кто его держал, тоже побежал к лежащему. Смотрел, прищурив глаза. Уже светало. Восход солнца был изумительно красивым в это ноябрьское утро. Тадек запомнил его на всю жизнь.
А потом его охватил страх, но тотчас же его успокоил ровный голос тетки:
— Не надо прятаться, Тадек, нас и так найдут.
Его притащили к брату. Бронек еще жил. Глаза его были открыты. Казалось, что он хотел что-то сказать. Агент из гестапо с пистолетом в руке смотрел на Тадека.
— Кто это?
Тадек молчал. Тишина стояла такая, какая бывает только в деревне на рассвете, — глубокая и чистая.
— Ну? — Голос агента звучал пока спокойно.
Тадек поднял голову. Небольшой, щуплый, он казался еще меньше среди этих откормленных верзил, ожидающих ответа. Теперь он уже не боялся. Толстяк сунул левую руку в карман и потом протянул ладонь Тадеку.
Тадек смотрел на конфету и подумал, что Бронек был прав, когда говорил:
— Помни, не верь им, Тадек. Никогда. Будут соблазнять тебя конфетами, будут вежливые, а если скажешь им одно, то скажешь и другое, и все им расскажешь… У них такие методы. Так что никогда ничего не бери. Помни, никогда ничего…
Толстяку, видно, все уже надоело. Он засунул пистолет за пояс — ведь перед ними остался только этот умирающий да мальчишка с серым лицом. Тадек взглянул на руку гестаповца — на пальце был прекрасный перстень с печатью.
Уже после первого удара в лицо вылетел зуб. Тадек чувствовал, как распухают губы. Очередной удар — и второй зуб. «Это перстнем», — подумал он.
— Подойди к этому бандиту! — услышал он. Но только по жесту понял, что говорят о Бронеке. Ноги были ватными.
— Расстегни его! — последовал опять крик.
Тадек наклонился. Вблизи увидел глаза Бронека. Осторожно расстегнул пуговицы и только тогда понял, что Бронек был одет в мундир. Настоящий военный мундир — это мечта каждого партизана. Орел на пуговицах. Орел был также на фуражке, засунутой в карман. В узелке из носового платка были патроны.
Белый пуловер все более пропитывался кровью.
— Скажи, кто это? — раздался крик.
Бронек шевельнул губами. Тадек хотел его успокоить: не бойся, ничего не скажу. Теперь он уже знал твердо, что ничего не скажет.
— Тадек, неужели не знаешь? — услышал он как будто знакомый голос. Он выпрямился: это спрашивал тот невооруженный штатский, стоявший до тех пор в стороне.
— Это ведь твой брат — Бронек, — говорил тот. Ему было около семнадцати лет. Появился он в деревне год назад, приютили его одни хозяева. Никто не спрашивал, откуда он пришел. Немного помогал, возился с деревенскими ребятишками. В деревне называли его Сеек. Когда-то обнаружили его в укрытии у Бурачиньских. Забрали тогда не только Сеека, но и хозяев, их обеих дочерей, сына Сташека, а также и партизана из отряда Кубы… Как известно, за укрывание евреев грозила смерть.
«Значит, Сеек вернулся», — подумал Тадек и сказал:
— Тебя, Сеек, я знаю, а его… — Он взглянул на лежащего брата.
Бронек уже не шевелил губами, глаза были чужие, лишенные света. Глядя на мертвого брата, Тадек, не мог уже больше ничего сказать. Он только отрицательно вертел головой, настойчиво, долго, чтобы те поняли, что не узнают ничего, ничего…
— Ты, Тадек, меня знаешь год, но его, пожалуй, лучше, и так хорошо, как свои собственные пальцы…
Это Сеек. Потом он сказал еще что-то, но Тадек этого уже не слышал — кто-то из гитлеровцев толкнул его на другого, тот как мяч отпасовал его следующему, круг сомкнулся, стал теснее, и началась страшная мельница: кулак — приклад — сапог — приклад — сапог — кулак — приклад — кулак…
Когда он пришел в себя, гестаповцы курили. Подняли его за воротник. У него хватило еще сил, чтобы не упасть. О чем-то они между собой разговаривали. Резкий, влажный воздух подействовал на него, как ковш холодной воды. Фашисты докуривали сигареты, а потом подходили к окровавленному парнишке и гасили их о его щеки, губы, нос.
— Больше всего было больно, когда прижигали ногти, — говорит майор Тыбурский. Спокойно, деловито, так, как говорил обо всем до сих пор. И так же спокойно говорил потом. О вырванных ногтях, о напильнике… Даже не дрожит его рука, когда он прикуривает очередную сигарету…
Тадеку приказали лечь рядом с братом. Потом всадили несколько очередей из автомата в землю рядом с ним. Мокрые комки земли брызгали в лицо, впивались в волосы. Земля действовала успокаивающе. Он обнимал ее вытянутыми руками, словно кого-то близкого. Затем раздался скрип удаляющейся повозки с брошенным в нее телом Бронека. Тадек остался один…
Думаю о первой фамилии в списках слушателей офицерского училища, о премии министра инженеру-конструктору, о Вальдеке, которому сегодня столько лет, сколько его отцу было тогда, когда он смотрел на умирающего в лучах восходящего солнца брата.
Со времени, когда я беседовал с майором Тыбурским — а это ведь было не так давно, — он пополнил список своих достижений: еще одна премия за изобретения в области вооружения.
Войцех Козлович
В ПОХОДЕ ЗА РОДИНУ
— Возвращайся к матери! — услышал он в один из дней оккупации, когда, вместо того чтобы пасти коров на лугу, оказался в лесном лагере партизанского отряда Пшенюрки.
Командир был неумолим, точно так же, как некоторое время тому назад Цень. Лёнек угадал, что в этой твердой неумолимости повинна его заботливая мать, которая уже дважды предупреждала командиров местных партизанских отрядов — через соседей или ближайших знакомых — о намерениях сына непременно уйти к «ребятам из леса».
«Как можно возвратиться!» — думал он, со злостью ломая верхушки кустов «стволом» выструганной из дерева винтовки. В его глазах стояли слезы, он мог позволить себе эту немужскую слабость: вокруг никого не было. Что скажут ребята! Лёнека не столько беспокоила ожидавшая его дома выволочка, сколько насмешки ровесников, которых он предупредил, что на этот раз он действительно идет к «лесным».
В чистом весеннем воздухе мальчик услышал нарастающий гул. Он на мгновение приостановился, а затем побежал напрямик по размякшей от весенних вод земле к шоссе, скрытому за молодым леском. Он осторожно пробирался между деревьями, затем пополз среди редких кустов. Наконец, добравшись до пригорка, увидел чуть ниже четкую ленту дороги. Из-за поворота выскочили быстрые, подвижные мотоциклы. Длинные стволы ручных пулеметов были готовы в любую минуту выпустить смертоносную очередь. За мотоциклами медленно и неуверенно тащились грузовики немецкой военной автоколонны. Фашисты опасливо проезжали мимо молчаливого пригорка, за которым скрытый в зарослях тринадцатилетний мальчик в бессильной злобе целился во врага из деревяшки и мечтал о настоящей винтовке.
Позже, уже будучи взрослым человеком, он будет вспоминать эти годы просто и откровенно:
— Мне было тогда всего тринадцать лет. Никакая идея в то время еще мной не руководила. Мне не приходилось слышать ни о Ленине, ни о коммунизме, ни о демократической Польше. Мечтал иметь винтовку и бороться…
Хотя Лёнек не понимал многих вещей, но, как всякий ребенок, был особенно впечатлителен к неправде, несправедливости, фальши, насилию. На каждом шагу он видел на лицах людей страх перед приездом жандармов в деревню, слышал плач по последней забранной корове, отчаяние по близким, силой угнанным «на работы», трагедию осиротевших детей, у которых на глазах застрелили их отца…
