Аэропорт - Лойко Сергей Леонидович (читать книги онлайн полностью txt) 📗

«Танечка, даже если он бросит меня через неделю, я буду счастлива всю оставшуюся жизнь», — вымолвила Ксюша дрожащим голосом, и веснушки поплыли наперегонки по ее бледному, взволнованному лицу...

Двадцать семь лет спустя умирающая в лучшем техасском онкологическом госпитале Ксюша, неимоверно изможденная и исхудавшая за короткое время болезни, но все еще такая же молодая и красивая, непослушными пальцами набирала сообщение для Алеши. Тот вышел из больницы чего?нибудь перекусить в соседней B.B.Q.-забегаловке.

Допивая свой эспрессо без сахара, Алексей прочитал сообщение от Ксюши, в котором содержалось только одно слово — Zvenigorod.

Когда он вернулся в Ксюшину палату и она очнулась от забытья, то первым делом спросил ее про это странное смс в одно слово.

Ксюша взяла его руку своими длинными, холодными и иссушенными пальцами, с которых уже давно сползли все кольца и перстни, прижала ее к своей еще более холодной щеке и прошептала: «Хоть ты ничего и не помнишь, я все равно так люблю тебя, дурака!».

Ксюша умерла в конце июня у него на руках. Ее похоронили на уютном зеленом просторном кладбище недалеко от их дома. Вокруг не был ни крестов, ни надгробных памятников. Только суровые могильные плиты.

На ее серой мраморной плите было высечено два имени: Ксения Верховская, даты рождения и смерти, и Алексей Молчанов, дата рождения.

Через девять дней Ника и Степан обвенчались в Михайловском соборе в Киеве. Степан был в парадной военной форме, она — в строгом черном платье. Церемония тоже была строгой под стать платью невесты и менее всего напоминала свадьбу. Из гостей были только родственники. На следующий день Степан вернулся к себе на войну.

ГЛАВА XVI.

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ — ВОДИЛА

Александр Сергеевич не заметил, как заснул, и не понял, где проснулся. Понял только, что жив. Пока. Потолок подвала ходил ходуном, сотрясаясь вместе с землей. На голову сыпался сухой дождь из пыли.

Сначала он подумал, что у него так бьется сердце. Потом понял, что это разрывы снарядов наверху. Он осветил телефоном подвал и начал потихоньку вспоминать. «Ах, где был я вчера, не найти, хоть убей...» Александр Сергеевич не был с похмелья. Он не пил вчера. Он вообще вел трезвый образ жизни. Из?за работы в том числе.

Бывший инженер на Днепропетровском машиностроительном заводе, он уже пятнадцать лет сидел за баранкой. Сначала работал таксистом, а последние пять лет развозил свадьбы и похороны на микроавтобусе «Мерседес», который он холил и лелеял, хоть тот и не был его собственностью, а принадлежал частной транспортной конторе «Поехали».

Выпивал Александр Сергеевич, если это можно назвать выпивкой, раз в неделю, в субботу вечером, перед выходным. И только пару бутылок «Львовского» (пива). И только если в воскресенье не работал.

К выпивке, в отличие от всех его родных и знакомых, давно не тянуло. Пятидесятичетырехлетний водила «отпил свое» после армии, когда года два валял дурака, вернувшись из Афгана и доказывая всем, что он герой и за них кровь проливал. Так бы и спился окончательно, если бы не встретил женщину своей судьбы, Надю. С ней он и жил до сих пор душа в душу, воспитывая сначала дочку и сына, а теперь уже трех внуков по выходным и праздникам. Жизнь удалась.

Кроме Надюши была у него в жизни еще одна пламенная страсть — рыбалка. Ловил рыбу каждую субботу, независимо от сезона и погоды. Было время, когда он даже собственные крючки для рыбалки вытачивал, не говоря уже о грузилах и поплавках. Он, как никто другой, знал все до единого рыбацкие места в округе.

Начало октября в их краях выдалось теплым и солнечным. До сумасшедшего рыбацкого кайфа на зыбком первом льду было еще далеко, и он мечтал просто расслабиться в последних теплых солнечных лучах. Просто «на поплавок посмотреть». Надюша уже все собрала в дорогу — поесть и попить, и ждала его в пятницу вечером у телевизора.

Работа в этот день выдалась непыльная. Отвезти отделение солдат на войну. Всего?то и делов. И не в Паншер какой?нибудь треклятый или Саланг [162], а в Красноармейск, три часа пути от Днепра, как все здесь называли их большой, красивый, хоть и давно стагнирующий индустриальный город.

Солдаты грузились у здания областной администрации. Выносили оттуда свои огромные, с них ростом, рюкзаки, оружие, автоматы, пулеметы и гранатометы, цинки с патронами, ящики с гранатами и т. д. Их было двенадцать человек. Все, кроме одного, были в новеньком камуфляже, без знаков отличия, с желтой изолентой на рукаве. Все были в бронежилетах, даже тот один гражданский, седоволосый грустный мужик лет пятидесяти пяти, если не шестидесяти.

К черному бронику у него была пристегнута синяя каска. На шее висели две огромные камеры, которыми он и снимал с разных ракурсов посадку в автобус. А чуть ранее — двух заплаканных женщин, внимательно читавших вывешенные в вестибюле здания распечатанные списки из тысячи фамилий: убитых и пропавших без вести.

До этого Александр видел много фотографов на свадьбах и похоронах. Но этот печальный фотограф с ввалившимися небритыми, а потому серебристыми щеками, с усами и бородой отличался от тех, кого он видел за работой раньше. И не потому, что он был в бронике и каске, а потому, что делал свою работу спокойно и почти незаметно, словно его здесь и не было. А если и был, то являл собой просто составную часть улицы, автобуса.

— Ну что, по коням? — бодро произнес невысокий сухопарый военный, когда все, выкурив при погрузке по пачке сигарет каждый, были уже в автобусе.

Водитель «Мерседеса» был единственным в автобусе, у кого не было при себе ни каски, ни броника, не говоря уже об оружии. А зачем? День теплый. К вечеру он вернется. Солдаты выйдут в Красноармейске, последнем мирном городе перед Песками, Водяным и Краснокаменским аэропортом, где проходила линия фронта, и отправятся дальше своим ходом на БТРе на свою войну.

Именно на свою, потому что, по крайней мере, по эту сторону Днепра, в самом Днепропетровске и особенно в Киеве никакой войны не чувствовалось вообще. Словно ее и не было в помине. Дети ходили в свои садики и школы, студенты — в свои университеты, взрослые — на свою работу, пожилые сидели в тихих двориках или у подъездов, просвечивая своим рентгеном всех входящих и выходящих из подъездов, а также проходящих мимо.

Улицы были забиты сигналящими друг другу машинами, рестораны и кафешки заполнены толпами более или менее молодых людей, театры и филармонии ломились от кашляющих женщин с биноклями, с прическами и без.

И только солдаты ехали на свою войну, будто эта размеренная, а порой неугомонная и шумная жизнь сама выдавливала их из себя, как нежелательные, лишние элементы. И забывала о них тотчас, как только последняя женщина переставала глядеть «из?под руки в затылки эти круглые»...

Вечерами по телеку скучный, застегнутый на все пуговицы штабной офицер с пустыми холодными глазами и с таким же безучастным голосом косноязычно читал по бумажке сухие цифры потерь, коверкая украинский язык. Потом какой?нибудь политик повторял в сотый раз заклинание про «гибридную войну» и агрессию. А потом орала реклама, сменяемая сериалом про ментов-бандитов, которых не отличить друг от друга, ток-шоу про свободу меньшинств и снова той же самой или другой рекламой.

Люди не хотели войны. Они хотели жить. И жили. Солдаты тоже хотели жить. И умирали.

А пока что они ехали на войну в микроавтобусе «Мерседес», за рулем которого сидел Александр Сергеевич. В автобусе было тихо. Ехали молча. Никому не хотелось разговаривать. Они даже не смотрели в окно. Каждый смотрел внутрь себя. В том числе и Алексей.