Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович (первая книга TXT) 📗
Представилось, будто он в «слепом» полёте. Вошёл вдруг в толщу серых облаков, и ничего не видно перед стеклом фонаря. Стекла муарит влага. И этот первый момент перехода от зрячего полёта к «слепому» всегда воспринимается обострённо. Через минуту, переключившись полностью на пилотирование по приборам, вполне адаптируешься и далее весь этот непроглядный мрак впереди почти не замечаешь. Трепещущие стрелки приборов перед глазами — твой мир, только тебе и ясный. И в этом абстрактном мире, когда привыкнешь к нему благодаря бесчисленным тренировкам, чувствуешь себя достаточно спокойно, чуть ли не уютно… А все же в первый момент, ввергаясь в хмурую непроглядь, иной раз и ощутишь лёгкий озноб.
«Отчего это? — думал Сергей — Не от жгучего ли чувства одиночества, вдруг охватывающего тебя?! Когда и твой так привычный тебе домик из дали горизонта, солнечных лучей, лазури неба и стерильно-белых облаков вмиг превращается будто бы в пар… И не похож ли ты тогда на этого жёлтенького червячка, шевелящегося в недоумении?..»
Холодная сырость тумана пробиралась под куртку. Сергей зябко поёжился. Вспомнился вчерашний тёплый вечер и долгий разговор у костра с Тамариным.
«Какая она, Надя Красновская?» Он попробовал представить её по каким-то запомнившимся штрихам. По ассоциации на ум пришли слова Вересаева, сказанные о Наталье Николаевне Гончаровой: «Люди при встрече с ней останавливались в изумлении».
Эта фраза так и вертелась на языке, и он уже не мог не вспомнить и свою первую девушку. Как-то они заспорили с приятелем: есть ли в их районе по-настоящему красивая девушка? И когда Сергей шутя мотнул головой — дескать, нет и быть не может! — тут его и сцапал друг за плечи: «Поехали!.. Я тебя заставлю поклониться этой красоте!»
Приехали. Позвонили в дверь.
Приоткрыв дверь наполовину, она спросила: «Ты что, сдурел, Алёша!.. Видишь, в каком я виде?» (В байковом халатике неопределённого цвета, она стояла перед ними в тапочках на босу ногу, вероятно, только что прервав то ли стирку, то ли уборку квартиры.) Алексей как-то глупо заулыбался, стал бормотать, что они на минуту, и то лишь потому, что вот его друг, Сергей, никак не хотел поверить, что есть единственная красавица в Москве — Валя Локтионова. Тогда-то она и взглянула на Сергея, стоявшего в сторонке и не отрывавшего от неё глаз. Надо полагать, вид у него был слегка обалдевший, так как она, оттаяв сразу, рассмеялась.
Ну что сказать?.. Знала, плутовка, неистребимую силу этого своего кокетливо-приглушённого и чуточку ироничного смеха!.. У Сергея вспыхнули щеки. Выручил его Алексей. Он предложил поехать в Серебряный бор купаться, благо стояла июльская жара.
Через десять минут Валя возникла из мрака подъезда в светлом платьице в алый горошек, как «младая с перстами пурпурными Эос», — успел шутливо продекламировать Алексей (поди, и знал-то из «Одиссеи» несколько строк!).
Сергей выскочил открыть дверцу автомобиля, и Валя, садясь, одарила его такой улыбкой, что вмиг придала состояние, очень схожее с невесомостью… У Сергея перехватило дыхание, и по лицу пробежала тень глуповатой беспомощности, как бывает, когда вдруг теряешь под собой опору.
Пока ехали, Алексей не умолкал. Сергей крутил руль, злясь на себя за нелепое смущение.
Москва-река кишмя кишела купающимися. Раздевшись у сосен наверху, заторопились к воде: впереди Алексей, весьма довольный впечатлением, которое произвела на друга Валентина. Следом — Валя в оранжевом купальнике — нет слов! — и замыкающим Сергей. Когда сбегали по лестнице, двое встречных мужчин остановились как вкопанные. Сергей увидел в глазах их восторженное изумление. Расступившись, те переглянулись. «Вот эт-то да!» — прошептал один. Другой только и кивнул: «Сильвана Помпанини!» — и тут, заметив Сергея, словно спросил глазами: «Неужто твоя, счастливчик?!»
Комизм момента заставил Сергея приосаниться, дескать: «Ну?!»
Валя вроде бы и не заметила. Не оглянувшись, высоко вскидывая колени, вбежала в воду и легко поплыла. Сергей остановился у бровки, видя и Алёшку, — тот, явно фасоня, плыл кролем, стремительно удаляясь от берега. Валя обернулась:
— Ну что же вы?
Ах, как захотелось ему проявить себя как-то особенно, но черт его дёрнул созорничать:
— А я ведь… почти не плаваю.
Этого она уж никак не ожидала. Возвратясь тут же, Валя уставилась на него, кажется, впервые с нескрываемым любопытством. Он деланно виновато потупился.
— Ну что ж… поплывём? — пригласила. — Буду подстраховывать… Ну же, смелее!
Не скажи она этого, он, поди, нырнул бы и показал класс, а тут словно бес подтолкнул.
Будто преодолевая страх, Сергей осторожно вошёл в воду и кое-как поплыл, и был так естествен в неуклюжем старании держаться на плаву, что Валентина плыла рядом, не сводя с него глаз, готовая в любой момент протянуть руку, чтоб поддержать его… Она то и дело спрашивала: «Может, поплывём обратно?» — а он, мученически задирая подбородок, упрямо мотал головой, показывая решимость либо переплыть реку, либо утонуть, и мало-помалу продвигался вперёд.
Когда они заметно удалились от берега, Валя вдруг не на шутку встревожилась — пришлось, бултыхаясь, поворачивать обратно.
Она не скрыла радости, когда наконец почувствовала под ногами твёрдую почву.
— Упрямый сумасброд!.. Я так переволновалась… И всё же… вы молодчина!.. Для вас это настоящий заплыв!
Ему стало неловко за свой розыгрыш… Но Валя тут же переключилась на своё. И потом его не раз поражала эта её способность как ни в чём не бывало переключаться на своё.
— Да, о чём это шептались за моей спиной те двое, на лестнице?..
— Я чуть было не набросился на них, очень уж нахально-восторженно уставились на вас.
— Назвав при этом Сильваной Помпанини?
— У вас потрясающий слух!
— Да нет, — как-то невесело усмехнулась она, — просто привыкла, слышу это не в первый раз от тех, кому доводилось видеть «Утраченные грёзы»… И каждый раз задумываюсь и о нелёгкой судьбе героини этого фильма, и о том, как зачастую горько живётся именно красивой женщине.
Все ещё грызя себя за мальчишескую мистификацию, Сергей и вовсе потускнел. Да и что было сказать?.. Сослаться на классиков, что, мол-де, «красота — выше гения и делает царями тех, кто ею обладает», или поддакнуть её грустному обобщению, надо полагать, уже имеющему под собой кое-какую почву?..
