Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Ну-у, последнее слово мне особенно было непонятно. В ближайшее время надо будет встретиться с одним кандидатом наук, который утверждает, что открыл тайну возникновения жизни на Земле. Тоже, нашел мне тайну — ответил бы, почему она исчезнет, эта жизнь, с этой изумительной планеты, которая передвигается в мировом пространстве со скоростью тридцать километров в секунду.
В 11 часов вечера началось совещание предвыборного штаба Павла Алохина в том самом офисе, где находилась редакция и приемная депутата Законодательного собрания области. Олигарх подъехал в сопровождении усиленного караула.
— Наш президент! Наш президент! — раздались приветственные крики, когда он, как всегда в черном костюме, появился в просторном помещении, где собрались поклонники его политического таланта.
— Да, президент… — пустил Алохин длинную слезу. — Убийца я, а не президент!
И он швырнул на стол цветную газету «Централ». Да и то правда — убийца, народ закручинился прямо, не зная, что сказать бедному олигарху в утешение. Молчал, сидя напротив кандидата, проректор медицинской академии, соратник по движению «Наше дело».
Эскулап виновато смотрел на своего работодателя, а тот, будто зачарованный, разглядывал газету — страницу за страницей. Как бессилен человек перед словом, как бессилен… И сотни миллионов баксов — бессильны.
— Талантливая она все-таки, а? — оторвался Паша от публицистического шедевра: дескать, вот я какой — беспристрастный, круглоголовый, красивый.
И тут в ситуацию втиснулся я, пытаясь разогнать олигархическую тоску.
— Дайте мне врача-психиатра, — пошутил я, обращаясь к Паше, — и я к утру докажу, что пани Ирэн не имеет права работать в средствах массовой информации…
— Действительно, — обрадовался президент финансово-промышленной компании, — а как вы думаете?
— Не знаю, — смутился проректор медицинской академии, — я ведь простой хирург…
Он грустно развел руками, будто сожалея, что не может прирезать пани Ирэн — скальпелем, прямо сейчас, вырезать ее гнусное сердце, отрезать длинный язык, без общей и даже местной анестезии.
Надо думать, в медицинской академии есть кафедра психиатрии, но проректор не стал спешить на помощь растерявшемуся Паше. Надо думать, надо… В общем, соратник развел руками… Похоже, высоколобый хирург вообще стеснялся этой компании.
И тут я посмотрел на Алохина: по лицу олигарха стремительно прошла улыбка…
Вот! Вот что насторожило меня в первую с ним встречу, что я смог сформулировать только сейчас: земноводная улыбка, неприятная, пробегающая по губам, расползающаяся в стороны мелкой, трепещущей, влажной рябью… Ну-у, конечно, я понимаю, что это было сугубо личное восприятие блестящей физиономии конкретного человека.
Богатые люди — они как дети: напиши о них немного хорошего — и они радуются, улыбаются и даже смеются, будто в яслях. А попробуй обидеть — слез будет, соплей и воплей, Господи…
Одна Валентина Павловна, подруга ближнего круга, знала, что делать, — она руководила толпой, будто гуру, религиозный учитель.
— Мы должны ясно осознавать то, что сегодня началась война!
Я вздрогнул — наверное, речь шла о третьей мировой… Женщина, утверждавшая, что она социолог, имела неприхотливые манеры бывшего секретаря комсомольской организации пермской обувной фабрики. Как-то в разговоре с Валентиной Павловной я упомянул «коэффициент корреляции», но она так недоуменно посмотрела на меня, что стало ясно: с понятийным аппаратом социологии она не имела никакого дела. Она имело дело с партаппаратом, который тоже имел… А потом пришел черед «Нашего дела», нашей богатой данайской жизни. «Сегодня началась война…» — сказала она. Все понятно — Севруг требовала крови и слез.
Кстати, почему Ленин, как помнится, не любил исторические аналогии? Потому что он опасался метафоры, иносказания — как консолидированного человеческого опыта. Человеческий опыт опасней консолидированного бюджета. Я так думаю. Но, к сожалению, человеческим опытом далеко не все способны воспользоваться, увы, даже во благо себе.
Конечно, если бы не перестройка, Павел Владимирович поднялся бы до уровня второго секретаря райкома, а может быть, даже первого.
В час ночи, когда все покинули офис компании, я заварил чай, сел за стол и снял ботинки…
К шести утра были готовы два материала на две газетные полосы.
Я закончил печатать и тут же, утомленный бессонной ночью, сидя перед компьютером, впал в прострацию… Я видел президента пермской компании «ДАНАЯ» генералом НКВД: в форме без погон, с кубарями и лысиной, с бокалом вина в руке, который он держал пальцами, как теннисный шар; от Паши несло дорогим одеколоном, он был в яловых сапогах, а по лицу ползла отталкивающая земноводная улыбка. На кого он похож? Берия, блин! Лаврентий Павлович!
Любитель женщин и дорогих автомашин иностранного производства… Тонированное стекло, холодное шампанское, теплая ложь корпоративных праздников, сентиментальные радости сетевых компаний.
Я проснулся на полу, на песочном ковровом покрытии. В углу светился компьютер. Снова закрыл глаза — и вдруг вспомнил яблоневый сад в крымском предгорье, между клубом из морского ракушечника и лесополосой пирамидальных тополей. Однажды я бегал по саду весной, кажется в марте. Отсутствие листвы позволило мне разглядеть под каким-то кустом стержень, торчащий из земли. Я на корточках залез туда, вывозился в грязи, но выдернул его — и глаза мои полезли на лоб — это был штык! Окружившие меня у клуба старшие пацаны авторитетно сказали, что штык — немецкий. Попросили посмотреть — и убежали, захватив штык, с радостным воем первобытных охотников. А я шел за ними и плакал от обиды…
По вечерам, сидя у керосиновой лампы, отец пересказывал маме и нам, детям, последние новости крымских дорог. Я запомнил: один раз в соседней деревне погибло сразу шесть пацанов, нашедших гранату военного времени. Они бросили ее в костер. Вспомнив это, я подумал о родителях тех ребят — и мне стало страшно. Это какое-то фатальное, тотальное, перманентное следствие Большого взрыва, с которого началась наша Вселенная. Я вспомнил мертвых чеченских детей, лежавших на зеленой траве…
Я лежал на полу с закрытыми глазами и плакал, проклиная эту планету и этих выродков, которые каждый день, с утра, думают, что бы им поесть, а потом надеть, как побриться или накрасить губы.
Конечно, я просто переутомился и перекурил. В своей стране — как на войне.
Я снова думал о том, что человек должен проникнуть в тайну своего предназначения, а это нельзя сделать среди людей. Необходимо уединение, которого мне не хватает с самого рождения. Вспомнил, что однажды, во время пьяного бреда, решил покинуть Россию и уйти в горные леса Армении. Правда, потом опохмелился — и побежал на работу, как заводной ишак.
Господи, как хорошо, что я сигареты и корвалол покупаю в разных точках, а то было бы совсем смешно.
Почему они завидуют, обманывают, убивают, переодеваются и подделывают документы, бесконечно красят и завивают волосы? Потому что не знают, для чего рождены. Человек не может достичь предела, но он способен принимать самостоятельные решения. В этом его абсолютная сила. При этом одиночество неизбежно — как плата за истину. Конечно, Бог — это истина.
С 1994 года число похищаемых граждан увеличивалось на 60 процентов ежегодно, с начала 1999 года похищены в сопредельных с Чечней территориях 270 человек, в том числе 17 милиционеров, 80 солдат. Даже введенные Масхадовым законы шариата, предусматривающие за это преступление смертную казнь, не останавливают. Вокруг границ с Чечней орудует около 30 банд, похищающих людей.
«Независимая газета», сентябрь 1999 года.
Я шел по улице и встретил знакомую журналистку Бывает. Но она схватила меня за рукав и быстро оттащила на край тротуара. Так тоже, говорят, бывает, но реже.
