Штурмовики над Днепром - Пальмов Василий Васильевич (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Что ж, будем считать – на этот раз повезло, – подытожили мы трудный день.
Уже за полночь, наговорившись, мы легли отдыхать. Завтра дел, как всегда, полно.
– Кстати, как у тебя командирские дела? – спросил Карпов.
– Знакомлюсь с людьми… – ответил я кратко.
Многих офицеров и солдат второй эскадрильи я знал и до этого. Но это было чисто внешнее знакомство. Сейчас же долг командира обязывал изучить каждого. Старший техник эскадрильи Посметный и адъютант (по сути, это начальник штаба эскадрильи) Майков поделились своими оценками людей. Мне нужно было подобрать свой экипаж. Воздушным стрелком у прежнего командира капитана Мартынова был Иван Сычев. Знал я его еще с той поры, когда он, тогда мастер по вооружению и комсорг эскадрильи, первым сел в кабину стрелка. Сычев был награжден орденом Отечественной войны, считался одним из лучших мастеров своего дела. Такой стрелок для командирского экипажа – хорошая кандидатура.
– Ну, а механиком назначим Щедрова, – сказал я старшему технику.
– Что вы, что вы, товарищ командир! – замахал руками Посметный.
– Командирская машина – эталон. И люди должны быть лучшие. А Щедров… Старший техник выразительно щелкнул пальцами по шее и добавил: – Любит он это дело. А иногда и сверх меры.
– С безупречными людьми, конечно, легче, – ответил я. – Но и на фронте надо воспитывать. Ответственностью и доверием. Поэтому беру Щедрова.
Утром следующего дня знакомлюсь с экипажем. Сказал о том, что доверяю им и надеюсь, что в предстоящих боях они не посрамят воинской чести, а я останусь ими доволен. Рядом с Сычевым стоял худощавый, невысокий Щедров. Он был чуть старше меня. Для него назначение механиком командирской машины явилось неожиданностью. Налегая на вологодское «о», Щедров глухим от волнения голосом сказал:
– Товарищ командир, мы вас не подведем…
Моторист Григорьев и оружейник Шаповалов в знак согласия широко улыбнулись. Примерно через месяц старший техник Посметный будто между прочим сообщил:
– Щедрова теперь не узнать! Буквально от машины не оторвешь!
Я тоже был доволен трудолюбием и прилежностью механика, его заботой о нашем «ильюше». В канун Нового года летный состав полка пополнился. Это было уже его третье поколение с момента рождения части. Во вторую эскадрилью пришли комсомольцы Лобанов, Муяки, Ткаченко, Матюхин, Ганин, Алексей Кузнецов (у нас уже был его однофамилец Леонид). Первые дни они ходили стайкой, держались особняком, ко всему чутко прислушивались и подолгу смотрели вслед самолетам, уходящим на боевое задание. А после возвращения летчика новички глядели на него с восхищением. Летчик просто и буднично рассказывал об атаках, огне зениток, встрече с «мессершмиттами», а у новичков загорались глаза, и они внимательно слушали эти скупые короткие рассказы. Каково после этого было возвращаться к занятиям наземной подготовкой, тренажам в кабине самолета, заниматься изучением района полетов!
Погода стояла плохая, и новичков пускать в дело пока опасались. А они рвались в бой. Их рвение было понятным, но опыт подсказывал – пусть «перекипят» на земле, в воздухе нужна холодная голова. Да и обстановка на фронте пока давала возможность для хорошей подготовки молодежи к предстоящим боям.
Особенно нетерпелив был младший лейтенант Ганин. Почти каждый день слышалось: «Товарищ командир, когда возьмете на задание? Мы на фронте или в запасном полку?»
И вот, наконец, я объявил: завтра полетим! На построении, присматриваясь к летчикам, сообщаю задание. На правом фланге высокий смуглый Алексей Кузнецов. Он заметно волнуется, в первый вылет Алексей не пойдет, но об этом сообщу позже, а сейчас пусть все привыкают к мысли о вылете. Рядом с ним Ганин, тоже высокий, но более тонкой кости. Немного выпуклые немигающие серые глаза смотрят пристально и чуть-чуть растерянно. Исчезла шумливость, и непонятно, обрадован он или огорчен предстоящим заданием. Зато Яша Муяжи, одесский грек, – само спокойствие. Плотный, коренастый, он всей своей фигурой выражает готовность к действию. У крепыша Михаила Лобанова легкое волнение не смыло девичьего румянца во всю щеку. Вплотную, почти касаясь плечом товарища, стоит Александр Ткачейко, немножко позер, но это, скор«ее всего, по молодости. Лобанов и Ткаченко моложе всех, им нет и двадцати. Крайний на левом фланге тихоня Матюхин. Его коренастая фигура и твердая короткая шея свидетельствуют о силе и жизнестойкости.
Невелик мой командирский опыт, но за год фронтовой жизни он убедил меня: самые стойкие, выдержанные в бою, способные на подвиг люди, как правило, тихие и скромные. С ними порой трудно работать, но в воздухе – это надежная опора. Из первого вылета не вернулся Ганин. Трудно сказать, как он вел себя в бою: после первого захода на цель почему-то сразу же повернул в сторону своих войск. Что же случилось? Молодые летчики приуныли: потеря товарища омрачила впечатление от первого боевого вылета. Но на второй день на окраине аэродрома показалась высокая тонкая фигура Ганина. Он шел с парашютом за плечами. Доложил бойко, чуть ли не с гордостью:
– Младший лейтенант Ганин сел вынужденно в поле, с убранными шасси. Был подбит.
– Что подбито? Мотор?
– Никак нет, пробоина в крыле! – и обрисовывает в воздухе руками размер пробоины: – Вот такая!
– Как работал мотор?
– Нормально, но самолет тянуло к земле.
– До аэродрома могли дойти?
– Не знаю. Самолет же тянуло к земле…
Вот и пойми, в чем дело. Впрочем, доставят самолет, посмотрим на повреждение. Не исключено, что молодой летчик растерялся и принял неправильное решение. Так и оказалось. Осмотр доставленного самолета убедил – долететь на нем до аэродрома можно было. Этот случай стал началом своеобразной истории с молодым летчиком, который со временем стал в полку притчей во языцех. Наступил новый, 1944-й год. Встретили мы его скромно, по фронтовому. Девчата из летной столовой поставили небольшую елку, украсили ее поделками из фольги. После ужина с фронтовыми сто граммами были танцы вокруг елки, подсвеченной лампочками от самолетного аккумулятора. Первого января землю окутал беспросветный туман.
