Танкисты (Повесть) - Баскаков Владимир Евтихианович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Наши или немецкие? — с тревогой спросил Прохоров.
— Немецкие, конечно, — уверенно ответил Боев.
— Нет, пожалуй, и наши есть, — раздумчиво сказал Прохоров. — Вон у того танка на конце пушки нет набалдашника. У фрицев — набалдашник.
В канаве валялись трехосная немецкая машина и орудие, раскрашенное зелеными пятнами камуфляжа.
— Останови! — сказал Боев.
Встали посреди поля, и холодный ветер сразу завихрил снег у самых колес.
— Холодно.
— Да, — отозвался Прохоров, — дерет. Сейчас бы для сугрева из подарочка прихватить. А, лейтенант?
— Ладно, хватит!
— Да мне что, пусть оно там хоть вымерзнет. Пряники, поди, уже как камни — танком не раздавишь.
Боев осмотрелся кругом. Совсем нет машин. Гул орудий где-то далеко впереди и еще слева, за лесом.
— Заблудились мы, Прохоров, не надо было на перекрестке влево брать.
— Повернем обратно, в деревню, — с готовностью ответил водитель. — К тому старшине. Хозяйка сейчас, наверно, яишню жарит. Из двенадцати яиц. На сале.
— Перестань, говорю, — поморщился лейтенант. — Опять ты за свое. Поехали вперед, там разберемся.
Машина забуксовала в рыхлом, только что нападавшем снегу, но быстро вышла на твердый ледяной накат и, покачиваясь на колдобинах, стала набирать скорость. Поляна окончилась. Дорогу снова обступил лес, еловые лапы стучали и царапали кузов, неприятно хлопали по железу кабины.
Боев закурил, чтобы отогнать вдруг нахлынувшее на него колючее чувство страха. Прохоров тоже сбросил с лица обычную свою ухмылку, он сосредоточенно смотрел вперед через полукруг, расчищенный на стекле «дворником».
Машина вдруг резко затормозила в тот самый миг, когда кончился лес и среди белого поля показалась островерхая церковь и первые домики села. Боев не сразу понял, что именно случилось, но ощутил: произошло нечто страшное, исчезло куда-то лобовое стекло, и «дворник» продолжает свое мерное движение в пустоте. Лейтенант не слышал выстрела, не слышал звона разбившегося стекла, только увидел — это напомнило ему в тот миг показ на экране замедленной киносъемки, — как сидевший рядом водитель свалился через оторванную дверцу. Боев закричал: «Прохоров!» — но голоса своего не услышал. Потрогал ладонью лицо — все цело. «Я оглох», — подумал он и в тот же миг увидел прямо перед собой орудийный ствол с набалдашником.
Танк бесшумно двигался на машину, и ствол с набалдашником качался вверх-вниз, вверх-вниз. Потом дульный тормоз пушки с треском прорвал брезент кузова. Машину сильно ударило снизу, она скособочилась и поползла в кювет. Из прорехи кузова на чистый снег мягко шлепались аккуратные холщовые мешочки, перевязанные красными и синими лентами.
Мехкорпус ушел вперед, перерезая рокадные дороги и сбивая заслоны. Он двигался по узкому коридору, стрелковые дивизии вели бой на флангах.
25-я танковая бригада на рассвете седьмого дня наступления вплотную приблизилась к станции Боковка. Командир бригады полковник Семен Куценко выбрался из головного танка — в белом полушубке, высокий, грузный. Постучал палкой по броне другой машины.
— Вылезай, тезка, приехали!
Из башни показался подполковник в шинели, в желтых ремнях. Поправил очки, спросил:
— Боковка?
— Она самая.
— Надо сообщить Шубникову.
— Рано. Видишь водокачку? Там, я полагаю, немцы. Возьмем — сообщим.
Для подполковника Семена Козловского, заместителя командира бригады по политчасти, эта неделя была совсем необычная. Пришлось почти непрерывно целых семь дней пробыть в холодном танке. И сейчас неприятно ломило спину — давал себя знать радикулит, даже в меховых перчатках деревенели руки.
Был Козловский человеком сугубо штатским — преподавал политэкономию в Московском университете. Но еще перед войной при аттестации политсостава запаса ему, как старому члену партии, дали довольно высокое звание и, когда призвали в кадры, назначили заместителем командира танковой бригады по политчасти.
Козловский плохо представлял себе, что такое танк в бою, а здесь сразу пришлось садиться в него и идти с бригадой в прорыв. В самом начале прорыва первый его танк сгорел. Козловский выскочил на снег из охваченной огнем стальной коробки через нижний люк; забыв о радикулите, по-пластунски полз вместе с механиком-водителем в придорожную канаву.
Старый танкист Куценко — он в свои тридцать четыре года успел побывать и на Халхин-Голе, и под Выборгом, и в окружении под Киевом, и, наконец, прошлой зимой под Можайском — на следующее утро пришел к Козловскому в штабную машину, где тот спал, и, впервые обращаясь на «ты», спросил:
— Ну, профессор, теперь знаешь, что за штука танк?
— Теперь знаю…
Сейчас они стояли у другого танка рядом, два Семена — военный и штатский; большой, грузный, но в ладно сидящем полушубке и маленький, очкастый, в горбатившейся на спине «тыловой» шинели.
— А может быть, водокачка уже наша? Соседи подошли? — осторожно спросил Козловский.
Куценко пожал плечами:
— Может, и наша.
Он приказал дать три ракеты.
Сумрачное утреннее небо прочертили три желтые полосы.
Станция молчала.
Куценко приказал ординарцу позвать командира роты старшего лейтенанта Мальцева. Минут через пять из темноты к комбригу подбежал совсем еще молодой командир.
— Вот что, Мальцев, — сказал Куценко, — двигайся к станции. Вон к той водокачке. Не стреляй, пока не убедишься, что там не свои. Понял?
— Так точно!
— Ступай.
В бинокль хорошо было видно, как танки Мальцева, взрывая снег, покачивая стволами пушек, выходили из лесочка.
Первый танк выдвинулся из-за кирпичного сарая и встал прямо перед железнодорожным переездом.
— Ну что стоит? Что стоит? — заворчал Куценко. — Зачем из-за амбара вылез?
Выстрел прозвучал глухо. Куценко и Козловский увидели, как дрогнул головной танк и почти сразу окутался черным дымом.
— Немцы, — сокрушенно сказал Куценко. И, обращаясь к подошедшему начальнику штаба майору Щербине, добавил: — Организуйте удар по району водокачки. Помогите Мальцеву.
Бой был недолгим. В восемь утра Куценко и Козловский уже сидели в каменном вокзале у билетного окошечка на лавке и ели ломтики сала, разложенные ординарцем на газете. А в конце зала ожидания, на полу, лежали раненые, и среди них старший лейтенант Мальцев. Его с рябинками лицо было бледным, нос заострился. Кто-то укрыл его двумя шинелями, под головой — свернутый танковый брезент. Рядом на коленях стояла маленькая беленькая девушка и давала пить из плоской немецкой фляжки.
Бригада заняла станцию, захватила на путях четыре эшелона, груженных военной техникой, закрепилась за насыпью и дала знать об этом генералу Шубникову. Войск соседнего фронта она не встретила. Зато на следующий день подоспели, судя по всему, свежие немецкие части. Бои усилились.
Получив известие от Куценко о взятии Боковки, Шубников был, конечно, доволен: приказ командующего армией выполнен, — но настроение у генерала вроде даже ухудшилось.
Корпус прошел по узкому коридору, перерезал рокадные дороги и шоссе, занял железнодорожный узел, захватил трофеи — танки на платформах, но у соседей, видимо, произошла заминка.
И горловина прорыва узка, вот-вот прорвется. Генерал чувствовал, что на флангах обстановка осложняется. Вчера корпусный мотоциклетный батальон захватил немецкую штабную машину и шофера. Немец показал на допросе, что их бросили в бой прямо из вагонов. Ехали куда-то на Дон, но в пути ночью остановили эшелон и всех выгрузили в лесу. Захваченная машина принадлежала начальнику артиллерийского снабжения танковой дивизии.
Шубников доложил об этом командующему армией. Тот, как ему показалось, отнесся к известию спокойно. Спрашивал больше о том, когда будет взята Боковка и перерезана железная дорога.
Но Боковка взята, дорога перерезана. Куценко ведет бой за насыпью. А что дальше? Фланги не стали от этого надежнее.
И когда вечером начальник штаба корпуса полковник Середа доложил ему по телефону, что немцы прорвались через боевые порядки стрелковых дивизий и вышли на тыловую дорогу в тридцати семи километрах от Боковки, генерал только скрипнул зубами. Случилось то, чего он опасался, о чем все время думал. Первой мыслью было: правильно ли он поступил, отправив третьего дня все лишние машины, санбат и раненых за старую линию обороны? Правильно и вовремя! Начштаба Середа еще усомнился тогда в целесообразности такой меры, переспросил его два раза, надо ли отправлять машины. Шубников повторил твердо:
