Орудия в чехлах - Чукреев Ванцетти Иванович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— Силуэты! Вижу силуэты. Справа по носу — один. Справа по борту — два. Справа по корме — один. Дистанция два кабельтовых, — добавил он торопливо. И, поняв, что провинился, не доложил точно, согласно уставу, сначала направление, потом расстояние, потом что за предмет, сказал совсем смущённо: — Дистанция до всех одна примерно. И опять фрегаты.
— Ну и чёрт с ними! — сказал Курбатов, не отходя от левого борта. — Это они тренировкой нервов занимаются. Пусть… А в общем… — Шаги его прозвучали куда-то в средине мостика. — Радиорубка! Алло, радиорубка! Как у вас связь с главной базой?
— Разрешите приём? — Это опять громко и бодро спрашивал сигнальщик.
Иван видел в переднюю прорезь, как почти прямо по курсу корабля, только чуть-чуть вправо, засемафорил прожектор.
— Принимайте.
Помигав минуту, прожектор угас. На мостике было тихо. На всём корабле было тихо, и только однотонный гул машин, мерно встряхивавших корпус корабля, катился оттуда, снизу.
— Разрешите, — сказал сигнальщик, и голос его сорвался. — Разрешите передать… не понял.
— Как то есть! — сказал грозно Курбатов. — Как то есть не поняли! Чему вас учили?
— Никак нет, — ответил сигнальщик. — Я прочитал. — Он запутался. — Я, может быть, даже правильно прочитал.
— Что вы прочитали? — Голос командира прозвучал глухо, словно он огромным усилием воли сдерживал гнев. — Что вы прочитали, спрашиваю? Сигнальщик!
— Они… Они предлагают застопорить ход. Они… они осматривать…
Снова на мостике стало тихо. На корабле было тихо. И над морем, большим и огромным, тоже лежала тишина.
— А вы их, — Курбатов говорил негромко и, видимо, в это время закуривал, — а вы их пошлите к чёрту, сигнальщик. Пошлите их к чёртовой матери! — крикнул он вдруг громко и яростно, словно хотел, чтобы на кораблях, подозрительно прятавшихся в темноте, был услышан его голос. — Так и передайте. К чёртовой матери.
— Есть! — громко и весело воскликнул сигнальщик. — Послать к чёртовой матери! Товарищ капитан третьего ранга, в международном своде сигналов нет такого словосочетания.
— Радиорубка! — говорил в это время Курбатов. — Радиорубка! Вызовите главную базу. Радиорубка! Широта… — Он сказал широту. — Долгота… — Сказал долготу. — Военными кораблями типа фрегат, числом четыре, под флагом военно-морских сил… Сигнальщик! Наведите прожектор на вымпел и флаг головного мерзавца!
Над морем, выхватив из темноты крутой борт чужого корабля, потом угловатые, квадратные надстройки на палубе, пушку на высокой тумбе, словно на длинной ноге, около которой сидели и стояли чужие матросы, повис луч прожектора. Скользнув вверх, к реям и топам мачт, он замер.
— Ну? — Курбатов ждал, чуть склонившись над переговорной трубой, соединявшей его с радиорубкой. — Ну? Сигнальщик!
— Над кораблём нет флага, — с мрачной торжественностью ответил матрос. — На корабле нет опознавательных…
По мостику раздались торопливые шаги командира.
Есть голос на корабле. Голос, который любого, спящего безмятежно и крепко, разбудит, встряхнёт, заставит вскочить с койки. Любого, кто размечтался, задумался, он вернёт из самых далёких пространств, заставит забыть все. Любого, кто захандрил, запечалился, сделает мгновенно бодрым и сильным. Голос, который мирит поссорившихся друзей и ставит их рядом. Есть голос на корабле, требовательный, суровый, возникающий сразу по всем каютам, кубрикам, погребам и отсекам. Это голос колоколов громкого боя, голос электрозвонков, объявляющих боевую тревогу.
Голос этот услышали все на «Ратнике», услышал и старшина рулевых в ту самую секунду, когда сигнальщик доложил, что неизвестный корабль идёт без опознавательных знаков.
Звонки ещё не умолкли, они гремели ещё по опустевшим матросским кубрикам, по опустевшим каютам офицеров, а пулемётчики уже подняли пулемёты, привалились плечами к их тяжёлым, дугообразным упорам, комендоры расчехлили свои полуавтоматические пушки.
— Подать боезапас! — приказал Курбатов. — Радиорубка! Это не для вас. Вам додиктую… Потушите прожектор. На румбе?
— На румбе сто семьдесят семь.
— Так держать.
— Разрешите приём?
— Да, да, сигнальщик. Принимайте.
В темноте опять вздрагивал и пульсировал семафор прожектора.
— Радиорубка. В главную базу. Корабли без опознавательных знаков пытаются задержать, угрожают открытием огня… Сигнальщик? Об этом они семафорят?
— Так точно, товарищ капитан третьего ранга. Они требуют, предупреждая открыть…
— Радиорубка! Передали? Радист, в случае чего держите связь с главной базой сами… Помощник! Вперёд самый полный.
— Товарищ капитан третьего ранга, они повторяют.
— Ответьте, сигнальщик. Советский корабль идёт своим курсом и просит с дороги убраться. Комендоры, взять на прицел!..
Четыре прожектора, вспыхнув сразу, осветили «Ратник» весь — от носовых якорных клюзов до кормового среза, от самого низа до топов мачт. Синеватый мертвенный свет залил палубу, слепил глаза. И в этом освещении, ярком, но именно неживом, весь корабль стал похож на театральную декорацию. И пулемётчики, застывшие на полубаке около пулемётов, Ивану казались тоже похожими на артистов на маленьком, наиболее ярко освещённом пятачке сцены. Они стояли неподвижно, словно срослись плечами с пулемётами, чуть поднявшими кверху свои рыльца.
И вдруг над их головами прошил световые прожекторные потоки косой пульсирующий жёлто-огненный пунктир. По мостику как будто бы кто-то забегал частыми трескучими шагами. И вдруг совсем рядом, там, откуда била огненная струя, сверкнуло ярким, коротким непрожекторным светом. И в ту же секунду что-то тяжёлое, сорвавшееся сверху, обрушилось на переборки рубки, ударило так, что мерный, монотонный шум машин перестал ощущаться. Какая-то незнакомая тяжёлая сила рванула штурвал, подняла тело. Ивана бросило мимо компаса, ударило о задраенную дверь и… Почему-то звёзд стало много. Почему-то он увидел тёмное, совсем тёмное небо, до которого не доставали прожекторы. И звезды. Очень много звёзд. Налитые, полные, они рассыпались рисунком привычных созвездий, тех самых, которых из ходовой рубки никогда не было видно.
Резкую, ошеломляющую боль почувствовал он в шее, но шеи самой не ощутил. И головы словно тоже не было. Он хотел закричать, вскочить, но опять тяжёлый, незнакомый удар встряхнул корабельный корпус. Чужими, не своими глазами — он не чувствовал своих глаз — Иван увидел, что откуда-то из темноты, попав в световые полосы, лившиеся из прорезей, появилась фигура подчинённого ему рулевого.
— Петька! — закричал он. По крайней мере, Ивану казалось, что он кричит. — Петька! Сто семьдесят семь! Слышь… — Он хрипел, выхаркивая каждое слово вместе со сгустком крови. — Сто семьдесят… — И его по-прежнему в этой адской нечеловеческой боли удивляло: «Почему видно звезды?»
Первый снаряд ударил в левый край мостика, но ранило только рулевого внизу. Пулемётная очередь, полоснувшая по кораблю раньше, чем выстрелила вражеская пушка, и направленная в командира, нашла Курбатова.
Упав на руки помощника, он проговорил:
— Огонь! Ходовые огни потушить. В главную базу..
Второй снаряд разорвался под полубаком. Пулемётчиков сбросило на штабеля леса. Следующим снарядом около правой пушки оглушило расчёт. Но левая, сохранившаяся потому, что её прикрывали палубные надстройки, шлюпка и правое орудие, развернулась и первым снарядом расшибла прожектор ближайшего корабля. Второй снаряд, пущенный вслед, разорвался, видимо, в нефтецистерне. Столб пламени встал над фрегатом. Тотчас же прожекторы потухли. В это время ожила правая пушка. И пулемётчики, вернувшиеся к пулемётам, ударили дружными длинными очередями. Столб пламени горевшего вражеского корабля резко покатился в сторону и стал уходить. Дав несколько разрозненных залпов, остальные корабли исчезли в темноте.
— Прекратите огонь! — кричал помощник в мегафон: щит электросигнализации был разбит. — Прекратите огонь, пулемётчики! Сигнальщик, бегите к комендорам! Ходовые огни потушить! Лечь на обратный курс.
