Щенки и псы Войны - Щербаков Сергей Анатольевич "Аксу" (книги онлайн полные .txt) 📗
— Ну, что? Падла! Отбегался? — невольно вырвалось у раскрасневшегося от бега Игоря. Пот капельками проступил на его прокопченном лице.
В ответ из пересохшей от волнения глотки «нохчи» вырвался хрип. Квазимодо сделал шаг вперед. И они закружились вокруг друг друга, выжидая, кто первый сделает роковую ошибку, которая будет стоить кому-нибудь из них жизни. Неожиданно, где-то в стороне, чередуясь, громко затакали пулеметы, прогремел взрыв гранаты. Это и послужило сигналом к атаке. Боевик, не выдержав нервного напряжения, рванулся вперед, сделал резкий выпад ножом и нарвался на нокаут: Колосков, стоящий перед боевиком с опущенными руками, встретил его молниеносным ударом в лоб. Коронный "уракэн маваси-ути", круговой удар тыльной стороной кулака прошел на «отлично». Произошло сложение сил. Отключившийся чеченец выронил клинок, ноги в коленях подломились, и он рухнул на землю. Колосков быстро обыскал врага, кроме ножа другого оружия при нем не было. Вынув у пленного ремень из спущенных штанов, сделал вложенную петлю и лихо ее затянул на руках. Теперь хер освободится без посторонней помощи. Потом пропустил конец ремня ему между ног. Вот "таким Макаром" он и приволок пленного «чеха» к разгромленной на горной дороге колонне, держа его как шавку на привязи. Идти пришлось медленно, потому что ноги у «чеха» путались в спущенных ниже колен штанах, а ремень больно врезался в мошонку.
Осколки войны
Пригревало весеннее солнце. Издалека доносилось монотонное стрекотание, пролетевшего в сторону Ханкалы, «Ми-8». Старший лейтенант Гурнов сидел на хлипком деревянном ящике у бетонного блока и курил, провожая взглядом из-под белесых бровей группу чеченок, которые, шумно болтая, с огромными сумками и баулами направлялись в сторону рынка. Мимо блокпоста какой-то изможденный старик, тащил тележку на расхлябанных колесиках от детской коляски, груженную нехитрым скарбом. Напротив, за разбитой дорогой, сплошные руины: за горами мусора и битого кирпича пустые закопченные глазницы разрушенных домов. Весь облепленный бойцами, словно муравьями, промчался, уляпанный грязью, «бэтээр». За ним проехали бежевые «жигули», в которых восседали какие-то мужики с недобрыми небритыми лицами. Потом прошмыгнула старая облезлая «Волга» с набитым доверху багажником..
Вон там, за развалинами, полегла Майкопская бригада; а в том, покореженном авиаударом, доме, на третьем этаже сегодня саперы обнаружили «лежку» снайпера. И сняли две мастерски замаскированные растяжки, когда обрабатывали подходы к лестнице, ведущей наверх. Кто-то из «духов», видимо, готовил себе удобную позицию для обстрела блокпоста. Саперы обещали на днях рвануть эту чертову лестницу, чтобы никто не смог пробраться на верхние этажи. Вчера на рынке среди бела дня выстрелами в спину «чехи» завалили трех зазевавшихся «федералов». Опустив голову, Гурнов, лениво сплюнул в грязь, усеянную окурками и шелухой от семечек. На коленях у него покоился автомат. Потертая разгрузка была туго набита рожками. Шел 68-й день треклятой командировки. Осталось еще двадцать два дня томительного ожидания. Двадцать два дня неизвестности, двадцать два дня тревоги, двадцать два дня адского напряжения… Это была уже третья его командировка в Чечню. Чесалась давно немытая голова, позуживала спина: тело тосковало по баньке. Эх, сейчас бы горяченького парку, да березовый веничек…
— Дядь, даш закурить, а? — вдруг раздалось со стороны шлагбаума, прервав его невеселые думы. Гурнов повернул голову. Какой-то настырный шкет, лет двенадцати, настойчиво канючил у сержанта Егорова курево.
— Эй, пацан! Иди сюда! — окликнул его старший лейтенант. Шкет подошел, под его рваными, огромными не по размеру, десантными ботинками смачно чавкала весенняя грязь. У замурзанной куртки были подвернуты обтрепанные рукава. На голову напялена, видавшая виды, вязаная шапка с символикой «адидаса». Из-под нее настороженно глядели большие темно-серые глаза. Из левого кармана куртки торчала пластиковая бутылка из-под "пепси".
— Ну, чего тебе? — бесцеремонно спросил мальчишка, нехотя подойдя к бетонным блокам и с любопытством посматривая на Гурнова.
— Мне-то, ничего! А тебе, что надо? Чего, тут забыл, молокосос?
— Курнуть бы! Сигаретки не найдется?
— Почему не найдется, для такого гарного хлопца всегда найдем! — сказал добродушно Гурнов, извлекая из пачки сигарету и протягивая ее сопляку.
Пацан, быстро схватил сигарету грязными, с обломанными ногтями, пальцами и, подбросив ее вверх, ловко поймал на лету пухлыми губами. Деловито покопавшись в кармане, достал зеленую зажигалку и, пощелкав ею, прикурил. Гурнов, не сдержавшись, громко хмыкнул, ему было смешно и горько смотреть на пацана, который с серьезным видом дымил как заядлый курильщик.
— Тебя как зовут, троглодит? — задал он вопрос, вытряхивая из пачки сигарету.
— Меня-то? Санькой! А тебя?
— Сергей Андреич! Не слишком длинно? Можно, просто, Андреич! Ты где живешь-то, клоп?
— А там! — пацан махнул засаленным рукавом куда-то в сторону Старопромысловского района. — В подвале!
— Это, еще что за чучело? — увидев беспризорника, удивился, выглянувший наружу, заспанный снайпер Павел Савченко. — Начштаба новый пожаловал?
— Свои, Паша, свои! — отрезал хмурый Гурнов, разминая пальцами сигарету и тоже закуривая.
— С рынка видать идешь?
— Откуда ж еще!
— Что там интересного? Чего там делал-то, если не секрет? Торговал, что ли?
— Смеешься? Чем, блин, торговать? Дырками, на жопе!
— А хоть бы и так! — усмехнулся Гурнов.
— Вот, бутылку с «пепсой» у тетки слямзил! — Санька гордо похлопал по отопыренному карману.
— Родители-то чем занимаются? — полюбопытствовал старший лейтенант.
— Нету, их у меня!
— Как это, нет предков? Куда подевались?
— Отец пропал! А мамку убили с бабушкой!
— Значит, ты совсем один?
— Скажешь тоже, один? Нас в подвале много! Баба Тоня, тетя Вера, старик Михалыч, Дадаевы! Мурад еще!
— Что, и больше никого из родных у тебя нет?
— Когда я еще маленьким был, приезжал дядя Володя. Мамин брат. Но это было давно. Я его почти не помню!
— А где он живет, знаешь?
— Не! Не помню! Откуда-то издалека приезжал. Кажется, из Сыктывара, что ли!
— Из Сыктывкара, говоришь? — поправил мальчишку Гурнов. — Да, это не близко. В школу-то, ты хоть ходил?
— Да, во второй класс! Потом война началась.
— Учиться тебе надо, парень! Учиться! Выбираться отсюда, из этого дерьма, с этого кладбища. Родственников искать. Иначе, парень, загнешься, пропадешь здесь совсем.
— Я, пропаду? А это, видел! — Санька изобразил руками красноречивый жест и сделал не всякий случай шаг назад.
Гурнов закашлялся от смеха.
— Ну, ладно, ладно! Не пропадешь! Верю! Парень ты, я вижу ушлый, такие не пропадают!
— То-то же, а то пропадешь, пропадешь, — миролюбиво продолжал пацан.
— Санек, а кем мечтаешь стать, когда вырастешь? Небось, летчиком или моряком?
— Не, только не летчиком. Ненавижу их, гадов! — серые глаза мальчишки потемнели, губы сжались. — Шофером буду! Как папка!
— А почему шофером-то? Быструю езду любишь?
— Ага! Едешь, все мелькает. Здорово!
— Да, шофером быть хорошо. Только не здесь, — глубоко затягиваясь, Гурнов, погруженный в себя, задумчиво смотрел куда-то мимо пацана.
— Андреич! На связь! — позвал кто-то из-за бетонных блоков. Омоновец поднялся, сильным щелчком отправил окурок в лужу.
— Будет время, заходи! Может, придумаем что-нибудь насчет тебя! — уже на ходу бросил он, исчезая в проеме укрытия.
— Андреич! Вставай! К тебе тут целая делегация пожаловала! — прапорщик Малахов настойчиво расталкивал спящего Гурнова.
— Кто там еще? — проворчал сердито тот, усаживаясь на нары, с трудом продирая глаза.
— Гаврош, твой заявился! Иди встречай, "Макаренко"!