Это было под Ровно - Медведев Дмитрий Николаевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Так мы расстались с Кузнецовым и были уверены, что через неделю-другую встретимся у Львова. Но все повернулось иначе.
Дня через четыре мы узнали от связного из Луцка, что Николай Иванович с Каминским и Беловым пробыли в Луцке двое суток и потом выехали во Львов. Почему он так долго был в Луцке — неизвестно. При выезде из города у шлагбаума железной дороги его остановил немецкий пикет и стал проверять документы. Проверяли какой-то майор-гестаповец и два жандарма. Вероятно, Кузнецов почувствовал что-то неладное. Он не стал ждать, пока проверят документы, перестрелял всех троих, разломал шлагбаум, и машина на полном газу умчалась. После этих сведений я очень долго ничего не знал о Кузнецове.
19 января мы решили перейти железную дорогу во что бы то ни стало. Для перехода наметили участок между двумя переездами, где были неглубокие кюветы.
Мы выдвинули две крупные боевые группы — налево и направо от намеченного места перехода. Каждую группу предупредили, что если будет идти бронепоезд, они должны взорвать его и биться до тех пор, пока мы не сообщим, что колонна прошла.
Отряд двигался через дорогу часа полтора, а может, и больше. Никто нам не помешал, прошли без единого выстрела.
19 января мы перешли железную дорогу, а с 20-го у нас начались бои. Нам предстоял двухсоткилометровый путь, на каждом шагу нас подстерегали крупные засады.
Ночью мы непрерывно двигались и, натыкаясь на засады, вели бои, а днем располагались на отдых, и тут вновь происходили стычки.
Мы завели такой порядок: одно подразделение ведет бой, а другое готовит обед и отдыхает. Владимир Степанович Струтинский и здесь, в походе, был незаменим. Несмотря на постоянную опасность, он как заместитель командира хозяйственной роты все время обеспечивал питанием бойцов и заботился о раненых.
Почти все деревни занимали с боем. Я отдал такой приказ: если у хутора или деревни будут замечены вражеские часовые или вооруженные группы, то, прежде чем входить, обстреливать деревню из пушек и минометов. Это помогало. Давали десятка полтора выстрелов, и кавалерийский полуэскадрон шел на «ура». После этого отряд вступал уже в очищенную деревню.
Но бывало и иначе: заходим в деревню — она пуста. Ни людей, ни скота, ни птицы, ни даже мебели в хатах.
Куда все девалось? Неужели людей со всем их скарбом немцы вывезли в Германию?
Ответ на эти вопросы нашли Коля Струтинский, Шевчук, Валя Семенов и Новак.
В одной из хат, в чулане, они обнаружили какую-то яму. Она была тщательно закрыта пустой бочкой. Отодвинули бочку, и Семенов с фонариком полез в дыру. Вдруг под землей — выстрел. Семенов — назад. Наши кричат: «Выходите добровольно!» Ответа нет.
В одном из боев мы захватили у немцев несколько дымовых гранат. Мы их взяли с собой, но не знали, к чему применить. Теперь решили попробовать — бросили в дыру дымовую гранату. Через несколько минут из-под земли послышалось: «Сдаемся!» — и сразу из дыры показалась сначала винтовка, а затем черная от копоти физиономия бандита. За ним вылез второй. От них-то мы и узнали, куда девались люди и их имущество.
По указанию гестапо, всем жителям, под страхом расстрела, было приказано вырыть под домами так называемые «схроны», куда заранее спрятать хлеб, скот и все имущество и самим прятаться при подходе большевиков. Мы проверили. Действительно, под многими домами были эти «схроны» — подвалы, где стояли кровати, находились зерно и имущество, коровы, лошади, свиньи и птица. Везде была заготовлена и вода на много дней. Увидев советских людей, жители охотно выходили из «схронов».
Особенно много боев провел отряд, когда мы пересекали границу Галиции, которую немцы сильно охраняли. И сама дорога, по которой мы шли, стала очень тяжелой. Начались предгорья Карпат; приходилось то забираться на высокие лесистые холмы, то спускаться вниз. Пушки и подводы со снарядами и ранеными тащили чуть ли не на руках. Снег то выпадал, то начинал таять, образуя на дорогах непролазную грязь. По пути нам встречались реки, и под огнем врага мы строили мосты и переправы.
Но так или иначе, а мы были в шестидесяти километрах от Львова.
ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ТИШИНА
Мы подошли к деревне Нивице. Разведчики донесли, что никаких постов в деревне нет. Я удивился, столько прошли и везде натыкались на немцев, а здесь спокойно.
Въехали в деревню — действительно, все спокойно. Начали распределять людей по квартирам. Штаб остановился в самой крайней хате. Я вошел в домик, поздоровался с хозяином, пожилым крестьянином, и его женой. Тут же заметил на стене репродуктор.
— Работает? — спросил я у хозяина.
— Работает. У нас и церковь и школа работают.
— Немцы есть здесь?
— Нет, сейчас никого нет.
— Ну, а как вы живете?
— Ничего, живем.
— Часто тут немцы бывают?
— Бывают.
— Часто?
— Приезжают по три-четыре человека. Вывозят древесину из лесу.
Я поручил Лукину послать по деревне разведчиков и разузнать все получше. Через час разведчики вернулись и доложили, что все спокойно.
Я вызвал командира первой роты Ермолина и сказал ему:
— Тишина тишиной, а ты все-таки поставь дополнительные посты.
Народ наш устал, и все улеглись спать. Но мне не спалось. Уже больше месяца я был болен и последние дни совсем не поднимался с повозки — лежал, укрытый периной. Около меня постоянно находились связные. Болезнь и теперь не давала мне спать. Под утро, когда было еще темно, я все же решил выйти посмотреть, проверить посты. С большим трудом натянул на себя шинель, надел шапку, положил пистолет в карман и, держась за стену, перешагивая через спящих товарищей, вышел. Часовой, дежуривший около штаба, отсалютовал мне.
В плетеном заборе я нашел калиточку и вышел прямо в огород. За огородом начиналось открытое поле. И там я заметил на фоне серого неба какие-то силуэты. Я сначала подумал, что это идет развод, что командир первой роты, согласно распоряжению, расставляет посты. Но в ту же секунду понял, что это не развод. Вглядываюсь пристально — люди идут цепью, а не группой. Я присел на землю, чтобы силуэты людей были виднее. Да, это цепь, и есть определенная дистанция между каждым человеком, причем эта дистанция увеличивается по мере приближения людей ко мне.
Минута — и они уже совсем близко. Темнота мешала мне раньше определить расстояние. Неужели это враги? Я поднялся и крикнул:
— Кто идет?
Молчание. Вижу, по сторонам начинают меня обходить.
Я опять:
— Кто идет?
— А ты кто?
— Я командир, полковник.
— Ходы сюды!
Раз «ходы сюды» на командира, значит все ясно: бандиты. Я выхватил пистолет. Но только хотел выстрелить, по мне ударила автоматная очередь, одна, вторая. Слышу — немецкая команда. Я дал два выстрела — кто-то упал.
Наши открыли огонь по врагам. Это хорошо, но я-то оказался «между двух огней». От врагов в пяти метрах, от своих — в двадцати.
И те и другие стреляют. Пули пролетают около меня, одна сбивает шапку. Я лег на землю. Думаю: «Если к своим поползу, немцы увидят, что я жив, и начнут стрелять. Да и свои откроют стрельбу, если увидят, что к ним ползет какой-то человек. Что делать?»
Вдруг чувствую, кто-то тянет меня за ногу. Поворачиваюсь — человек в немецкой каске хочет снять с меня меховые унты. Вероятно, подумал, что я мертвый. Я выстрелил в упор.
Стрельба идет вовсю. В петлицу на воротнике шинели попадает разрывная пуля.
Изо всей мочи кричу:
— Прекратить огонь!
Но перекричать пулеметную стрельбу трудно. Меня не услышали. Кричу еще раз:
— Прекратить огонь! Это я, Медведев!
Услышали! По нашей цепи от бойца к бойцу передавалась команда: «Прекратить огонь… прекратить огонь… там полковник».
Под ливнем вражеских пуль я пополз к своим. У плетня меня подхватили. Но помощь мне не требовалась. В эти минуты крайнего напряжения я был как будто здоровым и продолжал командовать.
