Песнь о Перемышле (Повести) - Васильев Александр Александрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Запечатав наградные листы в самодельный пакет, он приказал писарю отнести его немедленно в штаб. Ночью идти было безопаснее, чем днем, когда в небе кружила вражеская «рама», а в кустах на том берегу подкарауливали снайперы. На всякий случай вместе с писарем пошел еще один боец с автоматом.
Мысль о возможной награде не просто воодушевила Ивана. Она подняла его на какую-то новую ступень. Еще несколько дней назад, встречая на улице военного с орденом на груди, он ощущал, как по телу пробегал ток, и его рука сама тянулась к виску. Он с детства был неравнодушен к орденам, знал их историю, часами рассматривал их на картинках…
Так было. А теперь и ему дадут орден. Должны. В бою он действовал грамотно и решительно. Вывел из строя вражеский танк. Разметал несколько колонн. И здесь, на берегу, четко взаимодействовал с пехотой, уничтожил два или три взвода гитлеровцев.
Но это только начало. Главное, что он понял, заключалось для него не в каких-то первых уничтоженных вражеских танках или машинах, а в том, что именно в бою он обретал для себя тот простор и ту свободу, какие, наверное, обретает птица, поднимаясь в воздух. Нет, он предугадал свою стихию: в бою его страсть накалялась до предела, а рассудок оставался холодным и ясным. Страх пропадал.
Иван вышел из дота, как тогда, в те последние мирные минуты. И так же потянулся за портсигаром, но отдернул руку. Здесь курить нельзя!
Но, как бы в насмешку над всеми приказами о светомаскировке, из-за моста в небо взлетела ракета и, вспыхнув, разлилась нестерпимо ярким зеленым светом. Она горела всего несколько секунд. Но почему-то только сейчас он успел рассмотреть, что дома, где жила Галя, нет. Его как смыло. Не было и других, соседних, домов. Маячили лишь черные трубы.
Ракета отгорела и погасла.
Ивану вдруг стало страшно. «А где же Галя, что с ней?» Все эти дни он держал ее в каком-то уголке своего сердца. И был спокоен и горд, защищая от врага землю, на которой она жила. Но то, что он сейчас увидел, словно перечеркнуло все его заслуги.
И тут же страх сменился злобой — на себя, на девушку, на ее куркуля-отца, на внезапно исчезнувшего машиниста… Эти штатские обманули его, провели как воробья на мякине! В тот вечер они, конечно, уже знали, что через несколько часов начнется война, и спешили удрать и увезти свое барахло. Он вспомнил тайную возню в доме, повозку с имуществом, старика и старуху. Так вот оно что значило! А он: «Любовь!»
Иван походил взад-вперед, посмотрел в черное небо с высокими звездами и немного успокоился. К чему сейчас ругать себя, когда уже ничего не изменишь! Да и тогда не изменил бы. Он ведь не Стенька Разин, который возил с собой свою персидскую княжну. И девушка, может быть, сама не виновата, может быть, она и в самом деле его любит? Любит, иначе не целовалась бы.
Нет, он не выбросит ее из своего сердца. Он лучше отомстит за нее. Повернувшись к вражескому берегу, Иван погрозил кулаком. «Только подойдите еще!» Теперь никто из этих гадов не уйдет отсюда живым. И пусть его девушка не увидит, как он бьет врагов, но она еще услышит о нем!
Тяжелый снаряд скользнул по броне, и колпак зазвенел как колокол. Василий ошалело покрутил головой. «Дают прикурить!» На этот раз каша заваривалась посерьезнее. «Ишь, как они ярятся…»
Внизу, в боевых казематах, уже грохотало. Ухали выстрелы, клацали орудийные замки. Артиллеристы, с потными, красными лицами, работали, не слыша друг друга, по одной догадке.
Дот все чаще и чаще сотрясали удары. За каких-нибудь полчаса вражеская артиллерия успела хорошо пристреляться. Чего-чего, а точности у фрицев не отнять. Было несколько прямых попаданий. Но железобетонные двухметровой толщины стены пока выдерживали.
Командир дота шарил перископом, пытаясь обнаружить вражеские огневые позиции. Но немцы хорошо замаскировались. К тому же рассмотреть их мешала густая завеса пыли, поднятой взрывами. Иван начинал нервничать. Приходилось отвечать наугад, тратить снаряды впустую.
Из штаба тоже помочь не могли. На НП с разных концов летели просьбы о корректировке огня. Враг, видимо, готовил решительное наступление и прежде всего хотел подавить или уничтожить доты. «Понятно, — с усмешкой повторил про себя Иван. — Мы для них — как „любимый“ мозоль. Только у них гайка слаба…»
Новый, страшной силы удар встряхнул дот, и все попадали. На стене обозначился излом. Командир вскочил с пола первым, метнулся к стереотрубе. Вдали, из зарослей над дорогой, опоясывающей холм, сизой голубиной стайкой уходил в небо дымок.
Командир приник к окулярам. Прошла минута, другая, и в разлинованном крестом круге сверкнул огонь. Сквозь красное облако Иван разглядел контур вражеского орудия. Большая пушка черным зевом уставилась прямо на дот. «Вот такую они свинью подвезли!» И подумал не без гордости: значит, тогда, в первых боях, он им здорово насолил, если они притащили сюда эту махину. Лейтенант знал, что орудия таких калибров находятся в личном распоряжении генералов, может быть даже маршалов, или, как их там, у них, фельдмаршалов. Но эта мысль лишь еще больше воодушевила его. «Что ж, потягаемся и с фельдмаршалами!»
Он сам сделал расчеты, сам проверил прицел. «Стрелять только по моей команде!» — приказал он. Его уже захватил привычный азарт. Теперь Иван не думал ни о чем, кроме этой «сверхпушки». Подавить ее было делом его командирской чести!
Он даже отвел себе срок: десять минут. Десяти минут ему хватит, чтобы сделать из нее отбивную. Главное — ушла неясность. Остальное зависит от него.
Первые посланные им снаряды разорвались метрах в двухстах от цели. Один врезался в мост, перекрывавший ложбину. Вспыхнула спрятанная в кустах бочка с заправкой.
Немцы ответили. С минуту тяжелые удары сотрясали дот. На мгновение погас свет. С потолка посыпалась цементная крошка. Василий, которому страшно было сидеть одному в своем колпаке, приоткрыл входной люк — на миру и смерть красна! — и заметил, что наводчик, весь белый, словно вывалянный в муке, что-то показывает лейтенанту. Но тот в запарке уже никого не видел и не слышал.
Он готовился взять эту проклятую пушку в «вилку». Последние два его снаряда разорвались уже почти рядом с ней — один правее, другой — левее зарослей. Иван уточнил прицел. «Все, концы, — сказал он себе и взглянул на часы. — Сейчас я ей врежу!» До назначенного срока осталось еще с полминуты…
Он скомандовал: «Огонь!» и приник к окулярам. Увидел, как расступились заросли, взлетела в воздух земля. Но где же пушка? Иван протер рукавом стекло. «Что за чертовщина?»
Невредимая, она выползла из зарослей на дорогу. Вся в грязных маскировочных пятнах, она и впрямь напоминала свинью. А немцы — муравьев. Иван даже задрожал от страха. Но это был страх не за себя, не за своих подчиненных. Он боялся проиграть дуэль, остаться в дураках!
Конечно, где-то в нем говорил и трезвый расчет. Если немцы переведут пушку на новую, тем более закрытую, позицию, то ему и его доту придется плохо. Нет, эту пушку он должен прикончить сейчас, пока она как на ладони. Сейчас… или никогда!
Он лихорадочно крутил лимб, уточняя координаты ненавистной пушки. Только бы она не дошла до поворота! Иван понимал, что у него остаются считанные минуты. Но удача словно покинула его. Он выпускал снаряд за снарядом, и все мимо.
Немцы пока не отвечали, боясь остановиться. Но вдруг, словно угадав, что в доте что-то разладилось, осмелели. Пушка развернулась, из ее пасти вырвался косматый ком огня и дыма.
Ивана толкнуло в спину, отбросило от приборов. Вылетев в тамбур, он попытался подняться, но не смог. Ноги подкосились, голос пропал. Знаком, как немой, он показал подбежавшему к нему наводчику: становись на мое место! И, весь дрожа от злобы на себя, на немцев, на свое бессилие, отвернулся к стене.
Василий, который со своим пулеметом сидел в колпаке пока без дела, спустился вниз, чтобы помочь ребятам. Лейтенанта они оставили в покое. Не до его переживаний. Ну, контузило слегка, нервишки сдали. Ничего, оклемается.
