Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– «Маленькие», у меня тяжело ранен стрелок. «Маленькие», прикройте хвост, идем домой!
Струилась Висла под широким зеленым крылом «Ильюшина», словно стараясь поскорее растворить в себе кровь людскую, щедро полившую ее берега. Эти полинявшие осенние берега давали дорогу широкой реке, и она мчалась к морю, волоча останки вырванных с корнем при артналетах деревьев, перевернутые рыбацкие лодки, трупы еще вчера говоривших людей. Небо над Вислой чуть-чуть посветлело, ветер, борясь с тучами, прокладывал в них себе дорогу на восток.
Сжав зубы, вел Демин к аэродрому «тринадцатую».
Гудела голова от напряжения, спина была мокрой от пота. В другое время Николай, любивший смаковать боевые удачи, с удовольствием вспоминал бы, как зашел он в хвост «удетовцу», как увидел в прицеле его заметавшийся самолет и расколол его одновременной очередью из всех огневых точек. Но сейчас все это казалось ненужным. Демин еле удерживался, чтобы не расплакаться, когда окликивал воздушного стрелка и в ответ получал одно лишь молчание.
Справа и слева как траурный эскорт, шли две пары «Яковлевых». Им тоже пришлось в этом полете выдержать неравный бой, но ребята оказались молодцами, потому что послали на холодное дно Вислы два «мессера» и уберегли «тринадцатую» от новых атак.
– Леня, дружище, докладывай! – надрывался по СПУ Демин.
И вот в наушниках раздался слабый, булькающий голос:
– Коля, родной… меня в грудь… вся рубашка промокла, тошнит.
– Потерпи, Леня, скоро дойдем, и тебя врачи залатают… Я уже на КП сообщил, чтобы санитарку вызвали… терпи, казак, атаманом будешь!
– Сил нету, Коля, – простонал снова Пчелинцев.
– А ты терпи, если я приказываю, – мягко отозвался Демин. – Вытерпи, родной, мы еще не один раз с тобой поднимемся.
– Не-е-ет.
– Терпи, Леня… хочешь я тебе песню спою, хоть я и безголосый.
– Спой, – жалобно прошептал Пчелинцев, – будет легче… обязательно песню.
Демин чуть-чуть прибавил мотору обороты и, вглядываясь в медленно расступающийся впереди туман, сверяя по компасу, времени и знакомым приметам привычную, уже больше десятка раз хоженую дорогу на Вышкувский аэродром, запел фальшивым надтреснутым голосом:
Он облизнул жаркие от волнения губы и продолжал:
– Спасибо, Коля, прощай, – донесся затухающий голос.
– «Горбатый», мы уходим, – передал командир четверки ЯКов, – зона чиста, заходи на посадку.
– Спасибо, ребята, – вяло поблагодарил Демин.
Впереди расступились набухшие влагой облака, и он увидел вдалеке капониры и зачехленные в них самолеты, и маленький коробок-«санитарку» на старте, и толпу летчиков у штабной землянки. «Он, вероятно, очень плох, – подумал Демин о своем воздушном стрелке. – Мне нельзя сажать самолет по всем правилам, делая все четыре разворота во время полного круга. Каждый разворот будет приносить ему невыносимую боль. Я на задании был только один, и я имею право садиться теперь с прямой. Я должен посадить «тринадцатую» мягко-мягко, как санитарную машину».
Демин легким, неощутимым креном совместил нос самолета с серой, уже подсыхающей посадочной полосой и стал планировать, С мягким щелчком из-под брюха вышли оба колеса. Зеленые лампочки успокаивающе загорелись на приборной панели. Он все сделал, чтобы без толчка, на все три точки опустить машину, и этого достиг. Облегченный от израсходованных боеприпасов и сожженного горючего, штурмовик мягко побежал по ровному летному полю. У полотняного белого посадочного знака стояла «санитарка» с красным крестом на сером кузове. Медсестры разворачивали носилки. Демин притормозил и выключил мотор. Метнулись черные лопасти пинта и бессильно поникли. «Тринадцатая» остановилась метрах в десяти за «Т». Демин рывком отстегнул пристяжные ремни, рывком распахнул над головой колпак.
Когда он спрыгнул с крыла на скользкую, еще не просохшую землю, Пчелинцева уже выносили из кабины.
Из разорванного правого сапога кровь падала на землю обильными каплями, гимнастерка набухла и сделалась темной. Сквозь полузакрытые веки Пчелинцев глядел на мир уже невидящими глазами. Сестра шепотом попросила Заморина разуть раненого, и тот, снимая сапог, в какой-то момент, вероятно, причинил стрелку сильную боль, и эта боль на минуту вернула Пчелинцева к жизни.
Он широко раскрыл угасающие глаза, разжал синеющие губы. Очевидно, с разостланных на земле носилок он увидел все: и широкое поле аэродрома с чернеющими в капонирах трехлопастными винтами «Ильюшиных», и столпившихся над ним людей, и низкое сумрачное небо, готовое его оплакать сырым дождем. Зара склонилась над ним, но Пчелинцев, шевеля посиневшими губами, кого-то искал – искал настойчиво и упорно, водя вокруг совершенно осмысленным взглядом и, найдя, слабо улыбнулся. Демин сразу понял, что это ему хочет сказать что-то Пчелинцев напоследок.
– Наклонись…
Демин послушно опустился рядом с носилками на колеи и, ощущая под ними мокрую холодную землю. Видел, как ходит кадык на мальчишеской шее Пчелинцева оттого, что тот хочет набрать полную грудь воздуха и не может. И всего несколько слов сорвалось с его сухих, синеющих губ:
– Коля… родной, попробуй закончить… тетрадка. – Оп вздохнул глубоко-глубоко и резко вытянулся, будто его свела неожиданная судорога. Холодный и молчаливый лежал он на осенней, не родной ему, польской земле, и его глаза, подернутые пленкой, безразлично смотрели на облака, проносившиеся над аэродромом. Подошел пожилой, рослый майор-хирург из полевого госпиталя и, взяв пожелтевшую; безжизненную руку, в последней надежде пытался нащупать пульс. Потом все услышали его тихий голос:
– Воздушный стрелок Пчелинцев умер.
– Нет! – раздался вдруг отчаянный крик Зары. – Леня не умер. Он погиб! – Она с горьким плачем кинулась прочь от самолета, от людей, безмолвно окруживших распластанные на земле носилки.