Почти три года. Ленинградский дневник - Инбер Вера Михайловна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
До войны на отопление оранжереи здешнего сада уходило 2 000 тонн угля в год. За время блокады от холода погибло девять десятых всех растений. Спаслись только те, что были в маленькой оранжерее и по домам у сотрудников — как, например, кактусы у Курнакова. Наиболее выносливыми оказались рододендроны с их толстыми, мясистыми листьями.
Узнав, что ущерб, нанесенный войной Ботаническому саду, исчисляется в 1 200 000 рублей золотом, я опросила, каким образом получилась эта цифра? Неужели была «вычислена» стоимость каждого дерева? А труд, потраченный на него?
Оказалось, все высчитано совершенно по-иному. 1 200 000 рублей золотом — это стоимость пяти кругосветных путешествий, нужных для того, чтобы снова сделать Ботанический сад таким, каким он был до войны.
Путешествия должны быть:
1. В тропическую часть Южной Америки.
2. В Западную Африку (Бельгийское Конго).
3. В Индийский океан: Мадагаскар, Цейлон, Индия (Коломбо), Сингапур, Бютнзорский ботанический сад на острове Ява.
4. В Восточную Австралию — сюда же входят Новая Зеландия и Тасмания.
5. В юго-восточную часть Китая.
Все это — основные растительные центры, колыбели растений. Наша же собственная страна хотя и велика, но протяженность у нее долготная, а для ботаники нужна широтная.
Переселение взрослых деревьев в другие климаты происходит не просто. Деревья пересаживают из родного грунта в кадки, где они живут два года, привыкая к другой земле. И только потом их отправляют в далекое путешествие, в иные страны.
Монтеверде и Шипчинский ушли, подарив мне на прощанье три маленьких папоротника и бегонию. А я долго еще думала о Ботаническом саде. Он «зеленой нитью» прошел сквозь всю мою жизнь в Ленинграде. Он встретил меня в августе 1941 года и провожает в мае 1944 года. Пулковский меридиан проходит и по газонам Ботанического сада.
Я глядела на свой плохонький глобус, на все эти моря и материки, залитые теперь кровью, и думала о том времени, когда окончится война и станут возможны все эти пять кругосветных путешествий. «Бютнзорский ботанический сад на Яве…» Одно название чего стоит!
Земной шар весь в садах вставал передо мной. («Растения развертывают неизмеримую поверхность своих листьев…») И на этой земле — светлые, мирные поколения, для счастья которых там много сделала моя страна. И в частности — Ленинград.
5 июня 1944 года
Мой прощальный вечер в Союзе писателей был хорош, тепел, как сегодняшний день.
6 июня 1944 года
Хотя мне все еще трудно двигаться, все же сегодня утром решила пойти на выставку «Героическая оборона Ленинграда». Я не могла перед отъездом в Москву не повидать ее.
Мы с И. Д. доехали трамваем до Лебяжьей канавки, а оттуда тихонько пошли по солнечной стороне до Соляного городка, где помещается выставка. День был чудесный: первый по-настоящему теплый день. Трудно было оторваться от прогретой солнцем зелени и войти в холодное громадное здание. У входа на каждой трофейной пушке сидело по живому ленинградскому мальчику.
Выставка очень велика, я не могла обойти ее всю. В подвальное помещение мы и вовсе не спускались. Но центральные залы осмотрели хорошо.
Мы с И. Д. мало разговаривали: кивок головы, жест, короткая фраза — и мы понимали друг друга. Почти три года жизни прошли перед нами.
Здесь было собрано все, что угрожало Ленинграду и что его спасло. В главном зале, у стены, треугольным холмом до самого потолка уложены немецкие каски. В середине зала — тяжелая немецкая артиллерия, обстреливавшая «военные объекты» Ленинграда и среди них — нашу больницу («объект» № 89). 154-миллиметровые пушки с жерлом широким, как паровозная топка. Шестиствольные минометы. «Пантеры», «тигры» и «фердинанды», окрашенные в цвета гранита, зелени и снега. Сбитый самолет с черным крестом на крыльях. Снаряды и бомбы всех видов. Морская магнитная мина, сброшенная в районе Балтийского вокзала, но, к счастью, не взорвавшаяся.
Мы встретили здесь и «нашу» бомбу, сброшенную к нам на территорию в золотой осенний день 1941 года. Под бомбой подпись: «Вес 1000 кг, диаметр — 660 миллиметров, длина — 990 миллиметров. 10 октября 1941 года ее разрядили инженер-капитан Н. Г. Лопатин и командир ополчения А. П. Ильинский».
Бомба была в полной сохранности: не хватало только куска стабилизатора, — он лежал у меня дома, в ящике стола.
Живописное панно: в ночь на 5 октября первый в истории воздухоплавания воздушный ночной таран молодого летчика Савостьянова. Сбив вражеский самолет, он спустился на парашюте. В другом зале, во всю его длину, гигантское орудие с линкора «Октябрьская революция», а рядом приподнятый над полом, как бы летящий по волнам, весь в пробоинах, торпедный катер, явивший чудеса храбрости.
19 сентября 1941 года (день, когда мы приехали на Разъезжую через несколько минут после падения бомбы) оказалось одним из самых кровавых дней блокады. Тогда было б воздушных тревог, длившихся в общей сложности 7 часов 34 минуты.
Фугасных бомб было сброшено 528.
Зажигательных — 1435.
Выпущено артиллерийских снарядов по городу — 97.
Зарегистрировано очагов поражения — 89.
Работали: 3912 команд городского МПВО, 52 команды местного МПВО, 17 дружин РОКК и 21 группа самозащиты жилых домов.
Раздел ленинградской промышленности. Она всю себя отдала фронту. Турбогенераторы здешних заводов к концу блокады шли в Комсомольск, Рубцовск, Баку, Брянск, Сталиногорск, в Донбасс — в Макеевку, Горловку, Кадиевку.
Табачная фабрика, выпускавшая до войны папиросы «Фестиваль», «Зефир», «Северную Пальмиру», парфюмерная фабрика и фабрика кефира во время блокады работали на оборону. А теперь мы снова видим в витрине духи «Белая ночь» в чуть менее нарядной упаковке и бутылочки с кефиром, но уже не молочным, а соевым.
Раздел общественного питания. Продукты и меню ленинградских столовых в дни блокады.
Корьевая мука, сметки (то есть сметенные отовсюду остатки) шли на лепешки.
Белковые дрожжи — на первые блюда.
Декстрин (технические отходы) — на оладьи, запеканки, биточки, котлеты.
Мука льняного жмыха — на вторые блюда.
Альбумин — на первые блюда.
Целлюлоза — на оладьи, запеканки, биточки, котлеты.
Гонка (отработанная деталь текстильной машины, изготовленная из свиной кожи) — на суп, студень, котлеты.
Столярный клей и мездра — тоже на студень.
На одной из полок — «осветительные приборы»: лучина, фонарь «летучая мышь», плошки, пробирки, банки, свечи.
Тут мы с И. Д. переглянулись, вспомнив эти мучительные пустотелые свечи из неизвестного состава, в которых фитиль не проходил в центре, а вылезал наружу с боков, шипя и погасая.
Но особенно долго, очень-очень долго, стояли мы перед витриной, оформленной в виде булочной. Это было окно, густо заросшее льдом, только в центре неровно оттаявшее от скупого тепла двух коптилок..
И в этом просвете весы: на одной чашке четыре малые гирьки. На другой — 125 граммов хлеба, то, что большинство ленинградцев получало с 20 ноября по 25 декабря 1941 года.
Над весами, в стеклянной колбе, мука того времени И ее состав:
Мука ржаная дефектная — 50 %.
Соль— 10 %.
Жмых—10 %.
Целлюлоза — 15 %.
Соевая мука, отбойная пыль, отруби — по 5 %.
После выставки И. Д. пошел в город по делам, а я осталась посидеть на скамье в Летнем саду.
Благоуханный, в нежной зелени, сад был прекрасен. По дорожкам бегали дети в венках из одуванчиков. Солнечные блики падали на памятник Крылову, с которого уже начинали снимать деревянный футляр.
Солнце, тепло, тишина, еле слышное шевеление листьев… Я сидела как зачарованная.
Рядом со мной села женщина, изжелта-бледная, с одышкой. Это была еще блокадная бледность. Я вспомнила: 50 процентов муки ржаной дефектной…
Отдышавшись, женщина сказала, что ей много лучше, что она уже ходит теперь без посторонней помощи, и спросила, правда ли, что «открыт второй фронт». Она только что слышала об этом в трамвае.
