Солдат из Казахстана (Повесть) - Мусрепов Габит Махмудович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
— Ну довольно, пошли их к чертям! — приказал Мирошник.
— Наш генерал приказал послать тебя к… — разошелся Гришин. — Виноват, товарищ капитан! — вскочил он перед Мирошником, бросив трубку.
Мирошник махнул рукой.
— Ушаков! — позвал он. — Разверните над дотом советское знамя.
VIII
Первая ночь прошла в подозрительном молчании и томительной тревоге. Ничего нового в наше положение она не внесла.
На самом маленьком островке, какой только может существовать на свете, в полном неведении о том, что творится вокруг и что ожидает наутро, осталась горстка советских бойцов.
Десант, не удался. Потоплены ли наши катера или отбиты, повернули они назад или половина их лежала на дне моря, мы ничего не знали. В нашу сторону не раздавалось ни выстрела, только изредка из окружающего нас враждебного мира поднимались огни цветных сигнальных ракет. Наше охранение также в свою очередь выпускало осветительные ракеты — их было у нас достаточно.
В центральном помещении дота нас семеро.
— Тоже пускают огни, — вслух заметил Самед, наблюдая сквозь щель.
Никто не ответил ему. Мысли всех заняты совершенно другим. Мы все сидим молча и неподвижно, словно каждый прирос к своему месту. Помимо вдруг сказавшейся усталости всех нас охватили тяжелые думы.
Только вчера каждый из нас мечтал, что уже в этих-то сапогах мы дойдем до Берлина. Сейчас мы сидим в непривычной гнетущей тишине, отрезанные от родного советского мира. Каждый делает вид, что ему хочется спать, и надо бы спать, чтобы стать бодрей и боеспособней: ведь через два часа надо сменить бойцов, засевших по гнездам. Но сон не берет нас. Все мы сидим или лежим на нарах, и каждый упорно думает.
— Товарищ Насреддин как-то сказал мне: «То, что думаешь ты, может думать и твой враг», — обратился Самед к Володе. — О чем твои мысли, друг?
— О том, что немцы считают, будто наши минуты уже сочтены и мы у них просто в кармане.
— Ай-яй-яй! Никогда не считай врага глупее себя! — возразил Самед. — Враг не дурак, он понимает, что в таком кармане можно потерять собственную руку! — переходит Самед на свой обычный тон. — Ты, мой дорогой Володя, говоришь так потому, что боишься. А мулла Насреддин говорит иначе: «Если хочешь казаться врагу страшным, то прежде всего не бойся сам».
— А про нас он не сказал чего-нибудь? — с усмешкой вмешался Вася.
— Вот это про нас и сказал!
— А твой мулла сам-то был на войне? — обратился к Самеду Егорушка.
Никогда не слышавший раньше имени мудрого шутника. Егорушка все еще не может разобраться, кто же такой Насреддин. Впрочем, даже я, казах, не сразу понял, в чем тут дело. Вначале я предполагал, что Самед вспоминает каждый раз изречения муллы, взятые из распространенных в народе анекдотов о нем, которые и мне приходилось слышать. Но со временем я убедился, что ошибся: Самед ничего не цитировал, он творил собственного Ходжу Насреддина, по-новому освещая его образ, созданный отцами и дедами. Так, вероятно, и рождался в веках устами смелых передовых людей Насреддин — жизнелюбивый борец за правду, ненавидящий всяческих деспотов, простовато-хитрый и веселый философ, помогающий людям сохранять бодрость и уверенность в себе в каждом тяжелом деле. Теперь наш Самед призвал Ходжу Насреддина в армию, и тот честно служит народу, помогая нам в тяжком солдатском труде.
— Э-э, мулла Насреддин такой, брат, вояка — всю жизнь воевал один против тысяч! — ответил Егорушке Самед. — Никого не боялся.
— Вон как! — почтительно сказал тот. — Небось Героя получил? Герою чего ж бояться, на то он и герой…
— А ты не герой? — поддразнил Самед.
— Какой я герой? — отмахнулся Егор. — Я разве хвалюсь? Я и жены-то боюсь. Как она осерчает, я вон из избы да в лес…
— А в лесу медведь! — усмехнулся Володя.
— Медведь не беда. Я трех заколол да пяток застрелил.
— Один ходил на медведя? — вмешался Петя.
— Что ж, я бабу с собой поведу на медведя, что ли! Ветчина из него хороша, — вдруг заключил Егор.
— Вот бы нам!
— Товарищ Ходжа Насреддин советует не мечтать о том, чего не достанешь. На Керченском полуострове не найдешь ни кусочка медведя.
— Утром получите сухари, — сказал я. — Капитан приказал объявить, что запас позволяет выдать каждому только по триста граммов.
— А на сколько дней хватит? — спросил Петя.
Это был неосторожный вопрос. Запас продуктов для гарнизона — всегда военная тайна. Но к чему было хранить тайну от этих ребят? Это были надежные, опытные бойцы. Я не скрыл от них правды.
— Запас на два дня, — сказал я.
— Тогда, значит, надо уменьшить. Пусть будет хоть на три, — решительно заявил Петя.
— Наши фляжки дадут нам еще два дня — вот и пять, — усмехнулся Самед.
— А вода? — спросил Володя.
— Вода? «Когда нет воды, — говорил Ходжа Насреддин, — подумай о саксауле: живет в пустыне, воды никогда не видит, а терпит, растет!»
С ним согласились.
Я задаю себе вопрос: что это — желание прожить на два дня дольше или желание на два дня дольше держаться в бою? Но, в сущности, это пустой вопрос. Как говорит Шеген, «метафизика». Ведь как ни верти, получается то же: лишний день жизни — лишний день и в бою.
Утром мы определили свое положение. Оказалось, что мы занимали вершину одного из курганов, расположенных широким кругом по морскому побережью вокруг древнего Керченского городища. Если даже на каждом из них было по такому же доту, наш обладал преимуществом: он господствовал над другими со своей высокой вершины.
Ночью нам казалось, что мы ушли далеко от берега, однако с кургана мы увидели море совсем рядом — не более километра по прямой. Было видно, что от холмов до моря раньше тянулись колхозные сады. Сейчас здесь все было взрыто и выжжено. Обгорелые развалины лежали кое-где среди пустырей. На север от нас сверкало холодной плешью озеро, к востоку от нас был город Керчь. Разоренные окрестности подтверждали нам в сотый раз, что Гитлер хотел превратить всю нашу страну в пустыню.
Вокруг занятой нами высотки маршировали немецкие солдаты.
— Тут фронт, а они строевой занялись! — удивился Егор.
Мирошник, смотревший в трофейную стереотрубу, объяснил:
— Они хотят показать, что не боятся нас… Видно, поняли, что за штука наши ночные грозные «батальоны».
— Вот хамы! — воскликнул Петя и прильнул к своему пулемету.
Высота обнесена двойным рядом окопов, задачей которых было ее защищать. Теперь они же окружили ее кольцом осады. Немцы маршировали к этим окопам.
Мы не привыкли видеть врага так близко и не стрелять в него. Каждый ждал команды «огонь», и каждый изготовился к стрельбе, заняв амбразуры. Но капитан спокойно подал другую команду:
— Отставить! Они хотят вызвать огонь, а мы помолчим, пока можно молчать. Понятно?
— Так точно, понятно!
Капитан продолжал наблюдение. Он покачал головой, винт перископа в руке его начал крутиться более нервно.
— Что за черт? Что за черт? — бормотал он, перенося обзор на новую точку. И снова: — Что за дьявол такой?
— Товарищ капитан, что случилось? — осмелился я обратиться к нему.
— Гляди на вершины курганов, — сказал он.
Я стал наблюдать.
Над каждой высоткой, так же как и над нашей, развевались наши родные красные знамена. Значит, фашистская суматоха была не пустой; значит, за собственным криком и выстрелами мы не слыхали, как наши товарищи с других катеров атаковали другие курганы…
— Андрей Денисович, наши повсюду. Ура! — воскликнул я. — Наши! По всем курганам…
— Ура! — подхватили ребята, бросаясь к боевым амбразурам, чтобы убедиться своими глазами.
Капитан продолжал крутить свой винт. Нервные сухощавые пальцы двигались нетерпеливо.
— Ерунда, — наконец говорит он, — фальшивка! Если бы столько точек было занято нашими, немцы не лезли бы так на рожон. Уж мы бы им дали страху!
— Вы думаете, они подняли сами красные флаги? Зачем? — удивлен я его утверждением.
