Разведка без мифов - Паршина Елизавета Александровна (книги без сокращений TXT) 📗
— Я думаю, комкор решил посетить нас не только по поводу газетной статьи. Надо быть начеку.
— Ясно, — согласился Хосе. — Жаль, что Артура нет, Я посмотрю, чтобы в казарме было все в порядке, и выставлю на перекрестке «махальщиков».
— А что случилось с Энрике? Почему он просит отчислить его из отряда?
— Сами не знаем. На днях получил письмо, но нам не показал…
Ответ прозвучал достаточно уклончиво, чтобы не возникли вопросы.
— Допустим, что вы письма не читали, но все-таки в чем дело? Хосе замялся и немного помолчал, глядя в сторону.
— Его старший брат дезертировал из армии, но Энрике думает, что нам ничего об этом не известно. Наверно, он хочет уйти раньше, чем до нас дойдут слухи…
— Хорошо, что он об этом ничего не говорит. Будем и дальше делать вид, что ничего не знаем. Может быть, паренек успокоится, ведь от Южного фронта до нас целая страна…
— Помолчим, — согласился Хосе. — Где же ему быть в такое время, если не с нами?
На этом и договорились. Полковник приехал около полудня со всей свитой — двумя адъютантами и начальником штаба. Все бойцы были одеты по форме, у дверей стоял караул, который выполнял несколько сложный, на мой взгляд, церемониал встречи. Приняв от Хосе рапорт, полковник просил держаться непринужденно и поделиться с ним впечатлениями. Произошло замешательство, ребята не знали, о какой именно операции написала газета. Оказалось, что это была литературная версия последней операции. Потерь у нас тогда по счастливой случайности не было, а на свою сторону мы привели пленных и захватили оружие. Тут было о чем поговорить, и ребята окружили комкора, рассказывая наперебой, кто что больше помнил. Комкор слушал с доброжелательной улыбкой и поворачивал голову к каждому, кто вступал в беседу. Вдруг я услышала звонкий голос Рафаэля:
— А раненых мы оставили на дороге…
— Кого?
— Раненых фашистов.
Полковник сделал неопределенную гримасу и отвернулся. Кто-то начал говорить о другом эпизоде, но Рафаэль почему-то обязательно хотел досказать о раненых. «Боже! Унеси куда-нибудь хоть на минуту этого Рафаэля», — подумала я с отчаянием и начала протискиваться к нему, чтобы вовремя выключить недогадливого парня из разговора.
— А раненых… — опять начал было Рафаэль, взяв на тон выше, но я успела стукнуть его кулаком в спину. Рафаэль удивленно оглянулся.
— О таких вещах посторонним не говорят, понял?
— Что тут такого? Мы ведь их не обидели и даже отдали бинты для перевязки.
— Никто нас не осудит за то, что мы не доставили их там в госпиталь, и все же об этом не говорят.
Рафаэль пожал плечами, но замолчал. Да, о таких вещах не говорят. В этом все же много жестокости. Но война — дело жестокое, хотя некоторым кажется, что на фронте все просто и никаких проблем. Как мы и подозревали, этим разговором и торжественным посещением дело не кончилось. В казарму пожаловал сам генерал Миаха, командующий Мадридским фронтом. Он тоже приехал со своей свитой на трех автомобилях. Встреча длилась не более получаса, причем часть времени была уделена церемониалу по самым строгим правилам устава. Впрочем, генерал вряд ли оценил красоту манипуляций почетного караула. Он был сугубо штатским человеком. Проводив генерала, полковник тихо спросил:
— У вас, сеньорита, есть какие-нибудь просьбы?
— О, да! Как можно скорее изменить дислокацию нашего отряда.
Комкор понимающе улыбнулся. — Я прикажу дать вам другое помещение.
На сведущий день в штаб вызвали Артура. Поскольку его все еще не было, мы с Хосе пошли вдвоем. Полковник ждал нас в своем кабинете и встал из-за стола, как только я появилась в дверях. Произошла заминка. Полковник не мог предложить Хосе стул, поскольку вызвал по делам службы. Испанское высшее командование очень ревниво относится к правилам субординации и придерживается старых традиций. Поэтому он остался стоять, предложив кресло только даме. Я тоже осталась на ногах, чтобы не портить делового стиля. С церемонией приветствий, таким образом, было покончено, и полковнику оставалось изложить суть дела, не отвлекаясь на светские беседы.
А дело оказалось не простое. Командование приказало комкору в ближайшие дни организовать наступательные операции в удобном для этого районе. Цели наступления были ограничены и должны были символизировать активизацию фронта на нашем участке, чтобы отвлечь внимание, а может быть, и некоторые силы. Поскольку никакого подкрепления Гвадалахарскому фронту не предоставлялось, полковник решил наступать одним полком в районе Саорехаса, где мы недавно переходили фонт.
Я слушала внимательно все, что полковник пояснял, а про себя соображала, почему он не дождался Артура; почему он не вызвал одного Хосе для постановки задачи отряду? В заключение, полковник просил отдать в его распоряжение весь наш отряд для включения в группу прорыва. Я ответила, что без Артура решать также вопросы не могу, но обещала доложить, как только он приедет. Хосе внимательно слушал разговор, но ничем не проявлял своего отношения. Его мнения полковник и не спрашивал. Младшему офицеру он мог только приказывать при условии, что офицер — его подчиненный. Официально Хосе со всем отрядом подчинялся начальнику второго отдела штаба 11-й Интербригады. Пойди, найди этого начальника… Выйдя из штаба, мы с Хосе обсудили предложение полковника. Дело в том, что нам очень хотелось участвовать в операции, но мы знали, что Артур будет против, так же, как и командование нашей бригады.
В этих хлопотах я на время забыла об Энрике. Он по-прежнему избегал встречи и о своей просьбе не напоминал. Прошло три дня. Артур не появлялся. Полковник вызвал меня снова. В кабинете были мы одни. Снова подошли к карте. Новых отметок не появилось; значит, полковник держал свои планы в секрете, и на вооружении у нас был элемент неожиданности, фактор в таких условиях едва ли не решающий.
— Если я не ошибаюсь, сеньорита, — сказал полковник, — вы проходили этот мост у Саорехаса?
— Точно.
— В любом случае, сначала нужно форсировать мост. Тахо здесь стеснена скалами, и течение очень быстрое.
— Брод, как я заметила, только один — километров на пять ниже, но он проходим только в хорошую погоду.
— Несколько переправ для пехоты наладить можно, а движение транспорта возможно лишь через мост. Захватить его легче всего людям, которые его однажды ухе прошли…
Вот истинная причина посещения комкором нашего отряда!
— Было бы желательно, — продолжал он, — чтобы во главе группы прорыва были ваши люди. За ними охотно пойдут и другие, тем более что у вас тогда и потерь не было.
— Не было. Но мы проходили мост ночью, а вести в атаку ночью даже роту рискованно. Мост пристрелян с обеих сторон.
Я сомневалась, что такой план прорыва перспективен. Вернее всего, атака захлебнется, и дело окончится перестрелкой. Но убитые будут, и, скорее всего, это будут те, кто пойдет первым… Я высказала своя соображения насчет моста и снова повторила, что без начальника решить этот вопрос не могу.
— Хорошо, — сказал полковник, убедившись, что уступок не будет, — дайте мне хоть несколько человек.
Артур приехал вечером. Усталый, сапоги в грязи, куртка запылена. Когда пошел умываться, планшет взял с собой. Он всегда так поступал, получая задание на новую операцию, и сделал на картах отметки. До ужина ни о чем не говорили. Я обычно вопросов не задавала. Если что-то нужно, сам скажет. Ужин теперь бывал не богатым: тарелка вареного гороха, кусок омлета да чашка чая или кофе. Испанцы еще пьют за столом вино, но Артур такой привычки не имел, и вина нам не подавали.
— Наш бригада выведена в резерв, и ее перебрасывают в Арагон, — сказал Артур после ужина.
Это не было новостью.
— Мы тоже поедем?
— Пока нет. В Испанию приехал новый советник вместо Хаджи. Надо встретиться.
В свою очередь, мне надо было рассказать о последних событиях в Гвадалахаре и в отряде, но я все оттягивала. Смутная тревога и нерешительность подсказывали, что я сама еще не определила своего отношения к тому, что, казалось бы, имело однозначный смысл. Сославшись на усталость, я ушла в свою комнату, но спать не ложилась.
