Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Беспокойство Георгия Димитрова за судьбу партии, за судьбу своей страны понять было нетрудно. Дело в том, что врагам удалось проникнуть в партийное подполье, и оно понесло тяжелые потери. Несколько членов Политбюро и членов ЦК были арестованы и погибли. Значительная часть политических эмигрантов, проживавших в СССР и в начале войны вернувшихся в Болгарию для борьбы против гитлеровцев и местных реакционеров, пали в боях или были схвачены гестапо. И среди них болгарин по национальности, полковник Красной Армии Цвятко Родионов (Радойнов) — член партизанского штаба, руководитель военного отдела ЦК Болгарской рабочей партии.
— Всей работой болгарской контрразведки и полицейских органов руководят гитлеровцы, — подчеркнул Димитров. — Гестапо и абвер оказывают решающее влияние на антисоветскую политику болгарского правительства.
Представляя себе в полной мере все трудности работы в фактически оккупированной гитлеровцами стране, я спросил Георгия Михайловича, не может ли он подсказать мне хотя бы кого-нибудь из надежных людей, кто помог бы мне выйти на руководство Отечественного фронта.
Он подумал, потом развел руками:
— Таких людей много. Но все они так рассеяны теперь по всей стране, что конкретного человека я вам сейчас, пожалуй, не назову. Пока вести оттуда доходят до нас, обстоятельства заставляют патриотов менять свое местонахождение. Буду очень признателен, если вы, используя свой опыт, сумеете найти дорогу к ним и поможете восстановить прямую связь.
Все же чуть позже Георгий Михайлович назвал одну фамилию. Это была активная участница движения Сопротивления, давняя соратница Димитрова по революционной борьбе Георгица Карастоянова. Он дал мне ее софийский адрес.
На прощание Георгий Димитров обратился ко мне, как он сказал, с личной просьбой. Речь шла о его матери. Я знал, с какой нежностью и любовью Георгий Михайлович относится к ней. В то время Болгария, особенно ее столица, подвергалась интенсивным налетам английской и американской авиации. Пострадал от бомбардировок и небольшой городок Самоков, километрах в шестидесяти от Софии, в котором проживала престарелая мать Георгия Михайловича. Тогда ей шел уже восемьдесят третий год. Димитров просил при случае, если представится возможность, навестить ее и передать письмо и немного денег. Протягивая мне конверт, он смущенно улыбнулся и, как бы извиняясь, сказал:
— Сами знаете: мать есть мать — самое дорогое существо на земле…
Я вышел из кабинета, взволнованный беседой с великим сыном болгарского народа, и поспешил домой, чтобы собрать свой незатейливый багаж и отправиться в путь. Встреча эта запомнилась мне на всю жизнь.
Дорога в Болгарию во время войны была неблизкая. Пришлось объехать чуть ли не полсвета. Из Москвы я отправился в Сталинград, оттуда — в Тбилиси. Затем путь лежал через Ленинакан в Турцию. Я побывал в Карсе, Эрзеруме, Анкаре и Стамбуле. И лишь из Стамбула без пересадки добрался до Софии — там было прямое железнодорожное сообщение.
ДОМ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ
София встретила меня воем сирен воздушной тревоги. Поразительно: американские и английские самолеты беспрепятственно сбрасывают свой смертоносный груз. Не видно ни одной зенитки, ни одного истребителя — ни болгарского, ни немецкого. Город совершенно беззащитен.
В конце сорок третьего года и в начале сорок четвертого авиация союзников подвергала Софию жестоким бомбардировкам. Налетали по строгому расписанию: утром — американцы, вечером — англичане. Американцы бомбили бесприцельно с большой высоты, «по площадям». Англичане сперва навешивали «фонари» на парашютах и бомбили в пике прицельно. Несколько массированных налетов — и центр болгарской столицы сметен с лица земли. Оборудованных бомбоубежищ в городе не было, и жители укрывались в подвалах домов, становившихся для многих могилами. Только в первый налет в декабре сорок третьего года в Софии погибло, главным образом, под развалинами, более десяти тысяч человек.
Куда ни глянь — везде та же жестокая картина: изрытые бомбами, покореженные мостовые, пустые, безжизненные глазницы окон полуразрушенных домов. С началом бомбардировок государственные учреждения были эвакуированы в окрестные села и маленькие городки. Население большей частью разбежалось. Даже звери из зоологического сада покинули свои вольеры. Прохожих на улицах почти нет. Изредка пробежит, поджав хвост, бездомная собака или кошка, пройдет колонна немецких или болгарских солдат, полицейский патруль. В развалинах кое-где копаются женщины, старики, дети. Они ищут среди руин и пепла случайно уцелевшую утварь, одежду, продукты. А быть может, надеются отыскать останки родных и близких?..
В болгарской столице нет ни света, ни воды, ни продовольствия. Немного позже в подвалах начнут открываться кафе с очень скромным набором закусок и вин, появятся лавчонки с немудреным мелким товаром… Но это будет позже.
Георгица Карастоянова. Ее адрес не выходил у меня из головы все дни, пока я добирался из Москвы в Софию: дом на перекрестке таких-то улиц, второй подъезд, третий этаж. И два звонка — в квартире еще один жилец, престарелый чиновник финансового ведомства. Все это я запомнил. Записывать ничего не положено: мало ли что может случиться? Никогда до конца не знаешь, как повернутся события и не заинтересует ли кого-нибудь твоя записная книжка…
Итак, отправляюсь к Георгице. Нужную улицу нахожу довольно быстро. Она расположена в стороне от центра и поэтому пострадала меньше других. Иду по ней, поглядывая на приколоченные к домам таблички. Скоро должен быть перекресток, и первый дом справа — дом Георгицы.
И тут судьба нанесла мне тяжкий удар. Подойдя к перекрестку, я увидел, что дома, где жила Георгица, нет. Другие дома вокруг стоят целые и невредимые, а вместо этого — груда битых кирпичей, исковерканных оконных переплетов, бесформенных кусков потолочных перекрытий. На обломке стены криво висит номерной знак, зацепившийся за какую-то проволоку. Под ним валяется скелет кресла с клочками цветастой обивки, рядом — поломанный кактус в расколотом глиняном горшке, ножка от рояля, чуть поодаль — детская коляска с оторванными колесами… Чем, спрашивается, провинились жившие здесь мирные люди перед цивилизованным Западом? Никому не нужная, бессмысленная жестокость.
Но что стало с обитателями дома? Жива ли Георгица, и где мне ее теперь искать? Неужели единственная ниточка, с помощью которой я надеялся выйти на руководителей Отечественного фронта, безнадежно потеряна? Как назло, поблизости не видно никого, кто мог бы мне сказать, куда делись уцелевшие жители. До глубоких сумерек бродил я по окрестным улицам, всматривался в редких прохожих — не свернет ли кто-нибудь к этим развалинам. Безрезультатно.
Недели полторы прошло в бесплодных поисках. Я наведывался к разрушенному дому и по утрам, и в полдень, и к вечеру до комендантского часа — все тщетно. При моем появлении из развалин с криком вылетали вороны, видимо находившие чем поживиться в кучах каменного мусора. А людей не было.
Наконец я позволил себе сделать передышку на день, чтобы выполнить поручение Георгия Димитрова: повидаться с его матерью, передать ей привет от сына.
У БАБЫ ПАРАШКЕВЫ
Утром в Софии было солнечно и сравнительно спокойно. Очередной воздушный налет не принес разрушений: с самолетов сбросили зажигалки и почему-то главным образом на Дворцовую площадь.
Нечего было и думать добраться до Самокова пешком. Поэтому я сразу направился к окраине, чтобы на дороге, ведущей к Самокову, найти какой-нибудь попутный транспорт.
Вскоре возле меня притормозила крытая военная машина. Я быстро договорился с шофером, пообещав ему приличное вознаграждение, сел в кабину, и мы поехали.
Часа через два извилистая заснеженная дорога привела нас к небольшому поселку городского типа, расположенному у подножия гор. Это и был Самоков. Попросив остановиться на окраине, я вышел из машины и двинулся на поиски домика бабы Парашкевы, как все здесь называли мать Георгия Димитрова.
