Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович (первая книга TXT) 📗
Тамарин завёл в голубе резиномоторчик и, приподняв махолетик над головой, пустил вперёд и вверх… Публика замерла, увидя, как искусственная птица, шумно хлопая крыльями, взвилась к самому потолку, описала полукруг, снизившись, пронеслась с поворотом над эстрадой и устремилась к окнам, будто выискивая, как бы выпорхнуть… Но зацепила за штору и опрокинулась в публику.
Тамарин предполагал, что полет махолетика произведёт определённый эффект, но тут зал словно помолодел лет на пятнадцать — шум поднялся, как на большой школьной переменке. «Дай взглянуть!.. Пусти по рукам!» — кричали отовсюду. Стремнину и Майкову не видно было, что творится у окон, и они недоуменно переглядывались. Но переполох все же стал затихать, повскакавшие с мест сели, и кто-то, подбежав к эстраде, передал голубя Жосу. Тот обнадёжил:
— После окончания разрешу самым отчаянным болельщикам потрогать руками. Теперь вы видите: машущий полет — моя голубая мечта!
Тамарин взял банджо и вышел вперёд:
— И опять, чтобы переключить ваше внимание, я исполню давние парижские стихи Макса Волошина, положенные на музыку современного Парижа…
И вновь рукоплескания: «Браво, Жос!.. Ещё, ещё!..» Девушки повскакали с мест, чтобы преподнести ему цветы… Но инструмент уже сверкает на столе, Тамарин движением руки призывает к тишине.
— На второй день по приезде, — заговорил он снова, — после завтрака, в вестибюле нашего отеля, что возле Монмартра, появился гид: подвижный пожилой человек с горбатым носом и круглой плешью на затылке, по фамилии Колпакчи. По-русски он говорил свободно, правда, с несколько одесской интонацией. Как выяснилось позже, ему 86 лет… И тут уж нужно было удивляться его расторопности. Он сказал, что «водит по Парижу туристов на пяти языках», в том числе и на японском. В Париже живёт с первой мировой войны.
Некоторые его пояснения показались мне любопытными, и я записал их в дневнике. С вашего позволения, хотелось бы привести их здесь.
Гид: Париж — дорогой город, очень дорогой!.. Прилично жить здесь могут люди состоятельные…
— Вы принадлежите к ним?
Гид: О!.. Я — люмпен…
Я попросил его привести наиболее показательные примеры дороговизны жизни в Париже.
Гид: Избави бог вас заболеть!..
— Что так?
Он взглянул на меня иронично:
— Вам, правда, не рожать… (Спутники мои расхохотались, как и вы сейчас.) А стоят роды в Париже около тысячи новых франков! (Как выяснилось позже, гид несколько «погорел» на денежной реформе 1960 года и с тех пор, называя любую сумму денег, никогда не забывал добавлять — «в новых франках».)
— Ну а, скажем, выдернуть зуб? — спросил я. — Такое ведь может и с мужчиной случиться.
Гид: Кладите дантисту на стол 250 новых франков, и через пять минут вы уйдёте от него без зуба и без денег!
Я: Вы предупредили, что обедать сегодня будем около Лувра в одном из ресторанов, — их у вас в Париже, говорят, восемь тысяч, — сколько же будет нам стоить обед?
Гид: Думаю, с полбутылкой вина он обойдётся каждому франков по 50… К ним чаевые — 15 процентов! Это уж обязательно!.. Не приготовив чаевых, не садитесь за стол!
— Ну… а если поинтересоваться стоимостью обеда… — не унимаюсь я, — нет, ужина у знаменитого «Максима»?
Гид посмотрел внимательно, уголки губ его скривились в сардонической улыбке:
— О, без семисот пятидесяти НФ туда не стоит открывать дверь!
По планировке Париж может напомнить Москву: малое кольцо — бульварное, как у нас. Большое кольцо — садовое. Ещё дальше — кольцевая дорога.
Мы едем по Парижу. У перекрёстка нетерпеливо ждут зелёного сигнала машины в несколько рядов. Вот зажёгся зелёный свет. Наш ряд двинулся… Но что это? Соседний ряд — ни с места!.. Позади шофёры, смеясь, жмут на клаксоны… Проезжаем мимо причины затора: в машине сидит парочка и самозабвенно целуется… А позади гудят машины. Но не видно раздражённых лиц, не слышно ругани, все добродушно смеются и сигналят… пожалуй, в знак одобрения!
О парижанах бытует мнение как о людях легкомысленных. Мне это никак не показалось. Наоборот, на каждом шагу вы наблюдаете деловитость французов, сосредоточенность, серьёзность, в рабочее время и вовсе торопливость, сдержанность в разговоре… И деловитость французов присутствует во всём. Даже случай, когда двое целовались у светофора, носил характер какой-то запрограммированности… Чего здесь больше?.. Желания показать: «Вот как нам хорошо, мы любим друг друга!» Или: «А мы целуемся повсюду, лишь только вспомним, что надо поцеловаться, что есть свободная минута!»
«Париж отстал в области муниципальных транспортных услуг лет на тридцать!» — говорил нам гид на каждом шагу. Но, только оказавшись в парижской подземке, я оценил всерьёз, насколько великолепно метро у нас!.. Да, да, даже в часы «пик»!.. Эти наши подземные дворцы, именуемые станциями метро, и язык-то не поворачивается назвать пренебрежительно — подземка!.. А в Париже — можно, потому что в метро грязно, сыро, давка в вагонах страшная (во втором классе) — куда там наша! — вентилируется метро плохо, и духота в нём такая, что чувствуешь себя как на тренировке в барокамере без кислородной маски на высоте четырех с половиной тысяч метров, а от жары весь мокрый.
