Память сердца - Лилина Лия Львовна (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Катино лицо проясняется. Улыбка трогает сухие губы.
За окном поликлиники уже густые лиловые сумерки. Но мы продолжаем работать.
— Можно войти!?
В пролете белой двери худощавый человек в линялой гимнастерке. Брюки цвета хаки заправлены в кирзовые сапоги.
Председатель цехкома ЦТП-2 Алексей Петрович Калганов, или Калганыч, как все его привыкли называть, — живая история завода. Есть люди, о которых говорят: «Родился в сорочке». О Калганыче можно сказать: «Родился пропагандистом».
— Доброго вам здоровья! — Калганыч аккуратно расправляет складки гимнастерки под тугим ремнем. Достав из кармана расческу, волосок к волоску причесывает начинающие редеть волосы.
— Сколько сегодня прошло доноров?
— Пятьдесят, Пятерым отказали: трое не дотянули по гемоглобину. Четвертый — Павлов из парткома. Пятый — тот, что вы прислали из цеха.
— А как Екатерина Носова?
«Все-то он знает!»
— Если окрепнет к понедельнику, разрешим ей сдачу крови.
Калганыч одобрительно кивает и как-то, словно со стороны, поочередно смотрит на нас.
— А вы сегодня обедали? Отдохнуть бы вам надо.
— Не успеваем. И так еле управляемся. Второго бы врача!
— Полегче будет на фронте, дадим, — утешает Калганыч. — Посмотрите-ка, — в его руках шуршит многотиражка. На первой странице рисунок — пес в эсэсовской фуражке, с Железным крестом на шее, как две капли воды похожий на Гитлера, пытается удрать от нацеленного на него штыка русского воина.
Мы смеемся. Молодец художник!
— Держитесь молодцом, — пряча газету, почти весело отмечает Калганыч. И подходит к Соне. — На фронт, говорят, просилась?
Та молчит, потом вскидывает на Алексея Петровича глаза:
— Другие-то воюют.
— Передовая проходит и здесь, на заводе, — отвечает Алексей Петрович. — И не забывайте, девчата: вы же с «Шарика». Без нашей продукции на фронте нельзя. Так что и вы работаете для победы.
ЗА ЖИЗНЬ — ПРОТИВ СМЕРТИ
После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой дышится легче, хотя положение на фронтах очень серьезное. На «Шарике» с жадностью ловят каждую весточку об ушедших воевать товарищах.
Ранним утром шум наполняет заводские цехи, пушечно ухает кузнечный молот.
А на Калининском фронте в районе Нелидово еще тишина. Но бойцы Таганского истребительного батальона, который входит в состав 155-й стрелковой дивизии, готовы к бою.
…Двадцать градусов мороза. В поле ни кочки, ни кустика. Простреливается каждый метр оледенелой земли. Впереди черным пунктиром лепятся избы деревни Толкачи, где засели враги. Справа — лес. Позади — серая лента шоссе.
Комиссар батальона Арцибасов, бывший мастер Московского завода малолитражных автомобилей, пристально разглядывает поле, опушку леса. Рядом с ним командир взвода пулеметчиков Сергей Минаев. Наш, с «Шарикоподшипника». Оба понимают: жарко придется батальону.
— Боеприпасов маловато, — обращается Минаев к Арцибасову.
— Подвезут, — спокойно отвечает комиссар.
Вернувшись во взвод, Минаев подошел к необстрелянному еще пулеметчику Николаеву. А перед глазами — Алексей Анищенко. Вчера его ранило в живот осколком вражеской мины. Сколько потерь позади и сколько еще предстоит. Геройски погибли командир батальона Меркудий Семенович Малый, начальник штаба капитан Шашуков.
«Пожалуй, против Алеши слабоват будет новый пулеметчик», — думает командир взвода. Он садится рядом с молодым бойцом, щелкает зажигалкой, закуривает. Зажигалка памятная. Сам выточил ее в родном роликовом цехе. Как-то там справляются теперь старики и женщины? Минаев обернулся, словно за горизонтом мог увидеть Москву, Шарикоподшипниковскую улицу, завод.
«Как давит перед боем тишина!» — Командир взвода в последний раз втянул в себя крепкий махорочный дым и перевел взгляд на новенького. От лютого ветра лицо у бойца облупилось, из-под шелушинок проглядывает розовая кожа. Сухие, в трещинах губы — припухлые, полудетские. Но руки увесистые, уже переделавшие немало крестьянской работы. Николаев со Смоленщины, бывший тракторист. «Не подвел бы. Первый бой у него», — тревожится Минаев. Спрашивает:
— Не страшно вам, Николаев, перед боевым крещением?
— Нет, товарищ командир, — уверенно отвечает боец. — Только скорее бы. Правда, бывалые солдаты говорят: будут сегодня фашистские танки. А вы как думаете, товарищ командир?
— Танки так танки, — спокойно говорит Минаев. — И против них не раз стояли. Главное, не растеряться во время боя, смекать что к чему, помнить о приказе командира.
Завыл первый вражеский снаряд, взорвалась тишина. И пошло. Разрывы гуще, ближе. Снег уже не белый — перемешанный с черной землей. Бойцы вросли в нее, затаились. Впереди показались гитлеровцы.
— Задержать, не пропустить врага!
— Взвод — к бою! Огонь с пятидесяти метров! Отрывисто, зло заговорили пулеметы. Командир взвода чутко вслушивался в неистовую музыку боя. Справа бьет по врагам Хамибабаев. Слева захлебываются ненавистью к фашистам пулеметы Завьялова и Новикова. А это яростно, четко строчит боец Николаев.
«Орлы! Не пробиться фрицам!» — ликуя, подумал Минаев и снова прильнул к прицелу своего «максима».
…А в Москву тем временем пришла первая военная весна. Трудная, неулыбчивая, полная забот, тревог, и, конечно же, работы.
Наш 1-й ГПЗ, как и другие заводы, словно переживает второе рождение. За ушедших на фронт встали к станкам их младшие братья, сестры. Особенно гремит слава комсомольской бригады в составе Кати Барышниковой, Раи Бараковской, Таси Готилиной, Нади Филиной. Они взяли обязательство работать за шестерых. Устают девушки, но работают отлично, с молодым комсомольским задором, огоньком.
Произошли изменения и в нашей медицинской жизни. По распоряжению райздравотдела меня назначили участковым врачом. Уходить с завода очень не хотелось: «Что подумают обо мне? Сбежала туда, где легче?»
— На участке работать еще труднее, чем на заводе, — сказали в райздравотделе. — Нельзя допустить, чтобы в прифронтовой Москве вспыхнула эпидемия. Так что работы хватит.
— Боюсь подвести. Участковой работы совсем не знаю.
— Ничего, справитесь.
Оказалось, что на моем будущем участке уже произошло ЧП. В результате в течение трех месяцев умерло шестьдесят стариков и двадцать детей. Предстояло сделать все возможное и невозможное, чтобы ликвидировать очаги заболеваний.
Главный врач поликлиники № 37 Мария Павловна Кочеткова сразу ввела меня в курс дела и, строго поглядев из-под надвинутой до бровей белой шапочки, сказала:
— Это не должно повториться.
Участок — четыре длинные улицы, обсаженные кленами и старыми узловатыми липами — по народонаселению, пожалуй, не меньше старого уездного города. Сто пятьдесят семь домов с подслеповатыми, из-за белых бумажных полосок, окнами. Шестьсот двадцать девять квартир. Большинство из них в ту пору не отапливались, не имели центрального отопления, водопровода, канализации. Старая рабочая окраина Москвы перед войной только начала реконструироваться, и теперь около двух тысяч семей фронтовиков нуждались в срочном ремонте своих квартир. А всего в этих домах жили пять тысяч людей, из них триста семьдесят пять малышей и семьсот детей от четырех до четырнадцати лет. Было над чем задуматься, было кого беречь!
Несмотря на детскую карточку, малышам не хватало белков, витаминов. Ослабевший организм порой не мог справиться с первой же инфекцией. А старики? Их питание лимитировалось иждевенческой карточкой. И для всех самым драгоценным достоянием стали полоски гербовой бумаги с предупреждающей надписью: «При утере не возобновляются…» Они давали право на хлеб, а значит — на жизнь.
Чем помочь людям, отдающим все свои силы работе на заводе, т. е. для разгрома врага? Как уберечь их от недоедания, болезней, холода, непосильных тягот? И постепенно пришло решение. Необходимо завоевать эти дома, сделать их своими союзниками в борьбе с бедой, войти в каждую квартиру, разделить с людьми груз их забот. Все силы — на разгром врага!
