Доктора флота - Баренбойм Евсей Львович (чтение книг TXT) 📗
— Вы прочтете в учебнике «Острая желтая атрофия печени», — быстро говорил он, то двигаясь вдоль кафедры и темпераментно жестикулируя, то останавливаясь и замирая. — Так я заявляю со всей ответственностью — это не острая, не желтая и не атрофия!
И хотя далеко не все, о чем говорил профессор, было нам понятно, все слушали его с большим интересом. Как много зависит от лектора! Говорят, что раньше в Ленинграде был даже университет ораторского искусства. Жаль, что он прекратил свое существование.
Нормальную физиологию читает крупнейший ученый, ученик Павлова академик Быковский. Читает скучно — медленно, тихим голосом, сложив, как ксендз, полные пальцы рук на животе: «Пищевой комок… подвергнувшись во рту… механической… термической и химической обработке… попадает в глотку, затем в пищевод…» Курсанты шутят: «Когда комок попадет в желудок, мы все уже будем в ласковых объятьях Морфея».
А кто не спит, либо читает, либо оставляет на столе аудитории запечатленные для последующих поколений философские сентенции, вроде: «Жизнь курсанта, что генеральский погон — зигзагов много, но ни одного просвета».
Мы с Васяткой решили записаться в научные кружки при кафедрах. Преступно терять время зря. Нужно постигать медицину. Васятка собирается стать хирургом. Я еще не решил. Учитывая особенности моего характера, мне надо быть терапевтом.
В последние дни прочел «Принцессу вавилонскую» Вольтера. До сих пор не пойму, почему меня потянуло на эту книгу. Сделал из нее одну выписку: «Судебные процессы, интриги, войны и поповские диспуты, попирающие жизнь человеческую, нелепы и ужасны. Человек рожден только для радостей. Он не любил бы наслаждений с такой радостью, с таким постоянством, если бы не был создан для них. Самой своей природой человек предназначен для наслаждений, а все остальное является безумием». Признаюсь, слова автора озадачили меня. Нас всегда учили, что высшее предначертание человека — труд. Труд сознательный, общественно необходимый. О наслаждениях нигде не было сказано ни слова. Нужно поговорить об этом с ребятами.
20 августа.
Я болван и дурак. Надо же такому случиться, что по уши влюбился в девушку своего командира отделения Лину Якимову. Все свободное время я думаю о ней, она снится мне по ночам, сочиняю ей в уме всякие высокопарные стишки, пишу письма, которых, конечно, не посылаю. Лина — девушка Алексея, моего товарища, и для меня этим сказано все. Даже если б я мог надеяться на взаимность, она никогда не узнала бы о моей любви. У Пашки Щекина совсем другие взгляды. Он настойчиво и, кажется, небезуспешно домогается Лины. Недавно, когда Алексей дежурил, Пашка привел ее на премьеру оперетты «Раскинулось море широко», где сам играл главную роль командира катера «Орленок» лейтенанта Кедрова. Я обратил внимание, как восторженно Лина хлопала в ладоши. Ребята рассказывают, что уже дважды видели их в кино. Алексей знает об этом, но ведет себя сдержанно и гордо. Мне это нравится.
Вчера Васятка рассказал, как доставал для своей девушки собачий жир. Ребята хохотали до колик в животе. А я подумал, что неспособен сделать это. Во-первых, побоялся бы ловить собак. Во-вторых, побрезговал бы их потрошить. Наконец, просто не рискнул бы его принести. У Васятки все просто, все естественно. Анька, говорят, от него без ума и регулярно пьет собачье сало.
Да, едва не забыл написать о происшествии, которое случилось со мной дней десять назад. Было воскресенье, очередной вечер отдыха, и я, как водится, подпирал плечом стену, не решаясь никого пригласить. Вдруг, когда все разобрали партнерш и танцевали, вижу — стоит девчонка, маленькая такая, волосенки жиденькие, ничем не привлекательная, с длинным носом. Тогда на эту деталь я не обратил внимания. Подошел к ней, говорю: «Разрешите?» Она тоже посмотрела на меня без восторга, но выбирать было некого, и мы пошли танцевать. В общем, я был рад, что не надо больше стоять у стенки, и танцевал с ней весь вечер, а потом потащился провожать. «Зайдите, Миша, если хотите, — сказала она. — Попьете чаю». Вошел, снял бушлат (на улице похолодало, шел дождь), а форменный воротничок доставать из кармана не стал. Познакомился с мамой. То да се. «Кто ваши родители?», «Где они сейчас?» и все в таком же роде, будто я уже свататься собираюсь. Только сели пить чай с вареньем, открывается дверь и входит, кто бы вы думали? Нос! Оказывается, он отец девушки. Я, конечно, встал, вытянулся, говорю:
— Здравия желаю, товарищ младший лейтенант.
А он мне:
— Вы, товарищ Зайцев, в гости ходить-то ходите, но форму одежды в моем доме не нарушайте.
Ладно, думаю, петрограф несчастный. Год назад ты еще сам про форму не слыхал. А я, слава богу, лагерный сбор у Дмитриева прошел. В общем, посидел для приличия минут пять и ушел. Больше я к ним, естественно, не приходил и девчонку на танцах не приглашал. Позавчера, когда я стоял рассыльным у дежурного по Академии, гляжу ко мне подгребает Нос. Подошел, руку протянул, сама доброжелательность и улыбчивость:
— Ты прости меня, Миша, не обижайся. Приходи к нам. И Лена, и мы с женой будем очень рады.
Не иначе, Лена с матерью крепко взялись за него и заставили прийти с извинениями. Мне даже стало жаль его, скрывающего свою робость за напускной строгостью. Ведь чем-то мы с ним похожи. Я пообещал, что приду. Но все равно больше не пошел. В увольнении отдохнуть хочется, расслабиться, а какой у Носа отдых?
26 августа.
Прошла неделя. Хотя еще нет никаких указаний начальства и даже слухов, меня не покидает ощущение, что в ближайшие дни с нами должно что-то произойти. Положение на фронте резко ухудшилось. Фашисты захватили города Прохладный и Моздок, порт на Азове Темрюк, завязали бои на окраинах Сталинграда. Над Кавказом и Волгой нависла реальная опасность. Почему наши без конца отступают? Когда, наконец, союзники откроют второй фронт?
На днях в газетах было напечатано сообщение о совещании по воспроизводству населения в Германии. Создано специальное управление по вопросам политики народонаселения, наследственности и чистоты расы. К расово чистым группам мужчин отныне прикрепляются способные к деторождению женщины, в том числе и замужние, мужья которых на фронте. Будут организованы брачные пункты, явка на которые обязательна. Какое безумие! До чего может додуматься фашизм!
Заниматься никто не способен. Даже я прекратил бесплодные попытки. Книги валятся из рук. Что будет дальше? Командир второй роты младший лейтенант Судовиков покидает нас. Оказывается, он подал начальнику Академии десять рапортов с просьбой отправить на фронт и командование, наконец, удовлетворило его просьбу. А мы единодушно считали его нерешительным, даже трусоватым. Как мало мы знаем людей и как часто поверхностно о них судим!
Васятка обратил внимание, что я частенько что-то записываю в толстую инвентарную книгу. «Что ты все пишешь?» — поинтересовался он. Мы теперь с Васяткой дружим, но даже ему я не признался. Васятка мне нравится все больше и больше. Вспоминаю, как свысока относился к нему на первом курсе, и мне становится стыдно. Он очень изменился за два года, но отрыжки старого дают о себе знать. После еды он всегда говорит: «Вкусно было, да близко дно». Недавно я слышал, как он попросил больного: «Покладите руки на коленки». Я потом отчитал его. Через три года мы станем врачами, а врачи должны быть людьми высокой культуры.
Уже несколько раз я видел, как после команды «Встать!» Васятка задерживается на камбузе и то складывает в баночку часть своей каши с мясом, то заворачивает в бумагу пирожок с капустой. Я спросил его: «Кому?» Оказывается, он носит еду Аньке, а она категорически отказывается. «Не носи больше, Васенька, — сказала она ему последний раз. — Мне восемьсот граммов хлеба дают и обед, а ты голодный ходишь». Но Васятка упрямый.
28 августа.
