Голубые луга - Бахревский Владислав Анатольевич (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
— Как саранча, — согласился Леха. — Да они сами все равно побоятся. Старших братьев позовут. Карпу надо сказать, он им мозги прочистит.
— А сами, что же мы, не одолеем?
— Сами: ты да я. Вовку надо позвать, сына Кузьмы. Он хоть из второго, зато дерется, как бешеный, никаких ударов не чует. Лупи его, не лупи, он до тебя все равно доберется и морду расцарапает.
Федя поглядел на Леху, на красные его щеки, на вытаращенные, ясные глаза человека отважного и долго не думающего.
— Я знаешь, за кого дерусь? Я — за Чапаева, за Котовского, за Зою, а они — за твоего Ваську.
Федя сжался, ожидая удара, готовый, как сын Кузьмы, сносить удары, но долезть до вражьей физиономии.
— Чего им Васька дался? — сказал Леха. — Васька бандюга. По нем тюрьма плачет, а то и того хуже — семь граммов в сердце.
— Какие семь граммов? — удивился Федя.
— Не знаешь, что ли?
— Нет.
— Пуля весит семь граммов.
— Так, значит, ты за Чапаева?! — вскричал Федя.
— За Чапаева, конечно! — сказал Леха. — И за нашенских, за тех, кто в Сторожке живет.
Своих денег у Феди теперь нет. И в доме денег тоже не было. У Феликса были три пятерки, но про эти деньги мама знала и надеялась на них. Недавно обнаружили — Федин капитал был да сплыл. Бабка Вера запустила в Федю веником, как раз подметала, но мама в обиду его не дала.
— На хорошее дело ушли деньги.
Сказать, что в доме денег нет, Феде было стыдно, но он все-таки намекнул Лехе:
— За кино-то, небось, дорого берут?
— По рябчику — с малых, по трояку с больших… Да нам деньги ни к чему. Прыгать будем.
— Откуда?
— В потолке люк есть. Залезем на чердак, кино начнется — откроем люк и посыпемся.
По дороге в кино договорились.
Федя подойдет к клубу один. Если на него налетят, из засады выскочат на помощь Леха и Вовка.
Федя, насвистывая, заложив руки в карманы, идет как ни в чем не бывало. И пожалуйста! Загораживая дорогу в клуб — Шурка с мальчишками.
Во рту у Феди пересыхает, но он идет, не замедляя шага. Уже смеркается. Лица ребят видно смутно.
— Пришел?! — кричит Шурка. — На себя обижайся.
Федя медленно вытягивает из узкого кармана шубы правую руку без варежки. Два пальца, указательный и средний, прижаты друг к другу.
— Попиш-шу! — хрипит он сорвавшимся от страха голосом.
— У него «писка»! — Шурка пятится, а его ребята стоят в замешательстве и не дают отступить.
Федя, выставив правую руку, левая в локте согнута, голова прижата к плечам — чистый урка, медленно идет на деревенских. И вдруг он бросается на них, а они бегут врассыпную, голося, как дурные.
Федя ошеломлен победой. К нему подбегают Леха и Вовка.
— Ну ты даешь! Один на всех не забоялся!
Втроем — Леха, Вовка и Федя — они лезут по пожарной лестнице на крышу клуба. Внизу собираются недавние враги.
— Ребя, мы не хотели. Это — Шурка.
— Валяйте, лезьте сюда, — машет рукой Федя. — Не буду бить.
И ныряет в слуховое окно.
Сквозь щель в люке видно, как при свете керосиновой лампы киномеханик продает в дверях билеты, как рассаживаются на лавках люди…
Но вот затарахтел движок, лампу погасили, вспыхнул узкий свет кинопроектора. Ребята из Красенького уважительно дышат Феде в затылок. Теперь все здесь слушают его команду.
— Пора, — говорит Федя. — Леха, открывай. Я первый, остальные за мной.
Люк распахивается, Федя спускает ноги и прыгает. На него падает один, другой, третий, все тотчас расползаются по углам.
— Тише вы! Не слыхать!
— А ничего и не услышите! — сообщает Шуркин брат, киномеханик. — Забыли звук привезти.
Кино получилось немое. Какие-то военные в старой довоенной форме, с петлицами, но войны никакой нет, Какие-то тетки бегают.
— Чепуха! — говорит Федя. Он пробирается к выходу, и за ним идут все ребята. И Шурка тут.
— Мир? — спрашивает он с надеждой.
— Мир, — соглашается Федя.
— Ну, ты — во! — показывает Шурка Феде большой палец. — Жуть смелый…
Федя понимает, что славу нужно подкрепить новыми деяниями. Он вдруг срывается в галоп.
— За мной! На скотный двор! — кричит он на бегу. — Упрем санки и с горы кататься.
— Гей! Гей! — орут ребята и мчатся за лихим атаманом.
На скотном колхозном дворе даже сторожа нет. Ребята выбирают сани полегче, одни берутся за оглобли, другие падают в кошелку. Сани тащат на гору, к реке Баньке. Здесь поднимают, связывают оглобли, сани — вразгон, прыгают в них на ходу — куча мала. Сани мчатся вниз и долго потом едут с косогора, пока не зарываются в сугроб на занесенной снегом реке.
— Как на ковре-самолете! — говорит Федя.
Расставаться с ребятами не хочется, но до Сторожки далеко. Леха, Вовка и Федя уходят.
Пылает, покачивается от небесного ветра Венера.
— Это — Венера! — показывает Федя друзьям. — А эта, белая, — Дейнеб.
Ребята стоят, задрав головы, словно видят звезды первый раз в жизни.
Федя проснулся последним. Воскресенье. День сладкого сна. Феликса не было, успел выскочить. Федя сунул босые ноги в валенки, поколотил по воздуху кулаками, надел рубашку и пошел за печь к рукомойнику.
Руки вымыл, мокрыми руками провел по щекам, намочил указательные пальцы и потрогал глаза.
Оглянулся — мама стоит, Феликса к себе прижимает.
Федя заалел, набрал пригоршню воды, плеснул на лицо, растер.
— Федя, — сказала мама. — Федя! Ночью в хлеву Жданку зарезали.
Будто дверь открыли и холод по комнате закружил.
— Папа милицию пошел звать, — сказал Феликс. — Проспали Жданку.
— Проспали, — повторила мама.
Тут только Федя увидал бабку Веру. Она стояла у двери, приоткрывала и выглядывала в щелочку.
— Кинулись бы спасать, самих бы прибили, — сказала бабка Вера.
— Ты, наверное, слышала, как лезли, — вытирала и вытирала льющиеся слезы мама. — Ты же так чутко спишь.
— Нашли виноватую! — бабка Вера крепко притворила дверь, пошла в свою комнату к иконе. — Перед Владычицей говорю: вот тебе истинный крест, Евгения, ничего не слыхала.
— Чего уж там! — сказала мама, опускаясь на табуретку. — Одевайся, Федя. Теперь не вернешь.
— А Красавка?
— Красавку не тронули… Через крышу влезли, соломенная. Разобрали, зарезали и унесли…
Федя кинулся одеваться.
— Не выходи, Федя, — сказала мама. — Собаку приведут, надо, чтоб следов было меньше.
Милиционер пришел к вечеру и без собаки.
— Собака на весь район одна. На другом деле: кассира вчера в Дубосеках убили.
Милиционер написал какие-то бумаги, дал подписать отцу и, уходя, сказал неопределенно:
— Найдем — сообщим.
— Ничего они не найдут, — уверенно сказала бабка Вера. — А искать надо за стенкой, в котле у вальщика.
На ночь бабка Вера заперлась по-своему: обмотала рогач полотенцем, полотенце привязала к дверной ручке, перекрутила рогач несколько раз, чтоб полотенце натянулось.
— С крючка дверь можно сорвать, а вот такой запор отворить — шалишь!
Наутро Федя заболел. Пролежал он в жару целую неделю.
Глава шестнадцатая
Однажды вечером мама и бабка Вера забегали, разжигали торопливо печь, носили воду, двигали большим чугуном. Феликс пришел к Феде.
— Я к тебе, мама лампу в хлев унесла.
«Корова телится», — догадался Федя.
Громыхая, бабка перелила воду из чугуна в ведро и тоже ушла. Ребята остались дома одни.
— А вдруг!.. — зашептал Феликс, вглядываясь в сумерки за окном.
— Ничего не вдруг, — сказал Федя. — Если тебе страшно в темноте, давай песни петь.
— Давай! — обрадовался Феликс. — Какую?
— «Сквозь ночной туман мрачен океан, мичман Джон угрюм и озабочен», — запел Федя самое развеселое, что только знал, — «получил приказ прибыть через час, мичман Джон не может быть не точен».
