На главном направлении (Повести и очерки) - Падерин Иван Григорьевич (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Титов хорошо знал военное дело, руководил полком в сложных условиях боевой жизни, в тылу противника принимал смелые решения, подчиняя себе волю сотен вооруженных людей, и властно управлял ими на поле боя, а вот тут почти растерялся и не мог, не находил в себе сил твердо и решительно отказать мальчику в такой просьбе. По-детски сильно и убедительно звучали слова: «Дядя Володя, оставьте меня в полку…»
— Коль вы согласны, то я сейчас же начну готовить его к отправке, — громко сказал Фомин, будто не замечая спящего Костю.
— Тише, — предупредил Титов, удивленно глядя на Фомина: педагог, а как неосмотрительно груб к ребенку! Фомин понял этот укоризненный взгляд командира полка, но продолжал так же громко настаивать:
— Это надо сделать сегодня же. Ему тут незачем находиться.
— Александр Иванович, мы же люди, — попытался возразить Титов, но Фомин перебил его:
— Именно потому, что мы люди, я настаиваю. Костя…
— А… что? — просыпаясь, отозвался Костя.
Фомин будто ждал этого момента, круто повернулся к Косте и, не обращая внимания на присутствующего здесь командира полка, сказал:
— Вот что, Костя, сегодня ночью мы отправим тебя за Волгу. Поедешь в Ахтубу, в мой дом. Пока будешь там жить и учиться. Понятно?
— А вы куда?
— Мы говорим о тебе. Тебе надо быть там, где положено: в школе, — ответил Фомин.
Костя продолжал смотреть на Титова. В недоуменном взгляде больших детских глаз Титов заметил обиду. Казалось, мальчик говорил: «Дядя Володя, как же так?»
— Так, так, Костя, — сказал Титов и, взяв Фомина за локоть — это был его привычный жест уважения к своему собеседнику, сказал: — Идемте, Александр Иванович, посмотрим, как первая рота устроилась…
И они вышли. Костя так и не понял, почему они не договорили все до конца. Только Александр Иванович, уходя, еще раз предупредил:
— Сегодня за Волгу, Костя. Днем переправа не работает, а ночью придет катер. Готовься…
Сквозь маленькое квадратное окно в блиндаж пробивался дневной свет. Стесняясь выйти из блиндажа с заплаканными глазами, Костя долго всматривался в это окно…
А время шло быстро, Костя даже не заметил, как наступил вечер. Теперь ему не хотелось расставаться с дядей Володей, с единственным человеком, который его знал раньше и на которого он надеялся. Хоть бы Зернов пришел и заступился…
— Хватит грустить, Костя, идем в первую роту, — входя, сказал Титов.
Первая рота располагалась в овраге, рядом со штабом. В список этой роты гвардии майор Пургин был занесен навечно, но Костя не знал об этом. С наступлением темноты бойцы выстроились вдоль оврага.
— Пургин! — начал перекличку старшина. Костя уловил свою фамилию.
— Я, — пронеслось по оврагу. Это у Кости вырвалось неожиданно звонко, и тот сержант, которому было поручено отвечать на поверках: «Пал смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками!», на этот раз промолчал: за него ответил сын погибшего командира.
По пути в блиндаж комендантского взвода Костя еще раз пытался уговорить Титова оставить его в полку, ну хотя бы на два дня.
— Нет, Костя, нельзя, — ответил Титов и собрался было объяснить Косте, почему нельзя, как сзади послышался топот догонявшего их офицера связи.
— Товарищ командир, вас срочно к телефону командующий…
Титов подал руку Косте, как равный равному, и быстро зашагал за офицером связи.
В блиндаже комендантского взвода Костю встретил Фомин, встретил сухо, без лишних слов и прощальных речей. Он просто положил на стол перед Костей чемодан погибшего отца и вещевой мешок. В мешке были сухари, консервы, кружка, белье, мыло, щетка и гречневая крупа для голубя.
«Вот какой человек, — подумал Костя, глядя на Фомина, — когда задумал отправить за Волгу, так и о голубе позаботился. Странно! Неужели он умеет отгадывать все, что я думаю, и делает наоборот? Ведь там, в тылу, голубь мне не нужен, оттуда в разведку не ходят».
Рядом с мешком была стопка книг и целая дюжина общих тетрадей. Книги и тетради Фомин взял в разбитой школе.
Костя нехотя повертел в руках грамматику, задачник, открыл учебник ботаники — это был его любимый предмет.
Глядя на мальчика, Фомин на минуту представил себя в школе. Перед ним, как наяву, появился класс. На стене — географическая карта, на партах — учебники, тетради. Десятки детских глаз с любопытством глядят на учителя…
— В какое время будет катер? — спросил Александр Иванович.
— Опаздывает, ждем в половине первого, — доложил один из бойцов.
Фомин посмотрел на часы.
«Пусть катер совсем не приходит… — твердил про себя Костя, глядя в книгу. — Или что-нибудь придумать бы, чтоб хоть на денек еще задержаться в полку…»
Распахнулась дверь. Качнулся и погас огонь светильника. На пороге блиндажа остановился запыхавшийся связной.
— Товарищ командир, тревога.
— В ружье!
Комендантский взвод бегом направился к штабу полка.
Здесь, в районе Сталинграда, Волга описывает отлогую дугу. Раньше внешнюю сторону этой дуги окаймляла сплошная цепь городских кварталов, рабочих районов, заводов и пригородных поселков. Теперь же с севера, от Спартановки, через заводской район, через центр города до Бекетовки и дальше на юг рядом с Волгой течет огненная река сталинградских пожарищ. Днем это не так заметно, а ночью, кажется, и Волга горит, и вот-вот бушующий огонь перекинется на ту сторону — в заволжские дубравы. Не представляя себе, как это может произойти, Фомин смотрел на Волгу с надеждой, именно она, широкая русская река, обозначила последний рубеж отступления нашей армии. В то же время Александра Ивановича тревожили известия о том, что большая группа фашистских автоматчиков просочилась между заводами к переправе…
К утру это подтвердилось новым, более тревожным известием: вслед за автоматчиками под покровом ночи к переправе двинулись танки и пехота. У причалов участились вспышки ракет, застрочили пулеметы, загремели взрывы гранат, и над берегом взметнулись огненные столбы. Они отражались в воде, и на этом участке Волга представилась Фомину большой кровоточащей раной.
— Да, Волга, Волга! — вздохнул Фомин, видя, как над ее ребристой поверхностью густо засновали светлячки пуль, и подумал: «Раз река простреливается пулеметами, значит ни лодок, ни парома не жди».
Отсюда, с небольшого холмика, возвышающегося над развалинами, Александр Иванович по привычке вел наблюдение. Его взвод, поднятый по тревоге, занял оборону на берегу оврага и был готов вступить в бой, если вражеские автоматчики попытаются прорваться к штабу и складам полка.
— Товарищ сержант, командир полка приказал стоять на месте, не трогаться, — доложил прибежавший связной.
— Ясно… А как там чувствует себя Костя? — спросил Фомин, продолжая наблюдать за простреливаемым участком Волги.
— Дисциплину он знает «хорошо и прочно», как солдат на посту, я приказал сидеть — и сидит. Видать, послушный малый и сообразительный.
В самом деле, Костя всю ночь просидел в блиндаже комендантского взвода. Да и куда он мог пойти, когда кругом строчили пулеметы! От связного ему стало известно, что на переправе идет бой и об отправке за Волгу не может быть и речи.
«Теперь-то меня наверняка запишут в первую роту. Буду каждый раз на поверке отвечать за отца». Он не сознавал, какое бедствие постигнет полк, если враг удержит переправу и батальоны полка останутся отрезанными от главных сил армии.
5. Под развалинами
Ожесточенные бои шли несколько суток. Враг был остановлен, но отбить переправу не удалось. Полк остался в осаде. Костя радовался, что его не отправили за Волгу, и ждал от Фомина боевых поручений. При каждой встрече с ним он намекал, что готов выполнить любое задание. «В первом же бою покажу себя по-настоящему». Но, как ни странно, Александр Иванович будто не понимал никаких намеков.
И вдруг однажды он сказал:
— Подожди, и ты получишь задание.
