Лёшка - Голышкин Василий Семенович (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
И вот эту Лисицыну Галина Андреевна укоротила. Та как уставилась на нее с первого раза, так и не отпускала. Но Галина Андреевна ни на чем не дала себя поймать — ни на меле, ни на учебнике. Мел всегда оказывался у нее под рукой, учебник — в руках. Мы молча следили за поединком: удастся или не удастся Лисицыной выслужиться? Звонок, кажется, ее последний шанс. Вот он сейчас заверещит, как сверчок, и Лисицына кинется к учительскому столику, чтобы помочь собрать вещи. Тут наконец Галина Андреевна и обратит на нее внимание.
— Лисицына!
Ай да Лисицына, до звонка «сработала», успела обратить на себя внимание учительницы.
— Я вас слушаю, Галина Андреевна… — голос у Лисицыной тает, как воск.
Зато у Галины Андреевны он какой-то робкий и неуверенный.
— Что мне нужно, Лисицына… — учительница, задумывается, будто подыскивая нужные слова. — Ты стирать умеешь?
Лисицына растеряна. Неужели Галина Андреевна хочет отдать ей что-нибудь в стирку? Этого еще не хватало!.. Но не отступать же…
— Да… Ага… — заикается Лисицына.
— И готовить?
Это уж слишком, но пусть будет, что будет, и Лисицына обреченно кивает: умею!
Лицо Галины Андреевны сияет. В руках — какая-то бумажка.
— Адрес… одной беспомощной старушки, — говорит она, — надо пойти и помочь. Ты ведь тимуровка?
— Тимуровка! — хором отвечаем мы и всем классом пялим глаза на Лисицыну.
Нас разбирает любопытство, как эта белоручка Лисицына, — а мы знаем, что она белоручка! — выкрутится и увильнет от поручения. Увильнет не увильнет, а наша Галина Андреевна — будь здоров человек! Сразу ее раскусила.
— Я… Видите ли… — Лисицына ищет выход из лабиринта. — Я хочу…
— Ты хочешь спросить, — подхватывает учительница, — достойна ли моего поручения? Ну, это как ребята…
— Достойна! — вопим мы, «радуясь» за Лисицыну и не подозреваем, что все прочие беспомощные бабушки и дедушки нашего района спят и видят уже нас у себя в гостях. Да, да, пройдет немного времени, и все мы, все до единого — и Лисицына первая из всех — будем напропалую возвеличивать своих подопечных, гордясь их трудовым и боевым прошлым, как своим собственным, и ревниво завидовать друг другу, слушая похвальное слово стариков и старушек в наш адрес на сборе пионерского отряда. Галина Андреевна всем нам, не одной Лисицыной, найдет дело по душе. Однако почему ей самой не пришлась по душе Лисицына?
Лисицына всегда всем нравилась. Она ко всем умела подлизаться, или, как говорили менее стойкие перед лестью, обворожить. Услужить она тоже могла: мило и незаметно для других. Но тот, кому она услуживала, вдруг оказывался у нее в долгу. Лисицына, правда, никогда не требовала, чтобы этот долг ей возвращали и платили добром за добро, но нам просто стыдно было не выполнить то, о чем нас просила Лисицына. Как-никак она первой сделала нам одолжение. А просить Лисицына умела: мило и незаметно для других, но настойчиво. То задачу за нее решить, то подежурить за нее не в службу, а в дружбу, то поделиться чем-нибудь: маркой, красивой открыткой, жевательной резинкой…
Мне казалось, что Лисицына непременно понравится Галине Андреевне, как до этого успела понравиться другим учителям и обворожить их. И вот Галина Андреевна не приняла ее услуг… Значит, чем-то таким Лисицына не пришлась ей… Но я ошибся, думая так. Галина Андреевна, более откровенная со мной, как со старостой, чем с другими, сказала, что, наоборот, Лисицына вполне приятная девочка, но с одним недостатком — желанием выделиться. Рукодельница она так себе, успеваемость у нее не ахти, вот и нашла лазейку: быть приятной и услужливой, что само по себе и неплохо, если бы не цель: смотрите, какая я хорошая, и любуйтесь мною со всех сторон! А еще — услуга за услугу, ты всем по одной услуге, и они тебе все по одной. Вот Лисицына и в барыше! Нет, выделять ее — ей же во вред. Самое лучшее, чтобы она была такая же, как и все. Да и вообще, чтобы испортить нас, немногое нужно, всего-навсего разделить на любимчиков и нелюбимчиков. Вот мы и пропали. Слушай, слушай, мотай на ус, а сам мне не верь: никто вам пропасть не даст! Начни я делить вас, а педагогический совет тут как тут: «Уважаемая Галина Андреевна, вам на овощной базе работать, а не в школе. Там сортируйте сколько хотите, а тут будьте со всеми одинаковой. Одинаково доброй и заботливой, строгой и, когда надо, непрощающей, потому что даже в школе нельзя все простить…»
Мы присматривались к Галине Андреевне и недоумевали, почему она, в отличие от других учителей, ни на кого из нас не кричит. Может быть, у нее не хватает характера? Лисицыну она исцелила, будь здоров, но, может быть, на одну Лисицыну у нее и достало пороху? Тогда пусть не обижается, мы ее просто «выключим». Как лампочку из сети. Лампочка есть, но не светит. Классный руководитель есть, но его никто не видит и не слышит… Красота!
Отчего мальчишки дерутся? Потом, когда я стану взрослее, я пойму это. Мальчишки — будущие мужчины. А главное в мужчине — сила и ловкость. На словах это не докажешь. Вот мальчишки и тузят друг друга, доказывая свое превосходство на кулаках. Девчонки — те тоже порой пускают в ход руки, но редко. Девчонки согласятся скорее умереть, чем показать свой расквашенный нос! Поэтому они, доказывая свое превосходство, действуют чаще языком.
Бурю на море можно предсказать. Например, по барометру. Давление падает — жди беды. Бунт в классе тоже можно предусмотреть. Даже без барометра. По одному тому, как грубоватый Витя, обнаружив в своем портфеле старую галошу, посмотрит на хитроватого Колю. Тот сидит, устремив безмятежный взгляд в потолок, но все равно эта подчеркнутая демонстрация не спасает его от затрещины… И вот уже двое схватились. Две спички брошены в огонь… Но я начеку. Я — староста и, как пожарный, должен погасить огонь драки в зародыше. Я выскакиваю в коридор и ору из-за двери:
— Директор!
Сперва это действовало как пеногаситель. Потом срабатывало вхолостую. Я ведь врал, когда кричал: никакого директора не было.
На этот раз бунт подняли девочки. Им вдруг расхотелось сидеть за одними партами с мальчиками. Пять лет сидели — и ничего! А тут вдруг возроптали: у нас свои секреты, у мальчишек свои… Мальчикам это было на руку, но их обидело то, что девочки так явно пренебрегли ими. И в отместку все, что было в столах и на столах девчоночьего, полетело на пол.
Девочки не остались в долгу и отплатили мальчикам тем же…
Бунт! Я выскочил в коридор и — нос к носу — столкнулся с Галиной Андреевной.
— Что там? — спросила она, прислушиваясь к шуму за дверью.
— Дерутся!.. — сказал я.
— Кто с кем? — спросила учительница.
— Девчонки с мальчишками, — сказал я.
— А ты на чьей стороне? — спросила учительница.
Я опешил:
— Я? Я ни на чьей. Я — староста.
— Очень удобная позиция, — усмехнулась Галина Андреевна.
Я надулся, не понимая:
— Где же мне быть?
— Как где? — учительница смотрит на меня, как на заблудившегося. — Там, за дверью…
— Там? За дверью? — машинально переспрашиваю я.
— Да… Там…
Я не маленький, но чувствую, что меня уговаривают, как маленького. Однако что же мне было делать?
— Как что? — изумляется учительница, когда я спрашиваю у нее об этом. — Сражаться. На стороне мальчиков или девочек. Ты за кого?
Как это так, толкать ученика на драку?.. И я мужественно отвечаю:
— Я ни за кого!
— Еще лучше! — от слов учительницы веет знобким ветерком мужества. — Тогда иди и сражайся против всех!.. Иди, иди! — и, подтолкнув меня к двери, сама остается в коридоре.
Потасовка в разгаре, когда она входит в класс. Дверь хлопает, и все, на мгновение присмирев, смотрят на вошедшую. Может быть, это запоздавший учитель математики? Нет, свой человек, классный руководитель, никогда не упражнявший на нас своих голосовых связок, так что можно спокойно свести счеты друг с другом: ругаться не будет.
Она и не ругается. Она подходит к учительскому столику, садится и, облокотившись на него, топит лицо в ладонях. Мы переглядываемся и расходимся по местам. В классе воцаряется мертвая тишина, и в этой тишине до нас доносится не то смех, похожий на всхлипывание, не то плач, похожий на смех.
