Оправдание крови - Чигринов Иван (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Ну что ты, Палага, — попробовала урезонить ее Анета Прибыткова. — А то я сама не понимаю, что надо поделиться? Сейчас вот зайдем за Белынковичи, да и подкрепимся сообща. Благо и вода там в Беседи найдется.
— Воды и той; что в Ключе напились, до самого вечера хватит, — засмеялась вдруг Роза Самусева, обрадованная Палагиной щедростью.
— Ничего, еще не раз захотите. Вечер далеко. А сало мое, чтоб вы знали, прошлогоднее. Соли на нем — ножом не соскребешь. Так что…
Уже на выходе из леса, как поворачивать на другую дорогу, что вела мимо Колодлива на Белынковичи, в глаза им бросилась дощечка, прибитая на уровне человеческого роста к березе. Заостренным концом дощечка эта показывала туда, куда направлялись веремейковские бабы. Русскими литерами в несколько строк на ней сообщалось, что ближайший лагерь «для красноармейцев и командиров, которые не успели сдаться к плен», находится в таких-то населенных пунктах. Вторым среди них была указана Яшница.
— Ну вот, — растерянно вскинула брови Дуня Прокопкина, — неделю будешь шляться по этим лагерям и все не обойдешь!…
IX
Потряхивая вожжами, Браво-Животовский направил лошадь из заулка на улицу и повернул налево, чтобы ехать в Бабиновичи по коноплевскому концу деревни. Зазыба открыл было рот — не хотелось вместе с Браво-Животовским ехать на виду у всей деревни, к тому же и дорога удлинялась ровно на то расстояние, какое занимала улица, однако вовремя передумал, — может, полицейский собирался по пути заглянуть еще домой. Но не тут-то было. Тот не остановил лошади у своего дома. Значит, с самого начала имел намерение ехать в местечко кружным путем, мимо Халахонова подворья. Правду сказать, в выборе дороги не последнюю роль могла сыграть и привычка — ведь коноплевцы вечно отправлялись в Бабиновичи отсюда.
— Сыну твоему тоже надлежит явиться в волостную управу, — буркнул полицейский, когда они с грохотом переехали первый мосток за деревней. — На учет надо стать, и все такое.
— Ага, — думая совсем о другом, уронил Зазыба.
Тогда Браво-Животовский повернулся лицом к Зазыбе и осклабился, словно уязвленный чем-то:
— Кстати он домой пришел.
— Отсидел свое, так и пришел.
— А мне не обязательно знать, отсидел твой Масей срок или нет. В конце концов, сам скажет где надо. Но что домой вернулся, не стал без толку шататься, это хорошо. И отцу выгода будет, и самому можно устроиться как следует. Немцам тоже образованные нужны.
— У него своя голова на плечах, нехай сам думает. А выгоды мне от его прихода никакой. Другое дело — радость.
— Не скажи. Выгода есть.
— Что-то невдомек мне.
— Ну, а хотя бы уже то, что Масей из тюрьмы вернулся?
— Гм, большое утешение! Да и при чем тут тюрьма?
— Смотря какая. Он же не вор и не убийца, а политический. Значит, у пего расхождение с советской властью было. Ну, а теперь такие люди в цене.
— Вот ты про что! — невесело усмехнулся Зазыба. — Значит, за сына и мне цепа выше будет? Так я тебя понял?
— Так.
— Но ведь немцы небось еще не знают про Масея?
— Почему это не знают? — возмутился Браво-Животовский.
— Откуда же им стало известно? — бросил испытующий взгляд на своего собеседника Зазыба. — Сам говоришь, ему надо еще явиться в волость, отметиться.
— Ну и что? Это же отметиться, а… Словом, ты, Зазыба, не думай, что новая власть ничего про нас не знает. Знает, да еще и как.
— Выходит, ты мой благодетель? — насмешливо спросил Зазыба. — Значит, тебе надо спасибо сказать?
— Ну с этим еще успеешь, — снисходительно разрешил Браво-Животовский.
— Правда твоя, успею, — не меняя насмешливого топа, согласился Зазыба. — Но пока давай мы с тобой, Антон, договоримся так: ты не оказываешь мне никаких благодеяний, а я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Во-первых, не так уж я молод, чтобы думать о карьере, особенно при новой власти, а во-вторых, для меня теперь важней не то, кто мне доверять собирается, а кому я доверять намерен. Скажу откровенно, к тебе у меня доверия нету.
— Напрасно.
— Не знаю, по сказал я, что думал.
— Напрасно, — повторил Браво-Животовский и добавил: — Теперь тебе без меня не обойтись.
— Вижу, тебе с чего-то очень хочется связать одной веревочкой с собой и меня, и сына моего.
— Веревок я не вью, тут ты ошибаешься, по общества твоего не чураюсь.
— Известно, не с Драницей же все время якшаться? Хватит того, что он подвел тебя у криницы. Все хвастал, что может по-немецки, наши мужики даже поверили, что он переводчиком при тебе, а как до дела дошло, так тумаков отведать пришлось. Да и немец тот тоже какой-то шалопутный — своего не узнал. Помнишь, как в том анекдоте?…
— Ну, чья бы корова мычала, а твоя молчала, — стараясь сохранить спокойствие, сказал Браво-Животовский. — Твои тоже не меньше шалопутные. Меня хоть плеткой, а тебя так и совсем чуть со света не сжили. Зря попрекаешь.
— Да я это к слову, — будто и правда пожалел Зазыба, что ненароком напомнил полицейскому о неприятности.
— У меня тоже к слову пришлось, — с явной иронией повинился Браво-Животовский.
— Будем считать, что квиты.
— Квиты так квиты, — охотно согласился полицейский. Напрасно он надеялся на перемирие. Через минуту Зазыба сказал:
— А поросенка с фермы вы незаконно взяли с Драницей, Не имели права.
— Чепуха, — попытался отмахнуться Браво-Животовский. — С лосем надо было как-то решить.
— Колхозная ферма не собственный хлев. В охотку и каждый мог бы.
— Так ты же распустил колхоз.
— Но это еще не значит, что каждый может хапать, что вздумает.
— Эх, — дернул щекой Браво-Животовский, — не об этом сегодня надо говорить нам! — И выражение лица его сделалось едва ли не страдальческим, как будто и вправду он добивался в беседе чего-то такого, что никак не доходило до Зазыбы.
«Ишь, — насмешливо подумал Зазыба, — кручина полицая забирает. Но это только начинка, а будет целая овчинка. Придется шила с перцем попробовать». Потом сказал:
— А правду болтают наши мужики, Антон, что ты у Махно служил?
— Служил, — как ни в чем не бывало, подтвердил Браво-Животовский. — А что?
— Тогда мы и раньше, оказывается, могли повстречаться с тобой? Я же свой орден получил за махновцев.
— Ну, про это, допустим, я читал в районной газетке.
— Мог и ты оказаться среди них. И тебе бы башку снял шашкой.
— Ну, это еще бабка надвое сказала. Мог ты мне башку отсечь, а мог и я тебе. Или не веришь?
— Ты, видать, землю со злости грыз, пока жил у нас затаясь?
— Я, как тебе известно, землю пахал, — сказал на это Браво-Животовский. — К чему мне было ее зубами грызть? Да меня тогда уже у Махно и не было, Когда ты саблей махал там.
— Золота-то хоть награбил, гуляя с Махно? — спросил Зазыба.
— Ясное дело, целый воз. Неужто не заметил, что моя хата золотом крыта?
— Ну, допустим, хату крыл еще сам хозяин.
— А перекрывал ее кто?
— Перекрывал ты. Но не верится чего-то, что ты без золотишка. Известно ведь, какие вы, махновцы, мародеры.
— Я, милый мой, привык честно служить.
— За идею?
— А если и не за идею, то все равно честно. Ты думаешь, я у одного Нестора Ивановича служил? Я и в Красной Армии был.
— Когда — перед тем, как к Махно перебежать, или после Гуляй-Поля уже?
— Чего теперь выпытывать! Надо было раньше интересоваться.
— Странно у тебя получается — служить служишь, а похвалиться вроде и нечем.
— Почему? Я же открыто служу.
— Это теперь. А что ты скажешь, как немцев прогонят?
— Все надеешься, что большевики твои вернутся?
— Надеюсь, Антон, надеюсь!
— Но признайся, Зазыба, ты бы со мной вот так, по-человечески разговаривал, если бы твой верх был, если бы ты на мое место стал?
— Во-первых, я на твое место не посягаю. А во-вторых, ты тоже скоро иначе заноешь. Это покуда нет окончательной уверенности, что власть твоя надолго зацепилась у нас, ты ангелом прикидываешься.
