Ухожу на задание… - Успенский Владимир Дмитриевич (версия книг txt, fb2) 📗
У Дербаносова достало тогда мужества сказать заместителю командира по политчасти, что чувствует себя не на месте, что люди не очень-то считаются с его мнением.
«А может, это ты не считаешься с ними, перестал понимать их запросы, интересы? — сказал замполит. И посоветовал: — В первой роте нынче занятия по защите от оружия массового поражения, иди потренируйся вместе со всеми». «Неловко, в норматив не уложусь», — признался Дербаносов. «Вот и позанимайся, зазорного в этом нет… И вообще: через день — в роту, во взвод. Чтобы вместе с солдатами от подъема до отбоя. Тогда все наладится…»
Совет, разумеется, был хороший, но не сразу понял Дербаносов всю его простую мудрость, не сразу преодолел внутреннее сопротивление: как это он, прошедший все ступени от рядового бойца до старшего сержанта, замещавший даже командира взвода, будет начинать все с азов, тренироваться вместо со стрижеными новичками.
И все же занимался, припоминал забытое, повторял пройденное, помогал солдатам и постепенно опять втянулся в жизнь подразделения. Узнал сильные и слабые стороны многих комсомольцев; волнения и заботы бойцов опять стали его заботами и волнениями. И уже не жаловался на недостаток интересных предложений, на нехватку активистов.
Наверно, каждый молодой политработник допускает в начале своего пути нечто подобное, и хорошо, если рядом окажется старший товарищ, поможет исправить ошибку. У Сысоева наступило, вероятно, такое время, и Дербаносову очень хотелось, чтобы прапорщик быстрее миновал трудный этап, чтобы раз и навсегда понял: настоящий политработником становится лишь тот, кто живет среди людей и для людей.
Поэтому и держал сейчас начальник политотдела своего молодого помощника под постоянным прицелом. Волю свою не навязывал, но на советы не скупился. Забота о контрольно-пропускном пункте, связь с шефами, поездки на заставы, на стрельбище — Сысоев не засиживался теперь в политотделе. Все время среди комсомольцев, среди молодежи — этого и добивался умудренный опытом подполковник.
10
Женя шла без дороги, по изреженному дубняку. Старых деревьев здесь почти не осталось — вырублены. Уцелели лишь тонкие деревца, да кое-где сохранились ветераны-инвалиды с изогнутыми, изуродованными стволами. Крона у них скособочена, сплюснута ураганными ветрами, налетавшими иногда с океана.
До встречи с Олегом еще порядочно времени, девушка не спешила, прогуливалась в свое удовольствие. Все на людях да на людях, хотелось и одной побыть, отрешиться от привычного будничного состояния. Ведь свидание! Забыла уже, когда и случалось такое.
Поднялась на лысую маковку невысокой сопки, где на груде больших камней растопырил могутные остроконечные лапы якорь, доставленный сюда с «Юпитера». Над ним трепетал на длинном шесте флаг стройки. Тут традиционное место свиданий, уже встретилась какая-то парочка. А Женя, как условились с Олегом, прошла дальше, на поляну, где весной и летом было много цветов. Отсюда видна бухта: голубое зеркало в карминном и золотистом обрамлении осенней тайги.
Девушка присела на шершавую колодину, с удовольствием вдохнула прохладный воздух, ощутив грибной запах преющей листвы, чуть заметный аромат увядшей травы. Здесь, на этой поляне, она встретила весной олененка. Без матери он, наверно, остался. Пятнистый и тонконогий, доверчиво выглядывал из кустов. Женя хотела приголубить его, но подумала: нет, не надо. Повадится ходить сюда, людей не станет остерегаться. Ну и нарвется на какого-нибудь негодяя.
Пугнула олененка, отогнала подальше в тайгу. Прокормится, травы много. А хищных зверей возле стройки нет. Семья тигров бродит за высокой грядой сопок, куда ребята уходят с двумя ночевками шишковать. Не ближний свет. Зато кедры там, говорят, необыкновенные…
Тайга нравится Жене, но еще больше нравится ей море. Всегда оно разное, любоваться им не устанешь. Прекрасное, величественное, вечное — оно действует благотворно, снимает с души горькую накипь, успокаивает и возвышает. Девочки из бригады знают пристрастие Жени к морю. В столовой стараются занять ей место возле окна: спиной к залу, лицом к распахнутому простору. Если бы не море, ей гораздо трудней было бы выдержать первые месяцы в этой бухте. Слишком резким, слишком болезненным был переход от прошлого к новой жизни…
После станкостроительного техникума вернулась она к маме и брату в родной город. Работа на заводе была интересная, приносила удовлетворение. И на книги, и на театр оставалось время. Легко ей было тогда, беззаботно и немного тревожно: где ее суженый, какой он, когда появятся? Ну, он и не задержался, явился: веселый, рослый с неизменной гитарой, с запасом шуток — душа любой компании. Сперва Женя только заглядывалась на него — он ухаживал за ее подружкой. А потом зачастил к ней. Подружка обиделась, перестала здороваться: отбила, дескать. А Женя не отбивала. Просто выяснилось: она нравится ему больше всех — что же тут поделаешь? Ну а про нее и говорить нечего: первая любовь, один свет в окошке.
Счастливый месяц пролетел, словно в розовом тумане. А потом кавалер затеял у Гречихиных дома обстоятельный деловой разговор. Через год, мол, на заводе будут сдавать новый корпус. Квартиры со всеми удобствами, по первому классу. Близко к центру — там теперь почти не строят, разве что только для начальства. У Жени есть полный шанс — он прощупал осторожно в завкоме ее возможности. Гречихина — кадровая работница, техник, человек нужный, ей не откажут. Сейчас надо поскорее зарегистрироваться, а потом, когда будет шесть месяцев беременности, взять соответствующую справку. Раньше шести месяцев не дают. Ну и требовать на троих две комнаты. Хлопоты он берет на себя. Дело за свадьбой и за беременностью.
Женя тогда онемела от удивления, от неожиданности, слушая безапелляционные рассуждения своего кавалера. Даже не спросил, пойдет ли она за него. Выверенные, расчетливые слова будто ледяной водой окатывали Женю… Уж не потому ли он от подружки ее отвернулся, что у Жени квартирная перспектива повыгодней? В центре… А потом появится шанс на трехкомнатную, он и Женю оставит легко и просто, с улыбочкой. А что, возьмет свою гитару — и поминай кик звали!..
Ни мама, ни брат не сумели понять ее. Выгодный, дескать, жених: хорошим крановщик, из себя видный, о будущем всерьез думает. Вон как насчет квартиры-то все рассчитал — такой ничего не упустит, мимо рта ложку не пронесет. И не почувствовали брат с мамой как изгадил красавец кавалер самое лучшее, самое нежное, что лелеяла она в душе с детских лет, берегла для любимого. И ведь опоганил, оскорбил, даже не заметив этого. Такая у него нравственная глухота, что и претензий не предъявишь — не поймет, не уразумеет. А сам упорный — будет ходить, приставать.
Очень одинокой оказалась Женя в тот трудный вечер. И кавалер, и родственники не о ней, только о себе думали… Сплавят ее с муженьком в новый лом — свободней будет… Ну и пусть! Не нужна она никому, и теперь сама проживет как-нибудь!
До рассвета лежала без сна, плакала потихоньку в подушку. А утром услышала по радио объявление, передававшееся, вероятно, не первый раз, но раньше она внимания не обращала. Диктор рассказал о строительстве нового порта, перечислил, какие специальности там требуются. Предупредил: люди очень нужны, но золотых гор не будет. Рабочие пока еще живут в палатках, в бараках… Вот только про старый пароход не упомянул. Не знал, вероятно.
В тот же день Женя подала заявление об уходе с завода. Кавалера видеть не могла. Мерзко звучал в ушах его голос: через шесть месяцев справочку о беременности… Уехала, разом оборвав все нити, даже не сказала куда. Маму предупредила: не волнуйся, не разыскивай, когда устроюсь — сообщу.
Далекая бухта встретила ее ярким солнцем и ласковым морем. Оказалось, что расположен этот район гораздо южнее того города, в котором Женя выросла. Однако старожилы шутили: широта у нас почти крымская, зато долгота почти колымская. И верно, вскоре начались затяжные, многосуточные дожди, туманы. Все намокло, разбухло. Автомашины останавливались на дороге метрах в трехстах от строительной площадки — не могли преодолеть разъезженное месиво. На плечах переносили грузы.
