Цветы и железо - Курчавов Иван Федорович (книги полностью TXT) 📗
— А мы уже почти победили!
Мизель вернулся к окну, посмотрел, сел в кресло, потянулся к бутылке.
— Не расстраивайся, приверженец веры христовой! Мы подберем попа для Шелонска. Будет молить за кого угодно, хоть за самого сатану!
Хельман выпил, взял плитку шоколада, разломил ее, половину протянул Мизелю, другую засунул себе в рот.
— Не подумай обо мне превратно, — сказал, проглотив шоколад, Хельман. — Ты отлично знаешь, сколько людей я казнил в Шелонске, и мое сердце не дрогнуло, Гельмут! Но мне казалось, что всюду, где мы находимся, нужны и плетка, и пряник. Конечно, я могу и ошибаться.
— Я это признаю как ошибку. Человеку свойственны заблуждения. Передо мной ты можешь быть откровенным: пусть лишнее не лежит на сердце. Через два месяца ты будешь хохотать над предложениями, которые ты сегодня выдвинул.
— Видимо, так и будет, Гельмут. Может быть, и не через два месяца — это большой срок, — а намного раньше.
— В сроках я могу ошибиться, в существе вопроса — нет!
— Да, я давно хотел у тебя спросить, Гельмут, не удалось тебе напасть на след советских агентов в Низовой?
— Мне думается, что это провокация красных, я так и доложил. Никаких признаков. Нашего резидента они ввели в заблуждение: готовили высадку агентов в Низовой, в этом направлении послали и свой самолет. А сбросили, вероятно, в другом месте. Могу заверить тебя, мой друг: на Низовой и воробей не приземлится без нашего разрешения, не только большевистский лазутчик! Еще выпьем?
— Конечно, до нормы, до нормы, — пролепетал захмелевший Хельман.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Больше недели живет Никита Поленов в Низовой. Дом словно прилип к небольшому бугорку, но обзор по сторонам широкий: посмотришь в окна справа — и видишь поблескивающие рельсы; прямой стрелой уходящие через Шелонск в Прибалтику; взглянешь в окно слева — другая железнодорожная линия, в Германию, через Белоруссию и Польшу.
За это время Никита Иванович уже поднаторел в кузнечном деле. Лейтенант Эггерт разрешил ему занять кузницу на окраине Низовой. Мехи, горн, наковальня сохранились, нашелся небольшой запас угля, на земляном полу валялись куски железа. А с собой Никита Иванович Поленов привез металлические прутья и подковные гвозди; гвозди на оккупированной территории приравнивались если не к золоту, то наверняка к серебру. Как и ожидал Поленов, больше всего было заказов на ковку лошадей: начались заморозки, лужи на дорогах покрылись льдом. Заезжал и лейтенант Эггерт — подправить у лошади подковы или перековать ее заново. Но, конечно, это был предлог. Он все время интересовался двумя парнями, «начальниками из советского концлагеря», как он в целях обмана называл хвастливых и незадачливых разведчиков, которые все еще не были пойманы. Как теперь догадывался Никита Иванович, Эггерт не случайно отдал ему кузницу: она стояла у развилки шоссейных дорог, многое мог заметить настороженный взгляд!
Никита Иванович Поленов уже знал, что «майор на броневике» был не кто иной, как Гельмут Мизель, что лейтенант Эггерт — представитель немецкой службы безопасности на Низовой. Как-то после остановки в Низовой Поленов с Таней наведались в лес якобы для заготовки дров, связались по радио с полковником, доложили обстановку. Тот заметил, что подобная ситуация имеет свои плюсы: кулак Поленов может жить легально. Полковник предложил связаться с ним по радио через неделю: пусть отпадут подозрения, если они есть у Мизеля и Эггерта.
А подозрения, конечно, были. Документы кулака Никиты Ивановича Поленова лейтенант Эггерт забрал и до сих пор не вернул. Проверяет. Надо быть настороже все время, каждую минуту. Вот хотя бы взять этого человека, который сейчас вбежал в комнату с испуганным лицом, в порванном полушубке, с запекшейся кровью на щеке. «Едва удрал от немцев, — пояснил он, с трудом переводя дыхание. — Вы уж не выдавайте!» Кто он? Честный человек или провокатор, подосланный Эггертом, чтобы проверить Поленова, как он поведет себя по отношению к русским, не забушует ли у него славянская кровь? Доложить Эггерту? А если этот человек и взаправду бежал от немцев?
— Где же вы были? — холодно спросил Поленов.
— У самого Эггерта. Донесли, что я коммунист, вот и схватили.
— А вы коммунист?
Гость опасливо оглянулся и ответил шепотом:
— Коммунист.
— Адреском ошиблись! — сказал Поленов. — Нет, нет, хорошо, правильно, что ко мне прибежали, — проговорил он, будто опомнившись. — Оставайтесь, а я посмотрю, нет ли посторонних людей у дома.
Он быстро оделся, моргнул Тане и вышел в коридор. Дверь плотно не прикрыл.
— Дочка, я пошел до лейтенанта Эггерта, — сказал он громко, чтобы услышал пришелец.
— А ты скоро вернешься?
— Скоро. Возьму кого-нибудь на помощь.
Таня поняла хитрый ход батьки и сказала тоже громко:
— Я боюсь, а вдруг он меня убьет!
— Займи его разговорами. Только бы не удрал.
— Ладно уж! — неохотно согласилась Таня.
А у парадной двери Никита Иванович прошептал Тане на ухо:
— Если он честен, то сбежит, не станет дожидаться, пока на пороге появится первый палач Низовой!
Эггерта Поленов застал в служебном кабинете. Лейтенант делал какие-то записи в черной тетради.
— Ваше благородие, — торопливо начал Поленов, открывая дверь, — от вас коммунист сбежал. Он сейчас у меня, попросил, чтобы я его спрятал.
— Его примет, Поленофф?
— Порванная шуба, на правой щеке кровь. Брюнет, глаза или голубые или серые, никак не разобрал!
— Сейшас я отдавайт команд, его хватайт мой солдатен.
Эггерт не спешил: он закончил в тетради свою запись и только после этого вышел за дверь. И эта деталь успокоила Поленова: не торопится гестаповец, следовательно, тот человек наверняка провокатор.
— Вы, Поленофф, правильно делайт, што доложил, — сказал Эггерт, возвратившись в кабинет. — О всех подозрительных надо докладайт! Поленофф, а ваш документ фальшивый!
— Быть не может, ваше благородие! — горячо возразил Никита Иванович.
— Фальшивый, Поленофф!
— Тут какое-то недоразумение, ваше благородие. Немцам я верю. Они люди точные. Документы я от них получил. Они обмануть не могли!
— Я пошутил, Поленофф. Документ правилен… А пошему, Поленофф, вы так долго ехал? Синявин болот не так далек?
— И не близко, ваше благородие. А тут еще Соколик ногу зашиб. Думал, что и с лошадью распрощаюсь. А конь у меня очень хороший. Вот две недели и ждал в одной деревне. И после слишком не гнал. Лошадь-то потерять жалко!
— А по какой дороге вы ехал?
— Помню, мимо Тосно и Вырицы проезжать приходилось. Потом влево повернул. Батецкую проезжал. Недалеко от Низовой господина Мизеля встретил. Спасибо ему, что надоумил в Низовую податься!
— Испугался, Поленофф, когда первый раз майор Мизель увидайт?
— А чего же мне пугаться, ваше благородие? — удивился Никита Иванович. — Это пусть большевики его пугаются! А я немцам ничего плохого не сделал!
— Правильно, Поленофф. Вот ваш документ. Живит спокойно.
— Премного благодарен, ваше благородие. Домой пойти можно? Наверное, того уже взяли?
— Идит. Мой солдатен делал засад. Он его хватайт. Выйдет из дома, его сразу хватайт.
Дома Таня не без удовольствия рассказала батьке:
— Давно ушел. Сначала попросил, чтобы я его спрятала. Чтобы и ты не знал. Я отказалась. Он ругаться стал. Называл нас последними словами!
— Может, он и взаправду честный человек?
— Что ты, батька?! «Честный»! Да его солдат на улице встретил!
— Не забрал?
— Нет! Отошли от дома, закурили и — в разные стороны.
— Ну, тогда слава богу! Хорошо, что я доложил «господину лейтенанту».
Подозрения, если они и были, теперь наверняка отпали. От имени Мизеля лейтенант Эггерт вручил Поленову четыреста марок — аванс за будущую службу осведомителя, рассказал, как вести наблюдение и сообщать о подозрительных людях. Никита чуть не прослезился от умиления, с дрожью в голосе благодарил за заботу: он хорошо играл свою роль!
