На короткой волне - Анисимова Александра Ивановна (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Молча пожали друг другу руки, и никто не сказал «до свиданья». Ты ведь сама знаешь, у разведчиков не принято прощаться…
Наша группа пошла вперед, в глубь вражеской территории. Перебежали через шоссе, по которому проехало несколько автомашин. Подошли к реке. Нашли место, где мало воды, но очень вязкое дно. Несколько ребят перешли, а я завязла. Кто-то бросает мне палки, поднялся шум, и вдруг слышим: «Хальт! Хальт!» Началась беспорядочная стрельба, а небо взлетела осветительная ракета. Мы замерли… Потом все стихло. Меня вытащили всю в грязи.
Впереди показались строения — дома, сараи. Слышно — немцы кругом. Свернули вправо, попали на старое кукурузное поле. Рассвет уже начинается. За полем кустарник и лес. А среди немцев началось какое-то движение. Мы спрятались в глубокой яме. Я развернула рацию и сообщила о том, что линию фронта прошли благополучно и стараемся быстрее удалиться от нее.
С наступлением темноты мы двинулись дальше. И началась наша работа разведчиков.
Ну, а дальше… Нет, серьезно, ничего особенного не было… Вели разведку, я передавала сведения. Правда, иногда мерзли, голодали, но сейчас это уже не важно.
А зато сколько интересных людей встретили мы там! Однажды вечером мы зашли на хутор и решили в нем переночевать. Заглянули в сарай, а там венгры, румыны, немцы и даже один француз…
А когда мы возвращались к своим, с нами шла группа венгров.
Как-то, сидя у костра, я сняла шапку с головы, волосы упали мне на плечи, и тут же я услышала, как многие из венгров сказали одно слово: «девушка». Оказывается, они принимали меня за молоденького солдата.
Ну, а ты как? Что знаешь о других девочках?
Сходные и несходные оказались у нас судьбы. И сколько выстрадано! И сколько радости, что живы, что справились с нелегким делом!
Поезд в сторону Москвы уходил утром. Мы встали рано. Быстро собрались. Сели за стол, чтобы последний раз побыть всей нашей дружной семьей. Я чувствовала себя немного виноватой перед товарищами, что раньше всех уезжаю домой. Это походило на измену, на предательство. Еще шла война. Их дальнейшие пути вели к боям, к последним решительным боям с врагом.
Николай, как самый старший, поднял рюмку с вином и сказал:
— Ася, ты знаешь, что нам, конечно, жалко расставаться с тобой… Желаем вам счастья! — И они втроем — Николай, Василий и Антон — выразительно посмотрели на майора, потом на меня.
— Спасибо… — ответил смущенный майор.
Почему-то в груди у меня стало пусто-пусто… и тихо. И тут впервые за последние дни вдруг пришло успокоение, как будто и нужно было непонятную тревогу назвать простыми словами: «Я не люблю майора…»
«Я не люблю майора», — хотела я сказать своим друзьям, но это было бы второе предательство. И я промолчала. Да… У каждой любви своя песня…
Майор и Николай провожали меня на вокзал.
— Ну, прощай, Ася! — с повлажневшими глазами сказал майор. — Скоро приеду. Расскажи там обо мне… все, что знаешь…
Он нагнулся, поцеловал меня и выбежал из вагона. Поезд уже тронулся. Они стояли с Николаем на платформе, глядя вслед поезду.
Я ехала домой!.. Мелькали за окном поселки, леса, перелески… И небо было синее-синее…
Эх, если бы голос мне! Как бы я спела сейчас! «До-мой, до-мой», — стучали колеса. Я смотрела в окно и тихо смеялась. Поезд вез меня к новой жизни.
В Москву я приехала через девять дней. Вспомнилось: ровно два года назад, 8 апреля 1943 года, меня провожала мать в Горький. Кого-то застану я сейчас дома?
Город только еще просыпался. Площадь перед Киевским вокзалом пуста. Несколько такси разобрали у меня на глазах. А я растерялась, и пришлось долго ждать на трамвайной остановке. Потом я смотрела в окно трамвая и то узнавала, то не узнавала свой старый, родной город. Всего два года прошло, а сколько перемен! И самое главное — на больших зданиях и площадях нет уже маскировочных сеток.
Чуть не бегом от трамвайной остановки направляюсь к дому.
Над площадью розовеет небо. Из репродукторов несется: «Широка страна моя родная!..» Я стою на углу пустынной еще площади и сквозь слезы улыбаюсь этому утру, этому самому лучшему в мире городу. Вот они, мои новые позывные:
«Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я!»
«Говорит Москва!..»
В подъезде дома сразу окружило меня все близкое, знакомое: полутемная лестница, старенькие перила с выломанными железными прутьями. Через две ступеньки взбегаю на третий этаж. Потемневшая от времени бронзовая вертушка звонка. Незабываемый, особый скрип нашей двери и знакомое шарканье тапочек по коридору.
— Кто там?..
ЭПИЛОГ
Первое время по возвращении в Москву я жила как в тумане. Неотступно были со мной Эльза и Василий, Милька, Юрек и все остальные. Синела в московском небе шапкой лесов Чантория, а по радио, казалось, вот-вот запоют:
Гуралю, чи ти не жаль?
Гуралю, врацай до галь!..
Не проходило беспокойство: как-то там наши польские друзья после ухода группы из Бренны?
И даже приезд майора не мог вывести меня из оцепенения.
Сложно и трудно складывались наши отношения с майором. Я надеялась, что сердце пойдет на компромисс: я стала женой майора, чтобы сдержать свое слово, свое обещание…
Несколько лет тому назад уехал из Москвы в Удмуртскую республику майор и работает начальником участка в леспромхозе…
Все попытки разыскать Молчанова закончились неудачей. Прощаясь со мной в Ченстохове, Шатров сказал, что Аня Шамаева погибла. Я написала ее родным. Ко мне приехала ее сестра Маша. Я рассказала ей все, что могла. А через несколько дней в развевающемся широком пальто, в модной шляпке ко мне в комнату влетела сама Аня Шамаева. Мы ушли с ней на улицу, в маленький скверик перед Домом Красной Армии, где у входа стоят две пушки. И говорили, говорили… Много тяжелых минут пришлось пережить моей подруге. Через день после высадки группы в тылу у немцев она попала в гестапо. Ее спасло только то, что рацию и шифр она успела спрятать. Но в тюрьме ее продержали до прихода советских войск.
Жизнь шла своим чередом. Я работала на заводе. Были трудные годы — страна восстанавливала разрушенное войной хозяйство.
Но работа и хлопоты по дому не заслоняли собой воспоминаний о пережитом, о польских друзьях. И вот в сентябре 1956 года короткие волны радиосвязи помогли мне услышать голоса моих бывших товарищей из Верхней Силезии, а вскоре я получила и письма.
«Дорогая Ася!
Посылаю тебе сердечный привет! Почти двенадцать лет прошло с тех пор, как мы перешли немецкий фронт в Явоже-Ясенице, около Бельско. Тогда майор сказал мне перед уходом через фронт: «Янко, бери под свою защиту Асю. Если мы все погибнем, то она должна жить. Ты должен перевести ее, как бы трудно это ни было».
Да, это было и трудно и страшно — тот последний переход по обледенелой пропасти, где мы шли по льду около пятидесяти метров вниз…
После освобождения я был председателем районного союза борьбы молодых в Силезии. Позже был заместителем коменданта милиции. Наверное, меня не узнаешь, потому что я за последние годы очень изменился.
«Дорогая Ася!
С милыми пожеланиями к вам и вашей семье пишу эти несколько слов. Сердечно благодарю за письмо и за добрую память после стольких лет.
Дорогая Ася! Было тяжелое время, и мы, которые его пережили, до смерти не забудем.
Я пока здоров. Живу в Бренне, там, где мы партизанили, но в доме являюсь гостем, потому что работаю за сто километров в стороне.
Карел погиб в последние дни, когда гитлеровские войска убегали из наших мест. Это было 30 апреля 1945 года. Вместе с ним погибли еще несколько наших товарищей и трое советских солдат. Потому что мы последнее время воевали вместе с советскими солдатами. Дети Карела все живы. Двое старших уже поженились, остальные живут у меня.
Я после войны работал два месяца в милиции, позднее уволился по болезни, потому что здоровье мое после партизанской жизни стало очень плохим.
Весна в этом году ранняя и красивая, деревья распускаются, в полях уже все посеяно, тепло, и птицы поют — просто радостно смотреть на свет…
С сердечными пожеланиями к вам всем