На Забайкальском фронте(Документальные повести, очерки) - Котенев Алексей Яковлевич (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Подав команду окапываться, лейтенант Ветровой выслал разведчиков и, выбравшись на удобный для наблюдения бугорок, заросший кустарником, начал с нетерпением ожидать их возвращения.
Разведчиков было трое: сержант Соколков, могучий Шалдаев и небольшой проворный солдат Голубь. Вначале они довольно быстро двигались сквозь густой кустарник. Дальше, когда кусты стали ниже и реже, поползли по-пластунски. Шалдаев выползет вперед, оглядится, даст сигнал — „путь свободен“, и к нему подтянутся Соколков с Голубем.
Вскоре они миновали лощину и стали подниматься на бугор. На этот раз впереди — сам Соколков. Двигались теперь особенно осторожно, чтобы не натолкнуться на охранение „противника“.
Вот Соколков уже на холме. Раздвинул перед собой гибкие прутики куста — и чуть не ахнул от изумления: перед ним была позиция „противника“. Она располагалась настолько близко, что сержант даже затаил дыхание и пригнул голову к земле.
„Но где же люди? — подумал он. — Ах, так это же ложные позиции“, — догадался Соколков и пополз дальше, к сопке.
Действительные позиции были на пологом склоне сопки. Шуров окапывался. По величине брустверов Соколков сразу же понял, что окапываться взвод начал недавно. По расположению и форме брустверов он без ошибки определил профиль обороны, местонахождение огневых точек. Видно было, что Шуров ожидал „противника“ или с фронта или со стороны своего левого фланга.
— Что и требовалось доказать, — произнес Соколков любимую фразу своего командира взвода и, захлопнув блокнот, подал сигнал двигаться обратно.
Разведчики с величайшей осторожностью выбрались из кустов, откуда они вели наблюдение, потом проползли через лощину, миновали стороной холмик. Ползти было очень тяжело. Лицо у Шалдаева мокрое от пота, точно он только сейчас умылся. Не меньше устал и сам Соколков, но он понимал, как важны сведения, которые записаны в его блокноте, и все время торопил солдат:
— Лейтенант ждет…
Когда они проползли раскинувшиеся на косогоре кусты боярышника, Голубь начал вовсе сдавать.
— Хотя бы минутку отдохнуть… — тяжело вздохнул он и вытер наскоро рукавом лоб.
Сержант Соколков остановился и подумал: „Как же быть?“ Приподнявшись на руках, он огляделся. „Пожалуй, здесь можно и на ногах. Ведь мы уже далеко. А лейтенанту скажу: ползли. Ну, конечно, можно. Ведь по оврагу бежали во весь рост — никто не заметил. Пронесет и сейчас“.
— Ну теперь ничего страшного, — сказал, вставая, Соколков таким же тоном, каким обычно говорил командир взвода. По, побоявшись, как бы не научить солдат и в настоящем бою действовать так же, добавил: — Только имейте в виду: это мы сейчас так… для скорости…
С разрешения Соколкова разведчики поднялись на ноги и во весь дух помчались через кусты к оврагу. Соколков два раза оглянулся назад. За ним никто не бежал. „Проворонили, разини!“ — обрадовался сержант и велел „включить третью скорость“.
Добежав до оврага, Соколков доложил лейтенанту Ветровому о результатах разведки. Командир очень обрадовался и тут же отдал приказ двигаться вперед. Рота заспешила туда, куда показывала красная стрела, начерченная на командирской карте.
Сергей Ветровой в эти ответственные минуты был поглощен мыслями о предстоящей схватке: он еще и еще раз обдумывал, как полнее использовать огневые средства, как ближе подойти к Шурову.
На рубеж атаки вышли быстро.
— Вперед! — крикнул Ветровой, и мощное „ура“, точно морская волна, прокатилось по склону сопки.
Казалось, Шуров был уже в его руках. Вот она, победа! Еще рывок вперед, и хватай ее, бери!
Но что такое? Почему из окопов „противника“ бьет лишь один автомат?
И едва успел Ветровой так подумать, как на его правом фланге, как раз там, где у него были обозначены ложные позиции „противника“, раздался взрыв и оттуда обрушилась огневая мощь взвода Шурова.
— Ложись! — неистовым голосом крикнул Ветровой, поняв, что он уже „потерял“ здесь не менее трех четвертей состава роты.
А дальше все пошло еще хуже. Обороняющийся „противник“ получил дополнительные силы и ринулся в контратаку.
— Полная конфузия… — растерянно прошептал Ветровой. — Разделал он меня, как бог черепаху… Но как же все это произошло? — спросил он, когда к нему подошел командир роты.
А произошло все, как пояснил капитан, очень просто. Шуров, оказывается, заметил разведчиков Ветрового в то время, когда они побежали во весь рост к оврагу. Но ловить их уже было поздно. Они так неожиданно промелькнули, что их не успели даже накрыть огнем. И Шуров, вспомнив один фронтовой случай, о котором недавно рассказывал командир части, пошел на хитрость — решил сделать вид, что он… ничего не заметил. А сам тем временем моментально отошел в сторону, занял свои ложные позиции, наскоро углубил окопы, используя кое-что готовое, — и вот, выждав „жертву“, грянул, как гром среди ясного дня.
— Вот это молодец! — воскликнул изумленный Ветровой, выслушав капитана.
— Да вот и сам молодец налицо, — сказал капитан, кивнув на подходившего Шурова, и направился к отдыхавшим у подножия сопки солдатам.
Друзья остались вдвоем. Они присели на заросший травой бруствер окопа и, пока длился перекур, перебросились несколькими словами.
— Ну что ж, поздравляю, Роман. Пять-ноль в твою пользу, — первым заговорил Ветровой.
— Благодарю вас, — с подчеркнутой учтивостью ответил Шуров и уже серьезно: — Но могу тебе сказать, не помоги мне твои разведчики, пришлось бы не тебе, а мне тебя поздравлять. Маневр-то у тебя был классический!
— Был вот, да сплыл… Теперь взгреют на разборе…
— Соколков тебе все дело испортил. Он доложил, небось, что всю дорогу полз? — спросил Шуров.
— Соколков тут ни при чем, — махнул рукой Ветровой. — Тут я сам малость сплошал, а он пошел по моему следу.
— По твоему следу? Не может быть, — иронически проговорил Шуров. — Да какое он имел право подражать офицеру, которому „больше дозволено“! Ты накажи его за это.
— Ладно, ладно, хватит тебе иронизировать. За сегодняшнюю хитрость могу поставить тебе пятерку — так и быть. Но кто из нас вперед закончит забайкальскую академию — мы еще посмотрим!
— Это верно, — согласился Шуров. — Дай бог вашему теленку нашего волка съесть.
— Спасибо за аттестацию, приятель.
Заметив, как больно задела Ветрового эта шутка, Шуров переменил тон.
— А маневр у тебя был классический, — повторил он и полез в полевую сумку за картой.
В это время из сумки выпала записка: „Лейтенанту Ветровому“.
— А это что за послание? — спросил Сергей.
— Это я собирался на подушку тебе положить в тот день, когда поссорились, да забыл.
— Не устарела? А впрочем, битому все сгодится, — сказал он, пряча записку в карман гимнастерки.
— Не прибедняйся. „Битому“… Знаем мы таких битых! За битого, говорят, двух небитых дают, — усмехнулся Шуров.
Поговорив так минут пять, друзья разошлись.
Лейтенант Ветровой направился к своему взводу и, мурлыча про себя песенку о двух друзьях-однополчанах, достал из кармана записку Шурова. В ней было всего четыре слова: „Недруг поддакивает, а друг спорит“. Мудро сказано! И главное — кстати. Ну подожди, Роман! Научишь ты меня на свою голову! Я тебе покажу!»
Он подошел к своему взводу, весело спросил:
— Что приуныли? Ведь занятия-то не последние. Разве забыли, что за битого двух небитых дают?
Солдаты заулыбались, и лейтенант почувствовал, как его бодрость мгновенно передалась людям.
Раздалась команда, и повеселевший взвод с песней двинулся в путь. По широкой пади понеслась звонкая солдатская песня:
Лейтенант Ветровой шагал рядом со строем. В его голове роились новые смелые планы и дерзкие замыслы.
