Я жил в суровый век - Нурдаль Григ (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— Триста первый! — снизу читает по бумажке фельдфебель.
— Jawohl! 12 — выкрикивает сержант, единодушно прозванный заключёнными Квазимодо.
Грохот ключей.
— Raus! 13 — Дверь захлопывается. Карлик-сержант толкает перед собой тщедушное существо.
Раздаются шаги по лестнице.
— Schnell! Schnell! 14 — нервничает унтер-офицер на первом этаже.
— Jawohl! Jawohl!
— Номер? — спрашивает фельдфебель у неподвижно стоящего перед ним заключённого.
— Триста первый.
— Следуйте за часовым!
Квазимодо снимает с заключённого наручники и невозмутимо подписывает пропуск.
Солдат с винтовкой на плече открывает маленькую дверцу и пропускает заключённого вперёд. Они идут по подземному коридору и останавливаются перед другой дверью. Снова щёлкает замок. Они входят в комнатку, где их ожидают ещё четверо солдат. Один из них говорит вновь прибывшему:
— Лицом к стене, — и указывает в угол. Заключённый послушно поворачивается.
— И это Рэймон? — удивлённо говорит один из немцев и хохочет.
«Сволочи! — думает Рэймон, стиснув зубы. — Будь у меня оружие, я бы вам показал, как смеяться!»
Рэймон очень переменился — бледный, с провалившимися глазами, с всклокоченной бородой. Только взгляд остался прежним. Одежда болтается на исхудавшем теле. Всего месяц прошёл с тех пор, как его арестовала французская полиция.
В префектуре он встретил почти всех своих товарищей по группе Вальми: Робера, Мишеля, Жежена, Виктора, которого полицейские вытащили из госпиталя, красавицу Роз- Мари (её разлучили с ребёнком, которому всего год и два месяца) и многих других. Совершенно ясно, что столько народу могло быть арестовано только потому, что кто-то проболтался. Всех выдал один трус — Арман.
Две недели в префектуре.
Десять дней допросов и избиений. Французские полицейские ликовали и разглядывали их, как диких зверей. Удачный улов. Потом их передали немцам. Все были брошены в тюрьму Фрэн, все, не исключая и Армана. Предательство не вознаграждается.
Сидя в камере, Рэймон много думал о происшедших арестах, вспоминал поведение каждого из товарищей. Совесть у него чиста, но что он может теперь сделать? Он — выбывший из строя солдат.
— Протяните руки! — приказывает один из солдат.
Он поворачивается, его взгляд полон ненависти. Ему надевают наручники.
— Следуйте за нами!
Гордо подняв голову, Рэймон идёт по коридору, его сопровождают четверо вооружённых солдат.
«Конец!» — думает он.
Женщины, толпящиеся в вестибюле, с грустью смотрят на человека в наручниках.
Во дворе, у крыльца, их ждёт легковая машина. Два солдата садятся спереди, два других сажают заключённого на заднее сиденье, между собой. Машина трогается и выезжает из ворот. Рэймона крепко держат с двух сторон.
Автомобиль огибает стену, окружающую тюрьму, и после нескольких поворотов выезжает на Парижское шоссе.
Здесь кипит жизнь. Мчатся автобусы, на тротуарах играют дети. Прохожие не обращают внимания на стремительно несущуюся машину. Да и чем она может заинтересовать? Фонтене-а-Роз, Шашан, Аркэй... А на деревьях-то уже нет листьев! Форт Монруж...
«Марсель здесь недалеко, в нескольких сотнях метров, — думает Рэймон, и у него сжимается сердце. — Едва ли её арестовали, ведь они не знали её домашнего адреса». Но он-то знает, где она живёт. А вдруг он увидит её по дороге? Вдруг он увидит в толпе знакомого? Рэймон всматривается в лица, но машина ускоряет ход. Вот уже и Орлеанская застава.
Париж, авеню Орлеан. Париж, церковь Алезия. Париж, авеню дю Мен, улица Тэте, а вот тут, на углу улицы Севр, кафе, где у него было последнее свидание.
«Быть на свободе! Затеряться в этой кишащей толпе!»
Машина несётся всё дальше. Рядом с автомобилем появляется грузовик. В кузове — двое рабочих в синих блузах. Рэймон медленно поднимает руки в наручниках. Они увидели. В глазах Рэймона странный блеск. Люди! Если бы вы умели читать в глазах, вы бы увидели, что они горят любовью.
Машина несётся, не обращая внимания на сигналы.
Толчок. Визжат тормоза. Ещё метр, и машина врезалась бы в автобус, выехавший на дорогу.
«Раздавил бы он нас, — думает Рэймон, — может, в этом и было спасение».
Машина несётся по площади Инвалидов. Мост Александра, Рон-Пуэн, площадь Сен-Филипп-дю-Руль.
— Приехали.
«Отель «Брекфорд», шестой этаж», — запыхавшись от ходьбы по лестнице, отмечает Рэймон.
— Нечего присматриваться, — говорит один из сопровождающих его немцев, — отсюда не удирают.
Рэймона ведут в кабинет и сажают на скамейку между двумя часовыми. Конвоировавшие его солдаты отдают честь и, щёлкнув каблуками, уходят.
Рэймон оглядывается. Довольно большая побелённая комната. На обоих окнах, выходящих во двор, решётки. На стене большая карта Европы. Посреди комнаты стол, заваленный папками. Гестаповец в чине капитана, делая вид, что не замечает вновь прибывшего, чертит что-то вроде расписания. Рядом с ним за маленьким столом лейтенант стучит на машинке. Слышно, как по коридору, около двери, шагает часовой.
— Так это вы Рэймон? — спрашивает капитан, поднимая голову; он говорит на безупречном французском языке. — Скрывать бесполезно. Вот ваше дело, ваши фотокарточки, вот копии допросов и все сведения французской полиции. Мы всё знаем. Вы один из участников взрыва в Сент-Ассизе, а также руководитель всей этой диверсии?
— Да.
— Поздравляю.
Рэймон удивлён оборотом разговора и смотрит ему в глаза.
— Нам всё известно. Остались некоторые незначительные подробности. Вы голодны?
— Не очень.
— Сейчас вам принесут поесть.
Офицер отдаёт распоряжение, и вскоре солдат возвращается с подносом, на котором прибор и огромное блюдо дымящегося рагу. По указанию начальника, он ставит всё это на скамейку и снимает с Рэймона наручники.
— Можете есть, — говорит офицер. — Если будет мало, вам дадут ещё.
— А можно хлеба? — спрашивает Рэймон.
— Сейчас принесут.
По новому распоряжению солдат приносит кусок чёрствого хлеба.
— Это всё, что у нас было. Сойдёт?
— Да, спасибо.
Изголодавшийся Рэймон не верит своим глазам. Наесться досыта — высшее счастье приговорённых к смерти. Он сейчас без зазрения совести набросится на эту еду, которая придаст ему силы. Как это должно быть вкусно! Да, но всё- таки Рэймону не хочется служить посмешищем. Он держится с достоинством. Он медлит. Он начинает есть не спеша.
