Атакую ведущего! - Андрианов Илья Филиппович (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Чтобы спугнуть немца, дал издалека по нему очередь. Мельком заметил, что и поляк пустил по «мессеру» сноп огня. Тот сразу задымил.
Но и фашист, который подобрался к хвосту польского «яка», успел ударить. И видимо, попал, потому что польский летчик сразу же вышел из боя и сбавил скорость. Очевидно, машина была повреждена. Вдруг он положил самолет на бок и нырнул вправо – вниз, под меня. Что он делает?! Я тоже развернулся вправо и увидел сзади моего самолета пару фашистских истребителей. Они резко уходили вверх.
У меня пересохло во рту: был на волосок от смерти! Вовремя же отогнал их поляк. Ведь еще мгновение, и… Спасибо, тебе, неизвестный друг!
Фашистские летчики, потеряв один самолет, сбитый поляками, ушли восвояси. Видно, у них кончилось горючее. Закончили работу над целью и наши штурмовики. Один за другим потянулись на свой аэродром. Взяли курс к дому и мы.
И тут смотрю: справа крылом к крылу моего «яка» пристраивается польский самолет со знакомой десяткой на фюзеляже. Поляк знал: наш аэродром располагался ближе к линии фронта, чем их, и, опасаясь, что не дотянет до своих, решил садиться у нас.
На конце крыла его машины была начисто сорвана обшивка, торчали острые концы отбитого лонжерона.
Со стороны было хорошо видно, что пилотировал поврежденный самолет польский летчик с большим трудом. Я сбавил скорость. В ответ поляк благодарно кивнул мне головой.
Вытягивая шею, он то и дело беспокойно поглядывал на поврежденное крыло. От встречного воздушного потока обшивка его крыла буквально «дышала». Я понимал, в любую минуту она может сорваться, и тогда самолет развалится на куски.
Видимо, желая поднять дух попавшему в трудное положение поляку, к нему с правой стороны пристроился мой напарник. Теперь мы шли рядом, словно взяв поляка под руки. Поглядывая поочередно на нас, поляк улыбался и даже показал нам из кабины большой палец: «Все идет хорошо!»
Я передал по радио своему ведомому Водолазову:
– Займи место повыше, поглядывай за нами. Как бы не выскочил какой-нибудь шальной фриц.
Водолазов резко отвалил в сторону и полез вверх.
На подходе к аэродрому я услышал голос своей радиостанции:
– «Тринадцатый»! Будь внимателен: над нашей точкой ходят три группы «фоккеров». Посадку запрещаю. Немедленно атакуйте фашистов!
– «Десна»! – передал я на землю. – Среди нас есть один подбитый, из варшавян. Обеспечьте ему срочную посадку!
– Понял, «тринадцатый», примем меры…
На высоте километра в полтора ходили сразу три шестерки «фоккеров»! Немцы, видимо, раньше базировались здесь, но в результате быстрого продвижения наших войск спешно убрались. Наша передовая команда, приехавшая готовить аэродром для приема самолетов, осматривая столовую, обнаружила на столах нетронутую пищу. Она была еще теплой! Теперь немцы решили отомстить нам за наше вторжение. Но пришли не вовремя: на аэродроме самолетов почти не было, стояло лишь несколько неисправных машин. Все остальные находились в воздухе.
«Фокке-вульфы» встали в правый круг, высматривая, куда бы сбросить бомбы. И тут мы пошли в атаку! Фашисты, увидев нас, всполошились, сбросили куда попало свои бомбы и стали уходить. Вдогонку им засверкали очереди. В наушниках послышались взволнованные голоса. Кто-то высоким фальцетом выкрикнул: «Коля! Вон того, переднего, не упусти! Опытный, гад, ишь крутит. Срезай ему круг, срезай!» И тут же пробасил Рябов: «Двадцать восьмой», чего тянешь? Бей!» Через минуту снова сердитый голос Рябова: «Куда же ты такую очередюгу пустил? Патроны надо беречь, ему бы и половины хватило».
А вспыхнул «фоккер» красиво! В воздухе уже горели три вражеские машины.
Над аэродромом я догнал ведущего группы. Передал по радио: «Атакую ведущего!» Гитлеровец нервно вертел головой, то и дело оглядывался, а сам на бреющем удирал восвояси. Я дал короткую очередь, и «фоккер» врезался в землю прямо посреди аэродрома! Дежурному по полетам пришлось срочно перенести посадочное Т в другое место: пора было сажать самолеты.
С задания вернулись еще две группы наших «яков», но руководитель полетов разрешил садиться моей эскадрилье первой: у нас было на исходе горючее.
После посадки я пошел на КП. У радиостанции стоял руководитель полетов, начальник штаба майор Смирнов. Рядом с ним – высокий худощавый польский летчик. Смирнов что-то сказал поляку, тот кивнул головой, а когда я подошел, приложил два пальца к новому коричневому шлемофону и отдал мне честь.
– Поручик Вжесневский, – представился он по-русски и быстро-быстро заговорил по-польски. Я ничего не понял, но улыбнулся.
Мы пололи друг другу руки, затем крепко обнялись.
– Спасибо, спасибо, друг, – взволнованно говорил я. – Спас ты меня.
– Тэж бардзо дзенькую. Бардзо, бардзо дзенькую, – слышал я в ответ.
В общем мы, два летчика, только что вышедшие из боя и оказавшие друг другу помощь, отлично поняли друг друга.
Взглянув направо, на стоянку, я увидел подполковника Дерябина. Он только что вернулся из полета и теперь направлялся на К.П, – нерослый, но широкоплечий, крепко сбитый, в своем неизменном стареньком реглане. Я вспомнил, как однажды командир дивизии упрекал его:
– Дерябин, не срами авиацию. Пойди на склад, получи новый реглан.
Дерябин тогда отшутился:
– Две войны прошел в нем, товарищ генерал, теперь немного осталось. Закончу вот третью, в музей на вечное хранение сдам.
Рядом с Дерябиным шел Хрусталев, голубоглазый, всегда улыбчивый и подтянутый. Он прибыл в наш полк после госпиталя, на место погибшего под Корсунь-Шевченковским комиссара Круглова.
Шагая рядом с Дерябиным, он оживленно рассказывал ему что-то и, как это принято у летчиков, показывал руками: один самолет заходит другому в хвост. Дерябин кивал головой и скупо улыбался. Когда они подошли ближе, я по отдельным словам понял, что комиссар рассказывал о воздушном бое над аэродромом. Увидев меня, комиссар прервал разговор, а Дерябин воскликнул:
– Ну и молодцы твои орлы, Денисов! Порассказал мне сейчас комиссар… Значит, это ваши семь костров горят? Молодцы! Да, в воздухе слышал твои переговоры с комкором. И там ты, выходит, отличился? Поджег или взорвал что-то, а?
– Да. Потопил пароход с фашистами на озере, – сказал я.
– Счастливый день у тебя, Денисов, – улыбнулся Хрусталев. – Причитается…
Мы вошли в штаб. Командир спросил:
– Ну, покажи, где, на каком озере? Тут их, под Берлином, целая россыпь.
– Вот тут, на озере Охабель! – Я карандашом поставил жирную точку.
Начальник штаба, вошедший с нами, сразу помрачнел. Он с досадой бросил карандаш на стол:
– Плохо дело, товарищ командир! По озеру переправлялись наши.
– Как наши? – вздрогнул Дерябин. – Не может быть!
У меня сразу пересохло во рту и будто внутри что-то оборвалось: «Наши!»
– Взгляните на карту, – сказал Смирнов. – Видите этот кусочек берега, на той стороне озера? Он теперь наш. Вместе с этим маленьким хуторком. Только сейчас из штаба дивизии оперативную сводку принял.
– Так мне же сам комкор приказал! – загорячился я, придя в себя. – Что же он, обстановку не знает?
– Знает. Но более общую, – гнул свое Смирнов. – Не до каждого лесочка или высотки. Положение войск меняется не только каждый час, но порой даже минуту! Могут быть ошибки. А ты – непосредственный исполнитель и должен точно знать, по кому стреляешь…
Хрусталев нервно заходил по комнате, полез за папиросами. Командир, немного помолчав, распорядился:
– Вот что, Смирнов… Постарайся немедленно выяснить обстановку. Свяжись с оперативным дежурным дивизии…
О чем они говорили потом, я уже понимал плохо. Перед моими глазами стояли застывший посреди озера кораблик и беспомощно барахтавшиеся в воде люди. «Неужели это были наши?» – без конца задавал я себе один и тот же вопрос. Неужели по озеру плыли те, что прошли героический путь от Москвы, от Волги до Берлина? Возможно, там был тот самый старшина со своей стрелковой ротой, что спас меня под Корсунь-Шевченковским. Тогда моя подбитая машина, едва перетянув через линию фронта, шла к земле. Кабину заволокло горячим паром. Он обжигал мне руки, лицо, было плохо видно землю… Самолет плюхнулся в снег. Скребя радиатором мерзлую землю, прополз метров сто и, упершись во что-то носом, задрал хвост и перевернулся на спину. «Як» накрыл меня намертво своей тяжестью. Я повис на привязных ремнях. В голове мелькнула страшная мысль: «Ну вот, кажется, отжил. Если не взорвутся сейчас бензобаки, то задохнусь в кабине…» Вдруг слышу скрип снега, стук по крылу: «Эй, сокол! Жив ты там?» Это были наши! От волнения я потерял голос, прохрипел что-то невнятное. «Ну, погоди, вызволим тебя. Эй, ребята! Быстрей сюда. Жив, голос подает». Приподняли солдаты мою машину за крыло, и этот старшина вытащил меня из кабины. И вот моя благодарность…
