Приключения Альберта Козлова - Демиденко Михаил Иванович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Мы вернулись к школе. Народу в кино поднабралось. В коридоре толкались ребятишки — у них не водилось денег на билеты. Ребятишки по обыкновению озорничали.
Прошло немного времени с тех пор, как Гешка Ромзаев отнял у меня трояк. Попробовал бы теперь кто-нибудь из деревенских задираться! Теперь на мне была военная форма, и в ней я чувствовал себя неприкосновенным. В ней я мог сразиться сразу хоть с двумя хулиганами — и победил бы, честное слово! Чем это объяснить? Гимнастерка обязывала… Она придавала уверенности. Я знал, что, навались хоть десяток врагов, я крикну — и на помощь поспешат люди, если потребуется, целая армия, пушки, самолеты, танки… Теперь я сам был армия, и нападение на меня было нападением на армию.
Очень хотелось встретить Гешку. Я никогда не был мстительным, но Гешку встретить хотелось.
И я увидел его. Он тоже увидел меня. Гешка стоял у входа в спортзал, целился проскочить в кино без билета, когда сержант-контролер зазевается. Тут же крутились ребятишки поменьше, адъютанты Гешки. Они задирали девчонку, явно эвакуированную. Девчонка была худенькой, в коротком городском платьице, из которого выросла. Ребятишки дразнили:
— Ой, как не стыдно, у тебя все видно! Ой, как не стыдно!
Девчонка разозлилась и хлопнула с маху по лбу самого крикливого мальчишку. Тот заморгал глазами, обернулся к Гешке — мол, что прикажешь делать, наших бьют?
Гешка отвалился от стены.
— Здравствуйте, Алик! — сказал он.
Я ожидал всего, что угодно, только не приветствия. Он обратился ко мне на «вы», как к взрослому.
— Здравствуй! — ответил я, не зная, что делать дальше.
— В гости пожаловали, да? — продолжал Гешка и дал шелобан озорнику, который ждал его помощи. — Гляжу, кто идет, — продолжал Гешка. — Даже не верится. Думаю, Алик идет аль кто другой? Вижу — вы! Правда. Теперь вы тоже вояка? Теперь, конечно, с нами и знаться перестанете. На фронте были? Фрица видели? Не страшно?
Странно, обида на него сразу выветрилась. Я успел еще подумать, что, видно, я очень непринципиальный человек, раз мгновенно забыл обиду. Наверное, у меня слабая воля.
Гешка не отставал, просил:
— Алик, не серчайте, ей-богу, на днях трояк возверну. Скажите за меня слово, а то денег за билет нема. Окажите сержанту на проходе, пусть с вами пропустит.
Я сказал сержанту, который проверял билеты:
— Это со мной!
Я теперь имел право не только смотреть в школе бесплатно кинокартины, но и проводить, кого пожелаю: на мне была военная форма.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой наш герой идет на гулянье.
Сеанс задерживался. Женщины нервничали — им выдавалось редкое счастье побывать на людях: сутки уходили на работу в колхозе, да еще надо было вскопать и прополоть приусадебный огород, присмотреть скотину, обстирать, накормить детей, собрать посылку мужу в армию; и, если выдавался свободный вечер, чтобы посмотреть фильм о чужой счастливой любви, им было обидно впустую тратить время, сидеть сиднем в спортзале с занавешенными окнами, лузгать жареные семечки и слушать галдеж подростков.
— Механик! — выкрикивали самые нетерпеливые. — Деньги уплачены, крути картину!
— Кина не будет, кинщик заболел, — острил кто-то.
Механик безмолвствовал. Он колдовал у задней стены на невысоком помосте, на котором стоял растерзанный узкопленочный аппарат. Механик то ли на самом деле проверял аккумуляторы в черных коробках, то ли делал вид, что занят и не слышит обидных обращений.
Пришла группа летчиков. Им беспрекословно освободили десятый и одиннадцатый ряды — самые лучшие. Летчики не смешивались с прочей толпой. Молодые упитанные ребята, в основном лейтенанты, в голубых гимнастерках и пилотках. Поскрипывали кожаные портупеи. От летунов пахло тройным одеколоном.
— Скоро начнут, — уверенно сказал Гешка. — Начальство приземлилось — значит, начнут.
Гешка сидел слева от меня. Он скоморошничал. Откидывался назад, облокачивался на колени девчат; и когда те, не особенно сердясь, отталкивали его, он начинал — искать что-то на полу…
Девчата подбирали ноги, закрывали колени подолами и бранились. Тоже несерьезно, для порядка.
Я разглядел Гешку… На голове торчал вихор, лицо в озорных веснушках, курносый нос как будто с обкусанными ноздрями. Лицо скорее придурковатое, чем злое. Парень-то вроде не злой.
Но вот Гешка съездил ни с того ни с сего по затылку впереди сидящего мальчонку…
— Сними шапку! — сказал Гешка и состроил грозную рожу. — Нарядился на зимовье в зимнюю шапку. Из-за тебя ничего не видно. Самое интересное не видно. Во-о, как он ее целует! Ох, какая красивая девка, как Стешка Иванова…
Девчата засмеялись: шутка Ромзаева пришлась по душе. Я не знал, кто такая Стешка и как она встала поперек пути деревенским красавицам. Скорее всего, смысл шутки заключался в том, что на экране (простыне, натянутой между двух реек) ничего не было видно. Фильм-то еще не начинался.
В зале под потолком горела пузатая трехлинейная керосиновая лампа, подвешенная к спортивному кольцу. Второе кольцо кто-то обрезал, чтоб случаем не ударило по стеклу лампы. Высвечивался спортивный конь. В углу, у окна притаилось старенькое пианино.
К экрану вышел капитан, политотделец, развернул газету и, ловя газетой, как зеркалом, свет керосиновой лампы, прочел сводку Совинформбюро.
В зале притихли — сводка интересовала и гражданских и военных. Бои шли где-то юго-западнее Минеральных Вод. Я никак не мог вспомнить, где находятся Минеральные Воды.
— Ого, махнули! — чуть слышно присвистнул дядя Федя.
— А что, а что? — не понял дядя Боря Сепп. — Это где? Это плохо?
— Куда хуже, — негромко ответил дядя Федя. — Кавказ… На подступах…
— О, курат! — сказал на своем языке дядя Боря.
Капитан зачитал сообщение о том, что в Москву прибыла делегация Англии и США для переговоров с нашим правительством. Английскую делегацию возглавлял Уинстон Черчилль, американскую — господин Гарриман.
— Значит, товарищи, — бодро сказал политотделец, — союз государств против фашистской Германии крепнет день ото дня. Я так думаю, что не зря господа союзники приехали, не чай с бубликами пить. Не сегодня-завтра, значит, так выходит, откроется второй фронт. Это, товарищи, означает… Карту, карту мира повесьте!..
На стене рядом с простыней-экраном повисла школьная политическая карта мира. Она была разукрашена во все цвета: Германия — маленькое коричневое пятно в середине Европы, сиреневая — Франция, зеленые пятна владений Англии, с другой стороны земли отдыхала Америка, и наша Россия, красная, точно истекающая кровью, распласталась по-пластунски на полмира.
— Обратите внимание, — продолжал капитан, водя по карте прутиком. — Германия. Посмотрите, как далеко. Где мы? Так… Мы где-то сидим здесь, товарищи. — Капитан ткнул прутиком в карту.
— Где Минеральные Воды? — раздался вопрос с заднего ряда.
Капитан посмотрел исподлобья в зал.
— Кто опрашивает, встань?
Поднялась женщина.
— Потом подойдете, посмотрите, — сказал капитан. — Я хочу обратить внимание на другое, вот сюда. — Он ткнул прутиком в сиреневое пятно. — Северное побережье Франции. Самое удобное место для вторжения. До Берлина рукой подать. Понимаете, что означает? Фашистское логово… Близко. Ворвутся союзники… в сердце Германии, в Берлин. И мы, понятно, тоже не будем сидеть сложа руки, товарищи, поднатужимся…
Если бы капитан знал наперед, что ему, если он не погибнет в бесконечно долгие сорок третий и сорок четвертый годы, что ему и его боевым друзьям придется штурмовать тот самый далекий Берлин, он бы не стал так бодро распинаться о втором фронте.
Коробки с кинолентами все еще не подвозили.
— Что ж здороваться перестал? — раздался сзади голос.
Я обернулся. Сзади сидела Зинка.
— Зазнался, — сказала она и облизнулась. Щеки ее темнели загаром, только нос белый. Я знал, как достигается этот фокус — сметаной, которую Зинка тайком таскала у матери и мазала нос, чтоб он не облупился и был белым. Почему-то в деревне загорелый нос считается весьма некрасивым.