Щенки и псы Войны - Щербаков Сергей Анатольевич "Аксу" (книги онлайн полные .txt) 📗
— Ни чем вашему сыну помочь не могу! Он сам себе искалечил судьбу. Сам выбрал кривую дорожку. Он не вернулся в родную часть! Он дезертировал! Ему отныне нет доверия! Как я дезертиру могу доверить боевое оружие! Может он завтра с оружием убежит из батальона. А на кухне ему самое место! Там тоже кто-то должен служить!
— Ему, что же, до окончания службы посуду мыть да объедки со столов убирать?
— Я сказал, что будет служить на кухне! Значит на кухне! До конца службы! Я все сказал! — подполковник встал, давая понять, что разговор окончен.
— Ну, тогда хоть нормальную форму ему выдайте. На бомжа стал похож. Вон, в каких штанах ходит, им лет сто, не меньше. Заплатка на заплатке. Живого места нет. И сапоги все стоптанные, дырявые. На ладан дышут.
— Где я вам форму достану? У меня, что склад? У меня таких, как ваш, еще тридцать гавриков. Все беглые. И все они за штатом. Так что, для них у меня обмундирования нет. Покупайте обмундирование сами, если хотите!
"… мама, ты меня не застанешь. Нас, «лишних», перевели в другую часть. В бригаду оперативного назначения. Будут готовить для "горячих точек". Извини, что не успел тебе об этом сообщить. Это было так неожиданно. Приехал какой-то капитан с сержантами оттуда, и нас тут же погрузили на поезд. Здесь не так комфортно, как у нас, но жить можно. Живем в походных условиях. Выдали оружие, новую форму, каждый день занятия и серьезная огневая подготовка. Были даже ночные стрельбы. В роте, главное, коллектив хороший, пацаны подобрались нормальные. Встретил нескольких ребят из бывшей части. Тоже оказались "лишними".
Помнишь, я тебе рассказывал про старшего сержанта Антипова по кличке «Тайсон», который над нами, молодыми солдатами, тогда измывался. Так вот. Ребята говорят, доигрался. Посадили гада. Говорят, что Тайсон «обламывая» молодого солдата перестарался и нечаянно убил его. Он же бывший боксер, и не упустит случая почесать свои кулаки, чтобы кого-нибудь из молодых не повоспитывать. На этот раз ему не сошло с рук. Ударил со всей дури парня в грудь, сердце у парнишки и остановилось. Жалко, погиб, ни за что, ни про что. А эта сволочь получила по заслугам. Отольются ему наши слезы…"
Через пару недель после интенсивной подготовки Ромка и его товарищи были отправлены в Дагестан, где накалилась обстановка до предела из-за прорыва в республику головорезов Басаева.
Саперы с Мирошкиным и овчаркой Гоби двигались впереди, а за ними по обочинам дороги взвод старшего лейтенанта Тимохина, когда Эдик Пашутин, оглянувшись, заметил, как кто-то юркнул в заросли в метрах двухстах у них за спиной. Он тут же доложил об увиденном командиру.
— Продолжаем движение! Самурский, Пашутин, Танцор и Кныш разберитесь, кто там маячит у нас на хвосте, — распорядился прапорщик Стефаныч. Солдаты с автоматами на изготовку исчезли в придорожных посадках. Старались двигаться быстро и бесшумно, внимательно осматриваясь по сторонам.
Неожиданно, идущий впереди, Кныш резко присел и поднял руку. Все замерли. Но было уже поздно. Их заметили. Раздались выстрелы. Кныш и Самурский открыли ответный огонь. Вдруг за поворотом дороги ударил мощный взрыв. Крепко заложило уши, как бывает, когда ныряешь на большую глубину.
— Вперед! — крикнул Кныш, вскакивая на ноги и продираясь напрямик через кусты. Они выскочили на дорогу, над которой все еще стоял столб дыма и пыли. Добежали до поворота. Перед их глазами предстала дымящаяся зияющая воронка, около которой покрытые песком и кровью валялись в изодранном в клочья тряпье изуродованные останки убитого. Танцор, Эдик и Ромка, оглядываясь по сторонам, присели на корточки, стараясь не смотреть на то, что недавно было человеком. Кныш обошел место взрыва, у края дороги замер, внимательно всматриваясь в следы. В селе, до которого было около полутора километров, во всю ревели "бээмпешки".
— Парни! Здесь кровь! Он был не один! — крикнул Володька Кныш, показывая пальцем на примятую траву у обочины. На травинках и серых обломанных кустах темнела большими смазанными каплями свежая кровь. Кровавая дорожка за кюветом пересекала тропинку, вытоптанную овцами, и исчезала в густом колючем кустарнике.
— Фугас ставили, сволочи! — прокомментировал Пашутин. — Специально ждали, когда мы с саперами пройдем, чтобы колонну идущую следом рвануть!
— Да, видно, мы их спугнули! Вот они впопыхах, что-то не так сделали на свою жопу!
— Туда им и дорога, уродам!
— Пиротехникам, хреновым!
— Плохо у своих арабов-инструкторов учились! Двоешники, бля!
— Закрыть хлебальники! — оборвал подчиненых Кныш. — Я пойду впереди! Ты, Ромка, за мной, но держи дистанцию! Метров семь, десять! А вы, мужики, прикрываете Самурая! И не высовываться! Не болтать! Глядеть в оба!
"Вэвэшники" по кровавым следам продрались через кустарник, миновали пологий овражек, откосы которого были покрыты многочисленными овечьими и козьими тропками-ниточками, вышли к небольшой рощице с порыжевшей редкой листвой, которую огибал журчащий обмелевший ручей. На другом берегу, на взгорке среди высокой засохшей лебеды виднелись ободранные стены давно брошенной мазанки, без крыши, без дверей. В сторонке пара серых покосившихся столбов, видно все, что осталось от прежних ворот.
Солдаты залегли. Кныш поманил Самурая. Ромка, стараясь не шуметь, подполз к контрактнику.
- Ром, бери Танцора, переправьтесь через ручей и займите позицию с той стороны. Но ничего не предпринимайте. А мы с Пашутиным отсюда прощупаем эту "хижину дяди Тома".
Ромка и Чернышов отползли метров пятьдесят вниз по течению, где без труда перекочевали на противоположный берег. Устроившись в кустах напротив дряхлой развалюхи, стали ждать.
— Чего ждем? — прошептал на ухо товарищу Свят Чернышов.
— Тише ты. Дай дух перевести.
— Может, там и нет никого. Уж, давно падла, смотался, пока мы ползали.
— Не капай на мозги.
Вдруг ударил выстрел из пистолета, за ним другой. В ответ затакали автоматы Кныша и Пашутина. Солдаты занервничали.
Вновь наступила томительная тишина. Только над головой легкий ветерок шелестел сухой листвой.
Снова пару раз стрельнули из мазанки.
— Лежи здесь. Я попробую подобраться ближе, — сказал, не выдержав, Танцор, его блестящие от возбуждения глаза стали похожи на две большие черные пуговицы на старом дедушкином пальто.
— Тебе, что Кныш велел? Сидеть и не рыпаться! — цыкнул на напарника разозлившийся Ромка.
— Ладно, уговорил. Только я все равно «эфку» зашвырну «ваху». Для профилактики. Чтобы не скучал, падла!
Чернышов достал из кармана потрепанной разгрузки "лимонку".
— А добросишь, лежа-то? Не вздумай вскочить! Плюху-то в один миг схлопочешь!
— Не бзди, Самура. Башку пригни. Сейчас мы ему устроим стриптиз.
Танцор просунул палец в кольцо, но выдернуть «чеку» не успел: из развалин выскочил взъерошенный «чех» в темно-синей спортивной куртке с закатанными рукавами, вооруженный пистолетом, и побежал с бугра вниз прямо на них. Приподнявшись, с перепугу ему навстречу, и стиснув зубы, Ромка отчаянно задергал затвор, выплюнув вправо пару патронов. Судорожно нажал на спуск. Растерявшийся «чех», увидев перед собой бойцов, метнулся, было в сторону, но длинная очередь из автомата отшвырнула его назад. Взмокшие от волнения, солдаты, выжидая, продолжали лежать в укрытии, держа на мушке лачугу и упавшего «духа». В нескольких метрах от них на спине лежал сраженный боевик, из которого со стоном медленно уходила жизнь. Был хорошо виден его небритый квадратный подбородок и дрожащий выпирающий под ним кадык. Дернувшись, «чех» затих. Душа отлетела.
Вдруг из-за облупившейся стены хаты высунулась бритая голова сержанта Кныша, и он свистнул им. Ромка и Танцор с облегчением покинули засаду, с опаской подошли к мертвому. Это был молодой рослый парень, лет восемнадцати, с сильными жилистыми руками как у борца, почему-то по локоть, испачканными в запекшейся крови. Он лежал на спине, в упор прошитый Ромкиной очередью, с открытыми темно-карими глазами, удивленно уставившимися на подошедших солдат. Самурский наклонился, выдернул из все еще сжимающей руки чеченца «макаров», извлек обойму. Патронов не было. Спрятал «ствол» себе в карман. У брошенного жилища, заросшего со всех сторон лебедой и крапивой, на всякий случай осмотрелись по сторонам. Чем черт не шутит. Через амбразуру, которая когда была дверью проникли внутрь разрушенной хибары. В углу у потрескавшейся стены на земляном полу, давно заросшим сорной травой на изодранной в клочья куртке лежал окровавленный пацан лет четырнадцати, здорово посеченный осколками. Правая рука выше локтя была туго перетянута поясным ремнем. Кисти не было. Вместо нее торчал раздробленный масол с обрывками кожи, нервов и артерий. Мальчишка был серьезно ранен, из полуоткрытых неподвижных глаз по опаленному лицу, по перемазанным исцарапанным щекам, оставляя грязные дорожки, медленно ползли слезы. Он лежал молча, только иногда издавал тихое нечленораздельное мычание и повизгивал как маленький слепой щенок, потерявший сиську матери. Из-под прижатой к животу ладони сквозь набухший рваный свитер сочилась грязная кровь вперемежку с экскрементами.
