Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. (бесплатные серии книг .txt) 📗
Умаявшиеся с дороги бойцы повалились на нары прямо в одежде и заснули мертвым сном. Рядом с Колобовым устроился сержант Медведев. Ему не спалось. Одолевали неотвязные мысли о семье. Увиденное в порту Осиновец и на улицах города вселило в него еще большую тревогу за судьбу жены и сына.
— Может, их и в живых-то уже давно нет. Лежат в квартире, и похоронить некому, — тихо делился Алексей. — Поговори с ротным, старшина. Если одному нельзя, пусть вместе с тобой отпустит часа на три. Тут идти-то всего: до Фонтанки и обратно.
— Это с Терехиным надо договариваться. Увольнительные запрещены. Но у тебя уважительная причина. Думаю, пойдут навстречу. Только сегодня поздно уже. Завтра с утра поговорю с Войтовым. Отдыхай пока, спи.
— Не уснуть мне, — вздохнул Алексей. — Глаза закрою, а они передо мной. То кажется, будто сын в тифозные бараки попал, то будто жена к сестре перебралась на проспект Стачек. Вдвоем-то им легче было бы.
— Какие еще тифозные бараки? Что ты мелешь?
Медведев рассказал Колобову услышанное от женщины в порту.
— Неужели детишек специально тифом заражали? — не поверил Николай.
— Ну да. Силой Ленинград взять не могут, так они, шакалы, болезнями и голодом своего добиться хотят. Пойдем к ротному, старшина. Все равно не спишь. Пока ребята отдыхают, мы вернуться успеем.
— Тебе на сутки отпрашиваться надо, Алексей. А так, что ж, здравствуй и до свидания получится.
— На сутки не отпустят. Может, мы уже завтра на передовую уйдем.
— Не уйдем. Я краем уха слышал, что два или три дня здесь просидим. Первые мы тут штрафники, не знают еще, куда нас приткнуть. И командиров в резерве нет, чтобы нас, временных, заменить. Так что спи спокойно.
Но Медведев, тяжело вздохнув, лишь отвернулся от него. Николай понимал сержанта и глубоко сочувствовал ему. Но чем он сейчас мог помочь?
С Финского залива дул резкий пронизывающий ветер. Оттуда бесконечной вереницей плыли на город тяжелые, сизые тучи. Начавшийся день скорее был похож на затянувшиеся вечерние сумерки.
С северной и западной окраин города доносилась артиллерийская канонада. В районе Васильевского острова глухо рвались крупнокалиберные снаряды. Но в центре было относительно спокойно. Блокадная жизнь здесь текла своим чередом. Медленно брели по тротуарам немногочисленные прохожие, изредка пробегали грузовые и легковые автомобили, громыхал на стрелках давно не крашеный, облупившийся от зимних морозов и израненный осколками трамвай.
Колобов с Медведевым ехали во втором вагоне. За плечами Алексея бугрился туго набитый солдатский вещмешок. С самого Свободного Медведев, надеясь на счастливый случай, начал откладывать от своего пайка хлеб, сухари и сахар. Сегодня утром его запас ощутимо пополнили ребята взвода, а старшина роты Попов по приказу Войтова выдал две банки мясных консервов и триста граммов сахарного песку — бесценное богатство для любой ленинградской семьи!
Мучительная неизвестность убивала радость предстоящего свидания, и Медведев за всю дорогу от самой проходной не проронил ни слова. Колобов, понимая его состояние, не лез с вопросами, хотя до этого никогда в Ленинграде не был. В переполненном трамвае ехали в основном женщины. Многие протискивались в вагон лишь из-за одной-двух остановок — экономили силы. Рядом с Николаем стояла щуплая старушка. В ее маленьком усохшем личике жили только неправдоподобно большие глаза. Ни на секунду не останавливаясь, они торопливо оглядывали все и всех, словно отыскивали что-то.
— Вы извините меня, — прошептала старушка, зажав сухоньким кулачком полу колобовской шинели. — Можно я немного обопрусь о вас? Очень тяжело стоять.
— Конечно, пожалуйста, — растерянно пробормотал Николай, стараясь поддержать ее под локоть.
— Спасибо вам. Вы такой сильный. Наверное, недавно в Ленинграде…
Где-то неподалеку раздался обвальный грохот разорвавшегося тяжелого снаряда. Трамвай резко затормозил и остановился. Из укрепленного на столбе громкоговорителя послышался подчеркнуто спокойный голос диктора:
— Внимание! Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение по улицам прекращается. Население и прохожих просим пройти к ближайшим бомбоубежищам.
— Внимание! Район подвергается…
Однако почти все пассажиры остались в вагоне. Лишь несколько человек, видимо, спеша по своим делам, вышли на улицу и отправились дальше пешком, не обращая внимания на предостерегающий голос. «Что это, — подумал Николай, — безразличие к собственной жизни или высшее проявление мужества?»
— Ничего, сейчас обстрел прекратится, — проговорила старушка. — Ничего.
Действительно, через несколько минут заухали мощные корабельные орудия с Невы. И гитлеровцы тут же изменили район обстрела. Началась привычная для ленинградцев артиллерийская дуэль. Двинулись вперед прижавшиеся было к тротуару непривычно редкие автомобили, заскрежетал сцеплениями трамвай.
— Нам выходить на следующей остановке, — предупредил Медведев. — На другой трамвай надо будет пересесть.
Однако по Фонтанке трамваи не ходили и им пришлось идти пешком. На мостовой виднелись свежие воронки. У одного из домов, в который только что угодил снаряд, Алексей замер. Перед ним на тротуаре среди разбитых стекол и кирпичей лежала оторванная по колено детская ножка, обутая в неестественно белый носочек и желтый ботиночек. Медведев попятился от этого еще живого кусочка человеческой плоти и сжал голову руками.
— Гады… Какие же они гады! Их как крыс уничтожать надо!
— Успокойся, не кричи, — глухо сказал ему стоявший рядом Колобов. — Что толку кричать?
— Ты не знаешь, старшина, какой раньше была эта улица, — повернул к нему искаженное болью лицо Медведев. — Мы с Таней тут до женитьбы гуляли. На лодке плавали по каналу. Тут всегда ребятишки бегали, смеялись, жизни радовались. За что же их?!
— Успокойся. А вопрос этот ты фашистам задай, когда на передовую придем.
— Я их, гнид вонючих, руками давить буду…
— Алексей! Медведев! — вдруг послышался с противоположной стороны улицы женский голос.
Сержант резко обернулся. В смятении рванул металлический крючок на воротнике шинели, отыскивая глазами обладательницу такого родного и знакомого голоса. Через дорогу к нему бежала одетая в серый дождевик молодая женщина.
— Таня… — прошептал Алексей. — Танюшка моя родная!
Она схватила руками его крепкую шею, прижалась лицом к груди.
— Лешенька! Ты меня не узнал? Люба я, Танина младшая сестра. Ну, признал теперь? Как ты здесь оказался, Леша? Разве ты в армии? А Таня мне говорила…
— Где она? Вовка где? — нетерпеливо перебил ее Алексей. — Ну, Люба… Что же ты молчишь?
— Умерла Таня, в апреле еще… Недели через две после мамы, — тихо и не сразу проговорила Люба.
Алексей обмяк. Откуда-то изнутри к горлу поднялась горячая волна. Глаза повлажнели.
— С Вовой все в порядке, — торопливо сказала Люба. — Он в детском учреждении. За ними там смотрят.
— Где оно находится?
— Недалеко отсюда. Я бы проводила тебя, но спешу на работу. Перейдешь Аничков мост и сразу увидишь этот дом. Он слева, большой, с колоннами. Я у Вовы часто бываю.
— Хорошо, я найду.
— Тебя надолго отпустили, Леша? На сутки? Тогда вот возьми ключ от квартиры. Я у вас живу. Наш дом разбомбили. Вечером увидимся и я тебе все расскажу. Ну, я побежала, до вечера!
Колобов тронул Алексея за плечо.
— Ты успокойся и иди к сыну, а я в часть поеду.
— Не уходи, старшина. Давай вместе к нему сходим. Я ж его почти не видел. Когда в отсидку ушел, ему семь месяцев было. Что-то мне не по себе. Боюсь один к нему идти.
Нужный дом они отыскали быстро. Пожилая воспитательница провела их в свободную комнату и ушла за мальчиком. Алексей заметно нервничал, поглядывая то и дело на дверь. Наконец она отворилась и та же воспитательница ввела за руку бледного мальчугана с лобастой головой и тонкими, кривыми ножками. Малыш не по-детски серьезно оглядел пришедших к нему военных.