Легенда о флаге - Стрехнин Юрий Федорович (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
— Спасибо! — крикнул Иванов.
Круто переложив руль, он направил барказ в сторону от фелюги. Четверо на ее борту кричали какие-то напутствия. Некоторое время еще можно было различать белое пятно рубашки чернобородого капитана. Но в конце концов фелюгу поглотил синеватый ночной сумрак. Только еще долго маячил позади зеленый бортовой фонарь, словно семафор, дающий сигнал доброго пути. Но вот скрылся и зеленый добрый огонек и мерцавшие справа по борту далекие смутные огни Трапезунда. Иванов взял курс резко мористее, спеша скорее вывести барказ из чужих вод.
Снова вокруг было ночное море, только море и ни огонька вокруг.
Поглядывая на звезды, Иванов держал направление вновь туда, где далеко за просторами моря лежал родной берег. От Трапезунда следует взять направление на северо-восток, и тогда, пройдя около сотни миль, или, иными словами, немногим менее двухсот километров, можно будет достичь своего берега возле Батуми. Иванов решил держать барказ курсом несколько севернее, чтобы снова не оказаться в турецких водах. Обидно, если уже на подходе к родному берегу барказ попадется какому-нибудь дозорному турецкому судну и будет задержан. Лучше прийти в Батуми позже, но наверняка.
Едва отошли от фелюги, как на барказе начался пир: сушеные финики, рыба и, главное, вода! Маша предупредила:
— Не очень на пищу наваливайтесь, с голоду для здоровья вредно.
На что Иванов ответил:
— Самое вредное для здоровья — голод. — Но все-таки распорядился: — Ты, Маша, выдай нам паек и себе возьми, а остальное спрячь. Путь не близкий, больше никто нас не снабдит.
— Дивно! — Все еще был полон удивления Васюков. — Никак не думал, что турки нас выручат. Пропадать бы нам без них.
Иванов не согласился:
— Может, и нет. Кожей чувствую — ветер намечается.
— У тебя кожа особая, морская?
— Она самая, — серьезным тоном ответил Иванов. — Высшей чувствительности. Глядишь, и под парусом выбрались бы. А туркам все равно — спасибо.
— Я думал, они все за Гитлера, — сказал Петя. — А нам даже капиталист помог.
— Какой капиталист? — рассмеялся Васюков. — Так, единоличник.
— Нет, капиталист! — стоял Петя на своем. — А как же? Целым кораблем владеет.
— Тоже мне корабль! — вмешался в спор Иванов со своего места у штурвала. — Фелюга одномачтовая! Он да сыновья — четыре мужика, уж могли за всю свою жизнь на такую «грозу морей» сколотиться! Ты видал — борт весь латаный. Ей уж, наверное, сто лет.
— Да я что… Побольше бы таких турок сознательных! — Петя запустил себе в рот сразу целую горсть фиников и тем лишил себя возможности продолжать дискуссию.
…Весело постукивал мотор, ходко шел барказ, чуть покачиваясь с борта на борт — во второй половине ночи немножко разгулялась волна, и в самом деле, как предполагал Иванов, поднялся небольшой ветерок. Но небо по-прежнему было ясным, звезды оставались яркими, словно вычеканенными. Сидевшему у руля Иванову было легко следить за Полярной звездой. Он старался направлять барказ так, чтобы звезда все время оставалась слева по ходу: слева север, впереди восток, курс на Батуми!
В начале следующего дня перед барказом далеко на горизонте проступила неясная, синеватая, в дымке, полоса родного берега.
Часа через два после этого с барказа увидели идущий навстречу наш сторожевой корабль. А уже к вечеру друзья прощались: Иванова посылали в Поти, где базировались корабли, на одном из которых ему предстояло теперь служить; Машу откомандировывали в госпиталь, причем ей повезло: госпиталь находился в ее родном городе Сочи, а Васюкова и Петю послали на пересыльный пункт, где собирали всех бойцов, направляемых на пополнение, и они еще не знали, в какую часть их определят.
Расставаясь, все четверо записали один у другого адреса, условились:
— Встретимся в Севастополе.
Каждый из них верил, что встреча состоится.
«ВХОД В ПОРТ СВОБОДЕН»
Через смотровую щель рубки едва различим во тьме беловатый пенный бурун впереди идущего корабля. Только по этому буруну и можно определить направление, чтобы удержать «морской охотник» точно в кильватерной колонне [21]. Других ориентиров нет. Корабли идут без огней.
Уже заполночь. В рубке выключено освещение — так виднее все снаружи. Лишь от картушки компаса, освещенной изнутри, сочится желтоватый отраженный свет, ложась на два молодых лица — командира корабля, капитан- лейтенанта и старшины первой статьи, который, низко надвинув бескозырку на лоб, стоит рядом с ним у штурвала.
Сквозь ровный гул моторов и доносящийся снаружи шелест волны, отбегающей от борта, ухо иногда улавливает далекий раскатистый гул — он слышен справа, со стороны невидного в ночи берега, вдоль которого, километрах в десяти от него, идут сейчас корабли. Далекий гул… Словно раскаты грома где-то над прибрежными горами… Но уже давно миновала пора летних гроз. Не гром над побережьем — это грозный голос «бога войны»: нашей артиллерии.
В эту ночь большая колонна кораблей с десантниками на борту идет вдоль Кавказского побережья курсом норд-вест, от Туапсе к Новороссийску, где засели гитлеровцы. Чувствуют они себя там очень неуютно. Захватив город в сорок втором, они так и не сумели овладеть им полностью и за все время ни один немецкий корабль не смог войти в его порт. Восточная окраина Новороссийска— район цементных заводов — с частью берега так и осталась в наших руках. А вплотную к южной подступает плацдарм, еще в феврале захваченный нашими десантниками возле прибрежного поселка Мысхако. Десятки тысяч немецких снарядов и авиабомб перепахивают его почву изо дня в день, из месяца в месяц. В ясный день издали, с моря, кажется — берег Мысхако непрестанно дымится.
Те, кто на плацдарме Мысхако, верят: настанет день, ради которого они вот уже восьмой месяц держатся на голой, открытой вражескому глазу равнине под снарядами и бомбами, в траншеях, выдолбленных в каменистой земле, — день, когда они пойдут вперед, в Новороссийск.
И этот день настал.
Вчера, девятого сентября сорок третьего года, корабли Черноморского флота получили приказ: этой ночью высадить десанты в Новороссийск, один из них — прямо на причалы порта. В те же ночные часы штурм должна начать пехота. Ее поддержат десятки бомбардировщиков, сотни орудийных стволов.
С лета прошлого года, с того времени, как Иванов с Васюковым, Петей и Машей добрался до Батуми, служит он на этом «морском охотнике». За четырнадцать месяцев, что минули, немало было у него вот таких ночей, когда шел он в неизвестность, к берегу, занятому врагом. Сегодня снова, как той февральской ночью, когда корабль высаживал десантников на Мысхако, на борту — морские пехотинцы. Как и тогда, курс норд-вест, к Новороссийску. Но тогда подходили с открытого моря, к пустынному берегу. А сейчас надо пройти Цемесской бухтой, на берегах которой лежит город, и высадить десант в самое сердце его. Вся бухта под прицелом немцев. Идти в порт — лезть в дышащую смертью пасть…
До Цемесской бухты осталось не менее часа хода. Есть еще время собраться с мыслями…
Начнется бой и поглотит все чувства и помыслы. Но пока он не начат, мысли, как бы разжимая до поры пружину предбоевого напряжения, уводят далеко, далеко… Почему так получается — Иванов не знал, но уже не впервые перед боем память возвращает к первой военной ночи. Тогда за бортом не бурлила крутая черноморская волна, как сейчас, а шелестела тихая вода Пины. И рядом были Мансур, Василь… Где вы теперь, други? Разыскивал по разным адресам, да напрасно. Писал матери Мансура — ответа почему-то нет. Удалось ли Мансуру пройти через фронт, донес ли со Шкарандой флаг, жив ли? Василь от Херсонеса, наверное, добрался благополучно, — слышно было, все те катера вернулись в базу. Если так, то Василь давно вылечился, снова в строю. Очень даже возможно, он где-нибудь поблизости. А вдруг в этой же колонне, на таком же «охотнике»? А почему бы нет? По своей же специальности, радистом. А где теперь Васюков, Петя, Маша? Про Машу особенно хочется узнать. Да попробуй отыщи. Ответила коротеньким письмецом. А потом, сколько писем ни слал — нет ответа. А может быть, Маша теперь не в Сочи, а где-нибудь на фронте? Свободно может оказаться Маша даже здесь сейчас, на корабле. Грузились пехотинцы в темноте, мог и не заметить девушку среди них. А до Маши — только спуститься по трапу…
