Набат - Цаголов Василий Македонович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Разделась молча и юркнула под одеяло. Ну, а Джамбот не идет к ней, надоели, как он говорил, ее коленца, и без Саньки не знает, куда деть себя.
Они сидели с матерью; он курил молча, а Анфиса держала перед собой газету и никак не могла сосредоточиться.
В нем вдруг появилось неведомое до сих пор ему чувство: бросить все и уехать куда глаза глядят, не пропадет, у него специальность, и на тракторе, и на бульдозере, одним словом, механизмы ему родня. А на худой конец и лопату возьмет, сил в нем на троих городских: видел их на уборке, это и говорить не надо, хлюпкие больше попадаются. Двоим расквасил нос за Саньку, потом стало стыдно, ходил мириться, мол, невеста она мне, а вы ее за околицу приглашали, разобраться надо было, такая девчонка да будет ждать, пока женихи из города привалят.
Уехать… Маманю с кем оставить? А как с квартирой в новом доме? А кому он назло сделает? Председателю? А мать же на собрании заявила: «Таких как ты перебывало, а станица стояла и будет стоять». Будет, это точно… Вернусь, как нового изберут, не вечно этому быть. Да нет, лазейку ищу, уж рубил бы одним махом. Ишь, одним махом, а если духу не хватает?»
Теперь председатель его в прогульщики записал, на всю станицу осрамил, а ведь все знают, что никто раньше Джамбота не отремонтировал трактор. Не мытьем, так катаньем…
Невеселые мысли прервал Санькин вскрик. Джамбот скорей к ней, и мать за ним на другую половину хаты. И предстало их глазам: в одной ночной сорочке стоит Санька на коленях перед раскрытым сундуком и яростно выбрасывает вещи.
— Вот! На… Все у меня есть! Все! У кого в станице еще есть? Милые мои…
Прижала к голой груди черные лакированные туфли на высоких каблуках.
Вспомнила Анфиса, сколько радости было в доме, когда Фатима продала снохе эти туфли, содрала, правда, с нее две цены.
— Лебеди вы мои, тлеете в сундуке!
Целует Санька туфли, прикладывается к ним щекой.
— Да как же я надену вас? Где мне взять такие ноженьки?
Швырнула туфли на пол и выхватила из сундука платье:
— В театр я пойду в нем? Не пойду. Нет театра… А жрать кто приготовит? Кто?
Платье замерло на мгновение в воздухе, плавно проплыв, распростерлось на полу.
Переглянулись мать с сыном.
— Джамбот, — взмолилась Санька, упала мужу в ноги. — Христа ради прошу тебя! Милый, уедем.
Не сдвинулся он с места, смотрел на жену, медленно бледнея, испугался своей же мысли: сграбастать — да на мороз, выкупать в снегу, на всю жизнь выбить дурь из головы! Удержался. А это стоило ему сил. Оседлал он стул, чувствуя, как отяжелели руки, плечи.
В эту ночь несколько раз выходил во двор Джамбот, и вместе с ним мысленно туда же шла мать, но так и не смогла догадаться, почему он подолгу оставался на холоде.
Вспомнила, как однажды костылем ненамеренно разворошила большой муравейник, и муравьи кинулись ошалело во все стороны. Видно, так и у них в доме намечается.
Уже устало смыкались глаза, когда появилась сноха: она шла босая, у порога задержалась, сунула ноги в валенки, влезла в пальто. Плечом ударила в набухшую дверь, но та поддалась только с третьего раза.
Чего она стесняется держать горшок?
В ночной тишине, как выстрел, прозвучал крик со двора:
— Ой…
Раньше чем Анфиса успела позвать сына, он уже выбежал во двор.
Трясущимися руками мать надела на себя кофточку.
Распахнулась настежь дверь, и Джамбот втащил в хату стонущую жену.
— Потерпи, сейчас… Еще немного, — с тревогой в голосе приговаривал он.
Мать бросилась помогать ему, вместе подняли Саньку на кровать.
— Вот и все… Где болит? Скажи, Санюша, где, ну? — хлопотал Джамбот.
Но она не переставала тихо вскрикивать, наконец указала рукой на свой бок.
— Маманя…
Анфиса никак не могла попасть в рукав пальто.
— Фельдшера! Скорей, помирает же…
На дворе кружилась метель, гонялась с яростью за кем-то; снегу намело. За калиткой Анфиса приноровилась к ветру, а ветер версовый [27], станичники не ошиблись: обещали его этой ночью; она подставила ему левый бок, подняла кверху воротник пальто, и, как могла, скорей к дому фельдшера.
Забарабанила по запорошенному стеклу, и тотчас в хате, вспыхнул электрический свет, затем скрипнула дверь.
— Кто там?
Она к калитке, а ветер словно этого ждал, взвыл, ударил в грудь, не дает идти, удерживает ее на месте.
— Здесь я, здесь! — звал фельдшер.
Рванулась вперед изо всех сил Анфиса, и очередной порыв ветра сорвал с ее губ:
— Саньке плохо.
— Иду! — донеслось в ответ.
Дождалась фельдшера, и пошли вместе.
— Погоди…
Фельдшер прильнул к ее уху:
— Что с ней?
— В боку сильно стреляет, орет.
Фельдшер закрыл глаза, снег успел запорошить лицо.
— Позвони в район. «Скорую» немедленно вызывай, — прокричал он, удаляясь.
Телефоны были в сельсовете и у председателя колхоза. Никогда до сих пор не приходилось звонить в район, но она знала, что сельсовет на ночь закрывают, значит, надо идти в контору. Туда она и направилась, уже не прячась от ветра.
Открыла ногой дверь, ввалилась в темный коридор, подталкиваемая ветром в спину.
В кабинете председателя, вытянувшись на стульях, спал сторож. Анфиса энергично растолкала его:
— Куда спрятал телефон?
Не поднимаясь, тот буркнул:
— Слепая что ли?
— Скорей, Саньке худо.
— Худо, худо… Или ослепла? На окне телефон!
Рванула трубку, крикнула в него:
— Район? Район?
Гремя стульями, сторож перевернулся на другой бок.
— Чего орешь-то? На линии обрыв получился.
Но Анфисе не верилось, район обязан ответить ей, надо срочно вызвать «скорую». И она продолжала истошно кричать в немую трубку:
— Район?
Потом, поняв бесплодность своего занятия, бросила трубку на подоконник:
— Едят тебя мухи!
На улице не унималась метель.
В метель ворвался прерывистый гул мотора, Анфиса остановилась: из снежной мглы вынырнул трактор, надвигался на нее; подождала, пока машина поравняется с ней. Из кабины свесился сын. Прокричал:
— Садись!
Она показала рукой в сторону своего дома.
Значит, он на тракторе повезет Саньку. Ну и правильно, на самой сильной автомашине не пробьешься к тракту, занесло все кругом. Выходит, Саньке совсем плохо, если до утра не ждут. Появилась беда нежданно-негаданно откуда и не думали. Вот тебе на…
Она подошла к своему дому, когда Джамбот с фельдшером успели втиснуть Саньку в кабину.
— Влезай, мать, — крикнул матери сын и подал сверху руку.
Вскарабкалась с его помощью на трактор.
— Держись! — крикнул Джамбот.
Надрываясь, «кировец» пробивался сквозь сугробы. Санька протяжно стонала.
— Потерпи еще чуток, Санюшка, родная… Приехали… А вот и тракт.
Джамбот поставил трактор на обочину, соскочил на землю; вдали во мгле зажглись два спасительных огонька.
— Машина! — радостно воскликнул сын.
Он вышел на середину дороги, вскинул над головой руки, крикнул:
— Стой!
Тяжелый «МАЗ» остановился рядом с трактором, из высокой кабины свесился водитель:
— Чего тебе, браток?
Задрав кверху голову, Джамбот прокричал:
— Беда.
Спрыгнул на землю водитель:
— Какая еще беда?
— Жена помирает… В больницу надо бабу.
Водитель повелительно взмахнул рукой:
— Давай ее, чего разинул корыто!
И сам же первый полез на трактор. Вдвоем перенесли Саньку на машину, с трудом подняли: кабина-то высокая.
В последний момент Джамбот взобрался на трактор, показал матери, как выключить мотор, но махнув рукой, выругался:
— Да хрен с ним, надо будет, сам заглохнет. Сиди, до утра горючего хватит, только не усни, задохнешься.
Машина уехала, и Анфиса осталась одна на тракторе.
5
Санька вернулась из больницы через три недели заметно осунувшаяся, на щеках появилась бледность, она больше лежала, а если и была на ногах, то передвигалась по хате плавно, боязливо. Джамбот не оставлял ее дома одну, сбегает в магазин и тут же возвращается с покупками. И матери велел быть дома: «Нечего ходить в столярную, если работы нет: понадобишься, сами позовут».
