Прыжок во тьму - Ветишка Рудольф (прочитать книгу txt) 📗
Поведение Эды насторожило меня. По-видимому, он предупреждал, что за ним следят или что-то неладно [15].
Я поспешил сесть в трамвай, а на следующей остановке пересел на пятерку, которая ходила к Смиховскому вокзалу, предполагая встретиться с Эдой там.
Но и там его не оказалось.
Без всяких колебаний я купил билет до Кралова Двора…
…Недалеко от станции Кралов Двор на условленном месте стоял худой человек среднего роста. Он опирался на велосипед и курил. Я порылся в карманах, вынул сигарету и обратился к нему с просьбой дать мне прикурить. Мы поняли друг друга.
«Я Карел Выдра» — представился он.
Что нужно предпринять, как воюет против фашизма советский народ, как живут и работают наши товарищи в Москве — вот о чем мы говорили в тот день.
Затем Выдра привел меня в свою бероунскую квартиру. Там меня уже ждали товарищ Молак и Карел.
С Карелом я встретился на родине впервые. Он рассказал, что, перейдя благополучно границу, поехал в Кладно, где стал работать в группе товарища Киндла, который помог ему связаться с Бероуном. Киндл был знаком с бероунскими товарищами еще с той поры, когда работал в Старой гути под Бероуном, и все время поддерживал с ними связь.
— Приветствую тебя, Рудла! Ты даже не знаешь, как мы тебя ждали! Садись и рассказывай, — такими словами встретил меня Йозеф Молак и крепко пожал руку.
Я поблагодарил его и передал привет от товарищей Готвальда, Швермы, Копецкого. Товарищ Молак старался сохранять спокойствие, но я видел, как трудно это ему давалось.
— Ну, рассказывай, — попросил он меня снова. — Обстоятельно и подробно. Видишь, тут спокойно и безопасно.
— В общем, мы прибыли вам помочь, — начал я. Я говорю «помочь» и хочу это особенно подчеркнуть, потому что вы знаете обстоятельства лучше нас. С первых же минут нашего пребывания на родине мы на каждом шагу убеждались, как велики заслуги товарищей, с которыми посчастливилось встретиться… А теперь о директивах Заграничного бюро ЦК КПЧ. Пора как можно шире развернуть борьбу против оккупантов. Освободительное движение на родине должно перерасти в народное восстание.
По просьбе товарища Молака я рассказал о нашем путешествии по Польше, о прибытии в Прагу и о том, как налаживали первые связи с подпольщиками. Не скрыл я опасений за судьбу Центрального Комитета, которые разделяли и челаковицкие товарищи. Ведь до нас дошли сведения об арестах в Писецке, о новых арестах во «Вчеле». Нам казалось, что гестапо может наносить такие удары, только располагая определенной информацией о деятельности нелегальной сети.
Товарищ Молак подтвердил сообщения об арестах и сказал, что арестовали не только Матейку, но и группу Петра Черного из Писецка. Но он убежден, что работе Центрального Комитета непосредственная опасность не угрожает. Аресты, о которых он говорил, скорее всего результат неосторожности, ошибок в конспиративной работе.
Говорили и о нас.
— Тебе, конечно, Карел рассказывал, — информировал я, — что в Польшу забросили нас четверых: меня, Тонду, Эду и Карела. Поначалу сюда направили только меня и Эду, но поскольку несколько недель не получали о нас никаких известий, послали Тонду и Карела. В Польше мы с ними и встретились.
Вспомнив, как повел себя в Польше Тонда, я поделился с Молаком своими опасениями.
По этому поводу он сказал, что со мной и с Карелом рад будет работать. А вот Тонда, по его мнению, для подпольной работы не годится. Он излишне самонадеян и хвастун.
Мнение товарища Молака о Тонде нисколько меня не удивило.
Мы с Молаком пришли к выводу: необходимо созвать пленум Центрального Комитета. Обсудили, кого пригласить на пленум, договорились принять все конспиративные меры.
Товарища Молака интересовало, как Готвальд и остальные товарищи в Москве оценивают ситуацию в Чехословакии, информированы ли они о гибели первого и второго подпольного ЦК партии.
Я рассказал о своей последней беседе с товарищем Швермой на аэродроме, в которой он касался вопросов открытия второго фронта и военной обстановки в целом.
С радостью слушали товарищи, когда я говорил о мощи Советского Союза, о героической борьбе советских партизан в тылу врага.
Беседа с Молаком длилась несколько часов, а казалось, что мы только начали говорить…
Много интересного рассказал товарищ Молак:
— После разгрома I подпольного ЦК летом 1941 года начал работу новый Центральный Комитет, в состав которого вошли товарищи Зика, Черный и Фучик, которые хорошо работали и отлично дополняли друг друга. II ЦК удалось сплотить вокруг себя целый ряд самоотверженных патриотов. Замечательными качествами обладал товарищ Зика — спокойствием, рассудительностью, мудростью. Товарищ Черный, молодой и отважный боец, имел богатый опыт работы в интербригадах. Он руководил диверсиями и актами саботажа. В обязанности товарища Фучика входили пропаганда и агитация, редактирование «Руде право» и других подпольных печатных материалов. Ум и рассудительность сочетались в нем с молодым задором и страстным революционным пылом. Результаты работы очень скоро стали сказываться, возобновились прерванные связи, складывалась разветвленная подпольная сеть, охватившая «протекторат».
Фашисты полагали, что с разгромом I подпольного Центрального Комитета и технического аппарата дальнейшая деятельность партии будет парализована. Но вскоре после 22 июня 1941 года участились акции саботажа и забастовки. На «Вальтровке» бастовало свыше двух тысяч рабочих. Тайный призыв «работай, не торопясь» нашел широкий отклик среди трудящихся. Наряду с «Руде право» Центральный Комитет стал издавать «Женске новины» и даже юмористический журнал «Трнавечек».
В сентябре собрался пленум Центрального Комитета и наметил дальнейшую политическую линию движения Сопротивления. Сообщение об этом напечатали в октябрьском номере «Руде право».
В борьбе с врагом создавалось революционное единство народа; был основан общий Центральный национально-революционный комитет Чехословакии, что явилось первым шагом к созданию Народного фронта, к чему так давно призывали коммунисты. Комитет обратился с воззванием ко всем гражданам Чехословакии — развернуть решительную борьбу против фашистского ига [16].
Вскоре фашисты, почувствовав силу народного сопротивления, которое сформировалось за такое непродолжительное время, предприняли новые акции террора.
Нейрат был отозван, а его место 27 сентября 1941 года занял Гейдрих — один из самых свирепых фашистских главарей. С его приходом начался жесточайший террор против чешского народа. Движению Сопротивления, а особенно коммунистам, Гейдрих объявил истребительную войну до полного их физического уничтожения. Все, кто был арестован в начале 1941 года, были осуждены военным судом и казнены. Среди первых жертв оказались почти все члены I подпольного ЦК партии, в том числе товарищи Уркс и Отто Сынек, члены редакции «Руде право» и другие товарищи. От рук фашистских палачей погибли многие патриоты нашей родины.
Репрессии обрушились и на тех, кто, согласно директивам Бенеша, проводил выжидательную тактику. Правительство Элиаша [17] разогнали. Были казнены пражский приматор Клапка, ряд деятелей «Сокола».
Проводя жесточайший террор, проливая потоки чешской крови, фашисты пытались задушить освободительное движение. Концепция Бенеша — избегать «напрасных жертв» таила для народа грозную опасность.
Массовые убийства, беспрерывные аресты нанесли чувствительный урон подпольному движению, руководимому нашей партией. Но товарищ Готвальд был прав, когда в начале октября 1941 года, выступая по московскому радио, заявил: Если уж рубеж перейден, действие террора прямо противоположное. Он уже не пугает, а вызывает новый гнев, новое упорство, новое сопротивление.
Разгром фашистов Красной Армией под Москвой в декабре 1941 года получил широкий отклик в народе. Миф о непобедимости гитлеровской армии был развеян. Движение Сопротивления набирало силу. В мае 1942 года произошло покушение на Гейдриха. Фашисты свирепствовали. Гестапо и военная полиция прочесывали Прагу, другие города и деревни. Людей арестовывали и расстреливали без суда и следствия. За шестьдесят дней привели в исполнение тысячу восемьсот смертных приговоров. Фашисты делали все, чтобы запугать народ. 10 июня сожгли Лидице, чуть позже — Лежаки. Во время одной из апрельских гестаповских облав арестовали Юлиуса Фучика, позднее схватили товарища Зику, Черного и других. Уцелеть удалось немногим, среди них были я и Жижка. Ряд подпольных групп некоммунистического сопротивления вообще прекратил свое существование. Эти дни стали наиболее тяжелым периодом оккупации.
