Огни Новороссийска (Повести, рассказы, очерки) - Борзенко Сергей Александрович (библиотека электронных книг txt) 📗
Весь день потратили на поиски Шепетова, так как кто-то все еще продолжает тасовать части. Повсюду много штабов и тылов, много бойцов, но спрашивать их, какой они дивизии, неудобно — это военная тайна. Говорят, по радио передали, что наши самолеты вновь бомбили Берлин!
В конце концов Шепетов нашелся.
Глядя на него, я вспомнил первый бой его дивизии под Селетином. Там Шепетов рядом последовательных молниеносных ударов, изнуряющих врага, совершенно обескровил первую и четвертую горно-стрелковые бригады румын.
Тогда Шепетов сначала намеренно отошел в беспорядке, увлекая за собой противника, заманивая его на невыгодную открытую болотистую местность, а потом ударил с флангов и окончательно смял. Бой этот характерен не только стремительностью наступления, но и своей продуманностью. Уже тогда в течение всего боя Шепетов не забывал об охране флангов и тыла.
Потом развернулся ряд кровопролитных боев под Новой Ушицей и Новой Одессой. 228 и 229, 399 и 13-й пехотные немецкие полки, 16-й мотополк «СС», 3-й кавалерийский мадьярский полк были уничтожены дивизией Шепетова. Шепетов отходил только по приказу, ни одна рота у него ни разу не побежала.
Мы сидели на сваленном дубке у хаты. Вспоминая проведенные операции, генерал сказал:
— Маневренная война богата неожиданностями. Любое решение, как бы оно хорошо ни было продумано, не гарантирует, что события будут развиваться так, как предполагалось. В ходе боя часто возникает необходимость изменить группировку своих сил. Я делаю это смело, не теряя времени.
Нашему командованию стало известно, что противник готовится из Никополя форсировать Днепр. Чтобы помешать ему, к реке спешно переброшена из тыла еще не бывшая в боях 30-я кавалерийская дивизия полковника Пичугина.
Конники получили приказ сменить дивизию, от которой, я это хорошо знаю, остался только номер.
Фашисты, знавшие о движении кавдивизии, не ожидали столь стремительного марша. Они рассчитывали переправиться раньше, чем подойдут кавалеристы, но просчитались на один день. В два последних перехода Пичугин делал по шестьдесят километров в сутки.
Оккупанты начали переправу, когда один из кавалерийских полков подошел к реке. Потеряв около роты убитыми, гитлеровцы отложили операцию.
Мы приехали в село Водяное вместе со штабом дивизии. Встретил нас Пичугин, высокий, седой, строгий, весь осыпанный кирпичной пылью. В дом, где остановился полковник, только что влетел снаряд.
— Газету вашу видел… Рекомендую поехать в Каменку, к майору Реве. Его полк помешал фашистам переправиться через Днепр.
В Каменку поехали по шоссе, с которого то показывался, то пропадал за деревьями расположенный на другой стороне Днепра Никополь. В этом городе прошло мое детство, там в ветеринарной лечебнице служил фельдшером мой отец, оттуда в 1918 году он ушел в Красную Армию. Я хорошо помню, как в Никополе находились красные, а в Каменке белые, обстреливавшие Ярмарочную площадь, на которой я тогда жил. Детство! Как часто во время войны мы обращаемся к нему в своих воспоминаниях!
Кавалеристы торопливо рыли на песчаных берегах реки Конки окопы, жадно пили воду из конских цибарок. Я еще не видел дивизию, так хорошо оснащенную автоматическим оружием, как 30-я.
Приехали к майору Реве под артиллерийским огнем. У него застали лейтенанта Семенова, которому опытный и решительный Рева приказал заткнуть глотку фашистским артиллеристам.
Семенов повел меня с Токаревым к себе на батарею, замаскировавшуюся среди песчаных бугров, покрытых ивовыми кустами. Перебегали к батарее от холма к холму.
С наблюдательного пункта город виден как на ладони. Мне хотелось найти знакомые здания — Бабушкинскую школу, ветеринарную лечебницу, пристань. В стереотрубу видно было оживленное движение солдат у деревянной церкви. Семенов приказал обстрелять церковь. Со второго залпа она загорелась, как свеча. К ней подъехало около тридцати грузовиков. Батарея повела беглый огонь, разбила несколько машин. Тогда к горящей церкви бросились солдаты, пытаясь вынести из нее какие-то ящики. Еще несколько выстрелов, и церковь взлетела в воздух со всем содержимым. В ней оказался склад артиллерийских снарядов.
Через десять минут Семенов крикнул:
— Летит «старшина»!
Показался самолет-разведчик. Огонь прекратили, артиллеристы залегли в ровики. Разведчик летел низко, но батареи так и не обнаружил. Наши артиллеристы мастера маскироваться.
Вечером в штабе полка встретили разведчиков Чугунова, Петренко, Ясинского; они собирались переплыть ночью на другую сторону Днепра, где с тридцатью восемью кавалеристами находился капитан Саидов. Этот Саидов был знаменит тем, что километров за сорок от Днепра, на его правой стороне, напал на полевую почту и захватил мешок писем, прибывших из Германии. Этот мешок, доставленный в разведотдел армии, помог расшифровать название всех фашистских частей, наступавших на нашем участке фронта.
Токарев решил отправиться с разведчиками, но Рева категорически запретил.
Рева получил приказ — готовиться к форсированию Днепра и взятию Никополя. Время начала операции будет указано особо в секретном пакете в 22 часа.
Корреспонденты «Знамя Родины» решили идти с полком. Весь день фашисты обстреливали район штаба полка, несколько снарядов разорвалось в саду дома, где мы поселились.
В половине десятого вечера нас позвали в штаб, где все пропитано запахом кожи и лошадиным потом. Там было полно строевых офицеров, бряцающих оружием, у плетня нетерпеливо били копытами кони. Из штаба дивизии привезли секретный пакет с надписью — вскрыть в 22 часа.
Поглядывая на часы, томительно ждем назначенного времени. Наконец, в торжественной тишине Рева, вставший во весь рост, рвет пакет, вынимает из него приказ, написанный на плотной топографической карте уже оставленного района.
— Операция на сегодня откладывается… Полку быть готовым к наступлению! — прочел майор.
Вернулись в редакцию, расположившуюся в красивом селе Богдановка. Через час нас послали обратно к Реве, чтобы описать предстоявший наступательный бой. Во время повального отступления каждый бросок вперед действует вдохновляюще, и об этом следует писать в газету.
Ночевали в Белозерской МТС, в штабе только что организованного отряда партизан. Партизаны с ног до головы увешаны оружием. Настроение у них бодрое. Они иронически поглядывают на нас. Мол, воюете плохо. Уйдете, так мы покажем фашистам кузькину мать.
К фронту подходят колонны свежих войск, еще не бывших в боях. Солдаты пожилые, призванные из запаса, вооружены трехлинейками образца девяносто первого года. Идут молча, посасывая козьи ножки, многие хромают, видимо, не научились как следует обматывать портянками ноги. С одной из таких колонн попали под бомбежку, самолеты снизились и обстреляли войска из пулеметов. После того как солдаты разбежались по обе стороны шоссе, летчики начали бомбить. Я остался в машине, уверенный, что на дорогу, которая вскоре понадобится им самим, оккупанты не станут сбрасывать бомбы. Так оно и вышло.
Немецкая артиллерия кромсает поле золотоголовых подсолнухов. Сильные стебли под взрывными волнами пригибаются до самой земли и потом снова встают во весь рост, неистребимые, как люди.
Вернулись в Каменку, подернутую терпким дымом пожаров. Продолжается сильный артиллерийский обстрел, разрушено много каменных домов. Сюда прибыло несколько грузовиков с пустыми пивными бутылками для борьбы с танками.
К нам подошел шофер. Он везет раненого, у которого в руках разорвалась граната. Шофер спрашивает:
— Куда его доставить, в госпиталь или трибунал?
Я посоветовал везти в госпиталь, и шофер послушался меня.
Приказа о наступлении нет, и мы уехали в Большую Белозерку, куда переехала наша редакция. Семен Жуков, которого любили все корреспонденты, уехал. Его назначили редактором армейской газеты.
