И опять мы в небе - Бороздин Виктор Петрович (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗

– Передай: пусть приготовит поесть и обогреться, – сказал он ожидавшему ответа Чернову. – Долго задерживаться не будем.

– Есть.

Чернов чуть помедлил.

– Николай Семенович, – вдруг сказал он, – а помните северное сияние на подлете к Свердловску, в декабре, когда мы летали туда? Вдруг среди ночи будто заря занялась, и мерцает то сильнее, то тише… Я сначала ничего не понял.

– Еще бы! – сразу откликнулся Гудованцев. Он посмотрел в окно на появляющийся вдали и исчезающий в облаках горизонт. – Вот так, слева по курсу сияние горит, а справа, помнишь, темнота, и в ней огни новостроек рассыпаны. Удивительное зрелище!..

– Как думаете, застанем в Мурманске? – с надеждой спросил Чернов. – Там же оно во все небо!

– Обязательно, – понимающе кивнул Николай. – Если не в Мурманске, то уж дальше-то увидим, мы же в Арктику летим. Там оно куда более мощное!..

Вася Чернов снова подсел к передатчику. Необыкновенная, фантастическая картина северного сияния захватила воображение. Представились сказочные, неправдоподобные, почти живые нити красок, в трепетном непрекращающемся движении уходящие в бездонную высоту… Очень хотелось увидеть наяву.

…С мальчишеских лет не давало ему покоя желание увидеть, что скрывается там, в далекой неизвестной дали, где он еще не бывал. Родной город Барнаул на Алтае. Летом во время каникул, взвалив на спину рюкзак, отправлялся вместе с друзьями-одноклассниками в глубь этого дикого, полного тайн края. Они шагали по охотничьим тропам и без троп, стараясь идти по отметинам копыт диких косуль – где прошел зверь, там и человеку легче.

Рядом в прорези гор пенно металась Чара, кричала им:

– Поборемся!

– Поборемся! – отвечали они.

И, раздобыв у местных жителей лодчонки, крепили к их бортам бревна – для устойчивости – и неслись вниз по норовистым перекатам, с головы до ног окаченные ледяными брызгами. Гнулись в их руках шесты, отводя удары о камни.

Гудованцев подошел к Ритсланду и, увидев, с какой озабоченностью тот рассматривает навигационные карты, спросил:

– Что у тебя?

Алексей поднял голову:

– Старые карты, командир, неточные. Большие расхождения с рельефом местности. И они все равно что плоскостные. Смотри. – Ритсланд кивнул в окно. Вдали, в дымке медленно плыли покрытые лесом холмистые гряды. – А на карте одна зеленая низменность.

– Других карт нет, – с сожалением сказал подошедший к ним Мячков. – Мы с Николаем в институте геодезии все переворошили.

– Пока видимость есть, не страшно, – подумав, сказал Гудованцев. – Стемнеет, пойдем выше. Но до Хибин гор здесь не должно быть.

…Забравшись под бьющий заледенелыми краями брезент, Ширшов и Федоров прикручивали к лыжным палкам магниевые ракеты, готовили факелы. Если опять начнет ломать лед, надо же хоть что-то видеть – куда, на какой мало-мальски надежный обломок перебираться.

Угомонится ли хоть немного этот сумасшедший ветер?! С двадцатиградусным морозом он нестерпим, словно теркой сдирает на лице кожу.

Неожиданно ветер выхватил из-под брезента бидон с продовольствием и погнал к полынье. Эрнст метнулся к нему, успел схватить, но, не удержавшись, сам покатился. Только у края льдины сумел ухватиться за спасительную ледышку. Подлетевший Папанин так рванул за малицу [13], что крепкая оленья шкура затрещала.

– Близко к краю не подходить, – объявил после этого всем Папанин. – Если что-либо случится с кем-нибудь из вас, считайте: пропали двое, мне тогда тоже нет смысла возвращаться на землю.

Быстро нашел в темноте нужный тюк – полярная ночь научила работать на ощупь. Достал связку черных флажков и тут же стал расставлять по краям льдины, отгораживая пропасть.

– Теперь у нас один девиз: смотри да смотри!

…Иван Паньков шел по килю к корме. По бокам, у самой килевой дорожки, в метровые иллюминаторы лился снизу свет, и в них было видно, как под кораблем мерно покачивалась и уходила назад земля – все те же леса, снега… На киле было светло, и глаз привычно охватывал все сразу: отходящие от стальной балки киля шпангоуты, соединяющие их стрингеры – они шевелились на шарнирах, дышали вместе с оболочкой, – подвешенные на шпангоутах красные баки с горючим и маслом, голубые – с балластом, тянувшиеся через весь киль к рулям штуртросы, тросы газовых и воздушных клапанов, идущие к манометрам газовые трубки, трубки бензопроводов – все это кажущееся хаотичным, а на самом деле строго упорядоченное переплетение.

Придирчивым взглядом он осмотрел все до каждой мелочи, проверил натяжение штуртросов, наличие горючего в баках. Все было в норме.

Паньков уже четвертый год летает на этом корабле – с ноября 1934 года, когда В-6 был выпущен дирижабельной верфью. С тех пор корабль был много раз испытан в сложных и дальних полетах. Самое трудное испытание было пять месяцев назад, когда в штормовой ветер, туман, ливневый дождь корабль прошел без посадки и пополнения горючим пять тысяч километров, пробыв в воздухе сто тридцать часов.

Они установили тогда мировой рекорд длительности полета, побив рекорды дирижаблей всех типов – норвежского «Норге» (конструкции Нобиле), английского R-34, немецкого LZ-127. И, возвратившись в порт, рады были увидеть, что корабль в полной исправности и они могут тут же отправиться на нем в новый полет.

Не сразу научились они строить такие мощные, сложные по конструкции корабли, как В-6. Не сразу научились водить их.

Специалистов вначале остро не хватало. Поэтому в Советский Союз были приглашены итальянские дирижаблестроители во главе с прославленным конструктором дирижаблей и командиром-пилотом Умберто Нобиле.

Возглавив конструкторское бюро, Нобиле взялся за дело с горячностью итальянца и деловитостью ученого. Он никогда никому ничего не перепоручал, сам ходил между столами и кульманами, проверял, помогал найти лучшее решение. Порою был упрям, отстаивал свое, непримиримо спорил, как-то особенно чеканно выговаривая трудные для него русские слова. Советские конструкторы, набираясь опыта, с каждым днем все больше предлагали своего и тоже отстаивали. Особенно убежденно отстаивал свои конструктивные предложения ведущий инженер по сборке дирижабля В-6 комсомолец Михаил Кулик. Уловив что-либо ценное, Нобиле отбрасывал горячность и заинтересованно вникал в предложенное.

В-6 по своей конструкции подобен итальянским дирижаблям «Норге» и «Италия», созданным Нобиле. Но он строился уже из иных материалов, с иной технологией. Для металлического киля, шпангоутов, стрингеров, носового и кормового усиления была использована лучшая, не поддающаяся коррозии легированная сталь отечественного производства. Сварка заменила устаревшую, менее совершенную пайку. В специальной лаборатории каждый узел корабля проходил сложные испытания на прочность.

Итальянцы приехали в Долгопрудный с семьями. Привезли с собой по-южному темпераментную речь и не менее темпераментную жестикуляцию. К непонятному, быстрому и в то же время напевному говору раньше всех привыкли, приняли его как что-то свое дети. Они быстро перезнакомились, в общих играх легко перемешивались русские и итальянские слова, азарт игры сглаживал все недомолвки. А когда из раскрытых окон разносилось: «Марьюча-а! Кончита-а-а! А каза, престо!!!» – все понимали: это же наше – Маша-а, Катя-а, домо-о-й!!

Нобиле приехал без семьи. Только некоторое время спустя, уехав ненадолго в Италию, вернулся оттуда с дочкой – пятнадцатилетней, синеглазой, черноволосой красавицей Марией. На рукаве у него появилась черная траурная повязка: в Италии он похоронил жену.

Жил он замкнуто. Вечерами можно было видеть его неторопливо шагающим по дощатым тротуарам поселка (ни булыжника, ни тем более асфальта тогда еще не было). Он уходил по улице далеко, к самому парку, а вернее, к их долгопрудненскому лесу, по-прежнему густому, тенистому, с пробитыми уже кое-где аллеями.