Повести и рассказы - Мильчаков Владимир Андреевич (читаем книги txt) 📗
Ахрос была прямой противоположностью Турсуной. Старше ее всего на два или три года, Ахрос прожила тяжелую безрадостную юность. Она не знала своих родителей. Да и в Ширин-Таше мало кто помнил хромую Нурию, когда-то батрачившую у богачей Ширин-Таша.
Жизнь батрачки, полная лишений и унижений, для Ахрос с ранних лет стала беспросветной. Девушка ослепла. Ахрос не было и девяти лет, когда тонкая белая пленка, появившаяся на ее глазах еще в младенчестве, окончательно закрыла от девушки солнечный свет.
Беду можно было бы предотвратить, если б за дело взялся опытный врач. Но к какому врачу могла обратиться девушка-батрачка из глухого селения в Туркестане, сотрясаемом первыми, еще отдаленными ударами революции?
После смерти Хасият-биби большую часть черной женской работы в доме Тургунбая выполняла Ахрос. Турсуной и раньше, еще при жизни матери, была добра с Ахрос. Сейчас же, после возвращения Турсуной из Ташкента, девушки особенно сблизились. Ахрос могла часами слушать рассказы Турсуной об удивительной ташкентской жизни: о музыке, которая часто по вечерам играет в городском саду, о богатых ташкентских базарах, об огромном, по мнению Турсуной, заводе, на котором работал Ахмедбай, и даже о совсем уж необыкновенных вещах: о каких-то картинах, в которых люди ходят и действуют, как живые. Такие рассказы Турсуной обычно заканчивала сожалением, что ей пришлось вернуться в Ширин-Таш.
И сегодня, после рассказа о ташкентских чудесах, девушка начала сетовать на то, что интересная жизнь ее у дяди Ахмедбая так неожиданно закончилась.
— Мне у дяди очень хорошо было. Он совсем не такой, как здешние люди. Он добрый. Только в мечеть даже по пятницам не ходит и дома не молится. У дяди жена, тетя Магруфа, открытая ходит. Только если в город идет, на базар — паранджу надевает, — рассказывала Турсуной и, понизив голов, добавила. — И я там не закрывалась. Даже когда к дяде знакомые приходили, те, что с ним на заводе работают. И по двору открытая ходила. А двор большой. В том доме, где дядя живет, народу очень много.
— Интересно там жить, — грустно сказала Ахрос.
— Очень интересно. Один раз весной очень большой праздник был. Весь народ несколько дней по улицам гулял. Флаги носили красные. Пели, смеялись все, радовались. Дяди два дня дома не было. Мы с тетей ходили смотреть, как люди гуляют. Я никогда не думала, что красной материи так много наделать можно. А потом дядя меня и тетю Магруфу брал на этот… как его… ну, вот, забыла… Ну, такой большой праздник. Народу много там… Все стояли и слушали, а ученые люди один за другим говорили всему народу. Только я плохо поняла, о чем говорили… Да, вспомнила! Митинг — этот праздник называется.
— А дядюшка Тургунбай знает об этом? — полюбопытствовала Ахрос.
— Нет, что ты!.. — даже отодвинулась от подруги Турсуной. — Ничего не знает. Он потому меня и увез от дяди, что в Ташкенте началась эта… как ее… революция!
Ахрос невесело улыбнулась.
— Если бы дядя Тургунбай узнал об этом, он бы кричать начал. Ругался бы очень.
— А знаешь что, Ахрос, — шепотом заговорила Турсуной, пододвинувшись вплотную к подруге. — Отец теперь стал не такой, как всегда. Раньше он только по пятницам в мечеть ходил, а сейчас — каждый день. В Шахимардан часто ездит на могилу святого…
Турсуной замолчала. Слепая несколько мгновений не отвечала, словно ожидая, что Турсуной скажет еще что-нибудь. Но Турсуной, нетерпеливо положив руку на плечо подруги, потребовала:
— Говори. Ты, наверное, что-нибудь слышала?
Ахрос начала говорить тоже шепотом, медленно, словно обдумывая каждое слово.
— Дядюшка Тургунбай не один ездит в Шахимардан. Все ездят. И Абдусалямбек ездит, и старшина Данияр ездит… к ишану Исмаилу Сеидхану. Говорят, у русских война началась. Советоваться ездят, как быть. Говорят, мусульмане против русских будут. Наверно, и здесь война будет.
— Как ты это узнала?
— Баймурад как-то вместе с хозяином был в Шахимардане. Слышал там. Приехал и рассказал Джуре, а Джура — мне, — прошептала Ахрос.
В богатом хозяйстве Тургунбая летом работало по десять, а то и по пятнадцать сезонных работников. Баймурад и Джура были постоянными батраками, причем Баймурад считался любимцем хозяина. Турсуной передернула плечами.
— Не люблю Баймурада. Он на кошку похож. Ходит, словно подкрадывается, и говорит всегда сладеньким голосом.
— А что тебе до него, — равнодушно ответила Ахрос. — Ты хозяйская дочь, вот он тебе и улыбается.
— Зачем отец всегда с Баймурадом ездит? Ведь Джура лучше.
— Да, — нерешительно подтвердила Ахрос, — Джура хороший. Он честный и добрый. — И, заминая разговор о Джуре, Ахрос, подняв лицо и глядя на подругу незрячими глазами, спросила:
— Ты правда в Ташкент опять хочешь уехать?
— Тише ты, — остановила Турсуной подругу. — Говори тише. Услышит кто-нибудь.
— Кто может услышать? — усомнилась Ахрос. — Дядюшка Тургунбай — в отъезде, Джура — на поле, а Баймурад во дворе возится. Никого нет.
Но Ахрос ошиблась. Баймурад был совсем рядом, за полузакрытой дверью.
Работавший на дворе Баймурад незаметно прокрался к неплотно притворенной двери, ведущей на женскую половину дома. Его уже давно интересовало, о чем может дочь хозяина целыми часами толковать со слепой батрачкой. И это было не простое любопытство. За тридцать лет своей жизни Баймурад видел очень много плохого и совсем мало хорошего. А то, что выпало на его долю хорошего, было связано с хозяйской милостью. Поэтому Баймурад твердо усвоил себе привычку знать как можно больше о том, что может быть неизвестно самому хозяину. Ведь слуга, первым сообщивший то, что от хозяина хотели скрыть, всегда может рассчитывать на хозяйскую милость.
Первые же слова, которые удалось расслышать Баймураду, заставили его насторожиться. «Вон оно что, — размышлял про себя наперсник Тургунбая. — Дочка-то хозяйская в Ташкент удрать хочет. Не нравится ей в Ширин-Таше. С Тимуром каким-то сговорилась. С каким это Тимуром? А-а-а, сыном кузнеца. И эта слепая тварь ей во всем поддакивает. А сын-то кузнеца, смотри, что задумал…»
Но воспоминание о сыне кузнеца охладило Баймурада. «Хотя этому щенку всего лет семнадцать, но злости и силы у него, как у десятка верблюдов. А если еще кузнец ввяжется, тогда и сам аллах их не одолеет».
Неожиданный стук в ворота заставил Баймурада пулей вылететь во двор. Вернулся Тургунбай.
Через полминуты Баймурад, почтительно поддерживая хозяина за локоть, помог ему слезть с коня. Тургунбай, разминая отекшие ноги, направился к дому. Уже поднявшись на террасу, он крикнул Баймураду:
— Когда приберешь коня, приведи барашка пожирнее. Резать будешь. Вечером гости приедут.
Стук в ворота и голос Тургунбая прервали задушевный разговор девушек. Турсуной склонилась над вышивкой, а Ахрос медленной и осторожной походкой слепца вышла из комнаты. Она слышала слова Тургунбая о гостях. Значит, надо будет много воды. А обязанность носить воду лежала на Ахрос.
Ширин-Таш — самое обычное селение, каких много было в Туркестане в ту пору.
Всякий, въезжавший на его кривые, пыльные летом и грязные зимою улицы, долгое время видел только низенькие, ветхие, слепленные из земли лачуги. Выбравшись к центру селения, путник начинал замечать, что постройки становятся более добротными, а земляные стены — дувалы, огораживающие дворы, — не размыты дождями. Это были усадьбы относительно благополучных хозяев.
И только окинув взглядом с какого-нибудь возвышенного места все селение, можно было насчитать четыре-пять усадеб, бесцеремонно раздвинувших своими стенами сельскую мелкоту. Стены этих усадеб были высоки и прочны. Огромные ворота сделаны из добротного леса и покрыты затейливой резьбой. И любой встречный мог объяснить путнику, что огромная, чуть не в десятину усадьба принадлежит почтенному Миршарабу Алиханову; что резные ворота напротив его дома ведут во двор уважаемого Данияра Шамансура — старосты селения; что около главного арыка раскинулся окруженный садом дом широко известного богача Абдусалямбека; по правую сторону его облюбовал себе место достойнейший и богатейший из жителей селения, всеми уважаемый Тургунбай, а около мечети, под сенью столетнего карагача, находится дом высокочтимого муллы Сеида Гияса, человека святой жизни и высоких нравственных качеств. Все это была деревенская знать. Средних хозяев было не так уж много. Каждый из них всеми силами, правдой и неправдой старался разбогатеть, чтобы встать наравне с наиболее богатыми. Некоторым удавалось вскарабкаться на вершину, но это были только одиночки. Большинство не выдерживало, разорялось и скатывалось вниз, пополняя собой ряды сельской голи.
