Бонжур, Антуан! - Злобин Анатолий Павлович (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Антуан начал рассказ задумчиво и размеренно, но, когда дошёл до описания боя, оживился, принялся перебегать с места на место, приседал, взмахивал руками, будто бросал гранату или стрелял из пулемёта, ложился на землю, вскакивал, снова перебегал. Иван повторял движения Антуана, рассказ пошёл прерывистый, сбивчивый, с перебежками и паузами.

— Кого же нашёл Антуан? Отца?

— Антуан нашёл двух убитых: Бориса и югослава, которого звали Петровичем. Антуан вокруг моста все облазил и увидел их на берегу ручья в той стороне, они лежали недалеко друг от друга. Рядом с Борисом стоял ручной пулемёт, он из него стрелял. И вот что понял Антуан. Этот югослав Петрович был убит сразу, пуля в голову. А Борис был ранен в ногу, и он остался за пулемётом, чтобы спасти товарищей. Он сам уйти не мог, и тогда он крикнул: «Уходите, я останусь за пулемётом и буду закрывать вас». Понимаешь? Так думает Антуан. Но вторая пуля попала ему в грудь, и тогда он умер. Он погиб, спасая товарищей. И тогда Антуан решил, наверное, кому-то удалось убежать от бошей. Антуан спрятал убитых и побежал в хижину. Он ждал их весь день, но никто не пришёл, тогда он понял: они все погибли. Он пошёл к товарищам, чтобы похоронить Петровича и Бориса. В Ромушане у них был знакомый кюре, который имел симпатию до партизан, и они похоронили их ночью в этих Ромушанах, а после войны Жермен заказала для Бориса памятник, который ты видел. А пока война не кончилась, они лежали просто так, инкогнито. После войны могилы партизан собирались вместе, но Жермен не разрешила трогать Бориса.

— Значит, Жермен и раньше знала отца? Она что, связной была у «кабанов»?

— Антуан тебе отвечает: она сама тебе расскажет про Бориса. Пусть она сама решит, что хочет рассказать.

— Понятно, — сказал я, — история с романтическим уклоном.

Многое в рассказе осталось ещё неясным.

— А на каком берегу находились партизаны? Спроси.

— По плану было так, — ответил Иван. — Четыре человека должны лежать перед мостом, чтобы кинуть гранату и остановить машину. А семь человек прячутся под мостом на откосах, по двум сторонам. Они выскакивают, убивают бошей, освобождают тех заключённых и убегают в лес. Это был хороший план, так Антуан считает, но он не получился, потому что у бошей оказались мотоциклы с пулемётами.

— Почему же Антуан всё-таки думал, что тут было предательство, как он сам вчера говорил? — Здесь, на мосту, стоя с этими людьми, я не боялся задать свой вопрос прямо, хотя и знал заранее, что на исчерпывающий ответ рассчитывать не приходится.

Антуан ответил не сразу.

— Ещё в хижине Масон говорил, что машина поедет одна, без охраны. А на мосту были мотоциклы. Почему так случилось? Это подозрительный вопрос. Дальше он говорит, что через неделю после боя он побывал снова в хижине «кабанов». И увидел, что в хижине был чужой человек, все вещи были перевёрнуты. Это тоже кажется ему сегодня странным, хотя тогда он подумал, что это старый Гастон разворовал «кабанов» и взял их вещи. И ещё он говорит про карманы…

— Про какие карманы? — удивился я.

— Пойдём туда, где лежал Борис, — Иван показал рукой вниз по ручью, — там он тебе все объяснит.

Мы спустились по откосу, пошли берегом ручья. Ручей извилисто бежал по дну оврага, поэтому наш путь заметно удлинялся.

Антуан остановился.

— Он говорит, — перевёл Иван, — что тогда здесь не было таких густых кустов. Это орех растёт. И мост отсюда был хорошо виден.

Я с беспокойством следил за Антуаном: вдруг мы не найдём? Но он осмотрелся и решительно двинулся вверх по откосу. Орешник сделался реже. Начался молодой сосняк. Солнце пятнами падало на землю, это был южный склон.

Мы разошлись по лесу, не теряя друг друга из виду. Я тревожно шарил глазами по земле: почерневший пень с косым срубом, высохшие сосновые лапы, куча хвороста, валежник, змеистые корневища, горелый ствол. Я разгрёб землю у горелого ствола. Ничего там не было.

Я кружил вокруг да около по этой земле.

— Иди ко мне.

Иван стоял ниже по склону. Я поспешил к нему.

— Смотри, что я нашёл.

Из-под белого камня торчал конец проржавевшей железной ленты от ручного пулемёта. Я кинулся на землю, и горло мне перехватило. Хотелось в голос завыть, но ни слез, ни крика во мне не было, и я принялся в слепой ярости молотить кулаками эту землю, которая не смогла, не захотела укрыть отца, а притянула его к себе, напилась его жаркой кровью. Земля была сухая, твёрдая, колючки впивались в кожу, но я не чувствовал боли и продолжал колотить эту ненавистную землю, потому что не мог сделать ничего другого.

Они стояли и смотрели, как я надрываюсь в бессильной ярости и тоске. Иван пытался меня образумить.

— Ладно, Виктор, хватит тебе, вставай. У тебя же кровь идёт, вставай. Антуан хочет что-то тебе сказать.

На руке и впрямь выступила кровь, ладони сделалось больно.

Я недвижно прижался к земле щекой. Что было на мосту? Земля молчала. Земля сообщала мне о своей тайне, но не раскрывала её.

Я сел, поджав ноги. Снова я был в лесу и видел, что этот лес прекрасен. Скрытая ветвями, восторженно кричала сорока. Зелёные сосны вздыбились над скалой, ветви их свадебно соединились, и солнце подступало к самым глазам, неистово ослепляя их.

Они продолжали смотреть на меня. Я виновато улыбнулся Антуану, потряс ладонями, облегчая их от боли.

Антуан ободряюще улыбнулся.

— Он спрашивает, — сказал Иван, — продолжать ли ему рассказ? Может, лучше дома поговорим, когда ты успокоишься?

— Все, ребята, я в полном порядке. Было и прошло, теперь порядок. — Я вскочил и снова помотал руками.

— Тогда слушай внимательно, — продолжал Иван. — Он говорит, что Борис лежал здесь в странном виде. Антуана это сильно поразило.

— А конкретно?

— У него не было лица, всё было обожжено, узнать невозможно.

— Обожжено? — удивился я. — Чем? И почему Антуан так думает?

— Он этого не знает. Обожжено огнём — и все тут. Кроме того, Борис лежал на спине, и все карманы у него были вывернуты. Антуан хотел забрать его вещи, но в карманах ничего не оказалось. Петрович лежал рядом, у Петровича карманы не были вывернуты.

— Подумаешь, какое дело! — отмахнулся я. — Немцы вполне могли обшарить карманы. А Петровича не заметили.