Кинжальный огонь (Рассказы) - Богдаев Алексей Николаевич (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Огромная зелёная ящерица выползла на тропу, замерла, прислушиваясь к лёшкиному дыханию. Чуть пошевельнулся человек, и она молнией юркнула в траву. Отбросив свои думы. Галерин встал и пошёл на вершину перевала. Вечерние лучи солнца просвечивали лес насквозь. Здесь рос великолепный стройный дуб — цены ему нет! Блестящие жёлуди усыпали всё вокруг. Сколько же можно ими любоваться! Лёшка бросил горсть на тропу и зашагал к спуску.
Солнце светило в бок и висело на уровне головы. Как только Галерин спустится вниз — наступит вечер. Надо торопиться.
Курсант прыгал с выступа на выступ, рискуя сорваться с крутого склона. Он был начеку и ловко лавировал на спуске. Солнце исчезло за перевалом, и сразу стало сумрачно. Надо осмотреться. Внизу — табачные плантации, речка, а хуторок Хартыс где-то справа. Не сбавляя темпа, Алексей шёл по долине, среди высокой бузины и густой чащобы. А вот и поля. Земля давно не пахана, пустовала и заросла сорняками. Тропинка уверенно вела к хутору.
Хартыс оказался полупустым. Хилый табачный колхоз почти развалился, дома осиротели. Стояла вечерняя тишина. Ни души. Улочка заросла спорышом и бурьяном. Здесь давно не ездили, да и мало кто ходил.
Путник приближался к дому, который помнил с юности. Хозяйку звали тетушка Верия. Помнил он ее заботливый добродушный голос с южным акцентом и необыкновенную ласку. Он понятия не имел, как она изменилась за военные годы. Поэтому представлял ее такой, какой запечатлела память. Невольно всплыла та далекая картина гостеприимства гречанки Верии Килисиди, которое всегда радовало гурьбу ребятишек.
Тетушка Верия была многословна и не стеснялась выражать свою любовь к детям: «Ой, деточки, ой, миленькие, сколько вас много! Устали? Заходите, заходите», — вспомнился Лешке голос хозяйки. Обласкивая каждого, она улыбалась, лицо ее светилось нежностью и счастьем: «Проходите в сад, дети, проходите… На этом дереве самый сладкий виноград, а вот там — бергамоты, а здесь шафраны душистые. Берите, кушайте… Кто хочет малинки или слив — вон туда проходите… Ой, некогда мне, играйте, я побежала на поле, ждут меня…» — и чем ближе он подходил к дому Килисиди, тем отчетливее слышалось ее щебетание: «Ой, деточки, не упадите с дерева — высоко ведь, там у дерева стремянка…» — Лешка улыбнулся.
Все это мигом пронеслось в голове. Галерин подумал: «Она никогда с нас копейки не брала. А ведь мы уходили с полными рюкзаками фруктов. Считала для себя позором у детей деньги брать: если пришли в дом дети, о деньгах и речи быть не может…» Эту простую человеческую истину Леша запомнил на всю жизнь.
Супруги Килисиди жили очень дружно. Муж тетушки Верии Аргос был прославленным табаководом, виноделом и мастером по дереву. Он поддерживал домашнее хозяйство, работал в колхозе, и они жили в достатке. Детей у Килисиди не было, и тетушка Верия обожала каждого ребенка. Казалось, она душу выкладывала, угощая маленького гостя. Дети взаимно любили тетушку Верию… Такой запомнилась она Лешке, к такой он сейчас и шел: чувство радости охватило Лешкину душу, когда он увидел дом Килисиди. Подошел к калитке:
— Хозяйка дома? Тетушка Верия, вы здесь? А, тетушка Верия?
Курсант прислушался, постучал в калитку и еще раз позвал. Никто не отозвался. Через несколько минут, опираясь на посох, выползло существо сгорбленное, нищее, но с добрым лицом и твердое на ногах:
— Кто там? Заходите, пожалуйста! — услышал Галерин голос тетушки Верии…
Как же она постарела, поседела! Ветхое ее одеяние — одно старье. На ногах самодельные сыро-мятные постолы, стянутые бечевкой. Непричесана и неприглядна.
— Кто вы будете, добрый человек, военный, вижу? Вот не ожидала сроду, что у меня такой гость быть может. И не снилось даже. Проходите во двор, садитесь с дороги. Тут вот лавка у меня.
— Здравствуйте, тетушка Верия! Я вас хорошо помню с детства. Вы нас в саду угощали фруктами. Помните, в тридцать девятом-сороковом мы приходили гурьбой, в саду играли…
Тетушка Верия встала, еле дождалась, пока гость скажет, хлопнула ладошками:
— Деточки мои милые! Помню, помню, как же не помнить, сыночек, родной мой… Я всех вас очень любила, милые…
— Помните Надю Чухно, Вовку Петрака, Толю Иванькова, Клавку, Сергея, Степу, Мишу Бережнова… А меня вы Алешей звали. Я отвык, все меня Лешкой зовут. Вы мою маму знаете, Ольгу Галерину! Помните, мы жили на Золотой Горе?
— Алешенька Галерин! Сыночек мой, как же не помнить! И маму твою знаю! У нее была ножная швейная машина. Я к ней ходила платье шить…
Тетушка заплакала от радости, подошла и обняла Алешу за плечи:
— Как ты здесь очутился? Какой большой стал! Военный, видный! — она посмотрела на гостя и спохватилась, — Постой, сынок, умывайся с дороги, сейчас рушничок принесу.
— Тетушка Верия! Сядьте, пожалуйста, спешу я очень узнать, у меня дело к вам…
Хозяйка оторопела, присела на лавку, вопросительно застыла с приоткрытым ртом: не вести ли о муже принес паренек, видно, воевал: у него орден и медали. Она затаила дыхание.
— Тетушка Верия, я ищу семью Иваньковых. Жили они на Золотой Горе. Когда их дом сгорел, они сюда к вам переехали, в Хартыс. Где они сейчас живут, не знаете?
— Милый ты мой, дорогой Алёша! Жили они здесь, жили, это правда! Война кончилась — уехали, сама не знаю куда. Долго не видела. Потом однажды встретила дядю Ивана. Худой, больной весь какой-то и очень был печальный. Я постеснялась расспрашивать его. Наверное ему тяжело было…
— А где вы его видели, тётушка Верия?
— Весной видела, в Сусаники приезжал. Я на базарчик ездила на лошадке. Воскресенье было. Хотела продать кое-что, да купить…
— Тётушка Верия, прошло лето. Может они там в посёлке Сусаники живут? А я здесь их ищу!
— Очень может быть, Алёшенька… Возможно быть, они не уехали никуда, возможно… не знаю…
— Я рад, что вы мне об этом сказали. Есть хоть какая-то надежда… А то все твердят, что люди поразъехались с этих мест, негде работать.
— Это верно! Работать негде, заработков нет. Здесь они жили бедно. Мы помогали, чем могли. Дядя Иван на конюшне работал, мне огород пахал. Возил меня на базар, я сухие фрукты продавала, да мешок кукурузы свезла… Дядю Аргос на фронт взяли в сорок втором, где он — не знаю! До сих пор жду, вестей никаких нет. Ездила в военкомат, говорят, Килисиди пропал безызвестно. Вот, одна живу, осиротелая. Совсем постарела, и работать трудно… — она заплакала, засморкалась, зашмыгала носом.
— Успокойтесь, тётушка Верия, скоро станет жить легче, война кончилась…
Алёша соображал: «Они наверняка в посёлке Сусаники! Они туда уехали. Есть надежда найти… Как быть? Сейчас же в путь! Пока не наступила ночь — успею до перевала. А там… доберусь до Ключевского шоссе, дойду, найду Иваньковых…»
Хозяйка угадала беспокойство гостя, спохватилась, быстренько вытерла слёзы и заторопилась:
— Алёшенька, уже вечер, скоро стемнеет, пойди в сад, собери грушек, а я сейчас ужин приготовлю…
— Нет, тётушка Верия, я, наверное, пойду! Дорогу знаю! Пока стемнеет — на перевале буду, а там — десяток километров всего…
— Нет, нет, не отпущу! Ночью, в лес, чтобы заблудился? Нет! Переночуешь, отдохнёшь и пойдёшь завтра утром. Никуда Иваньковы не денутся! — Она раскрыла калитку сада и проводила Алёшу, давая корзину в руки. — Хочешь, винограда достань, хочешь — яблочек… Иди, иди, Алёшенька, я скоро, сейчас! — Захлопнув калитку, она взяла Лёшкины шинель, вещмешок и занесла в горницу. Так будет надёжнее.
Галерин огляделся. Сад запущен до неузнаваемости. Лишь от калитки проторена дорожка, а вокруг — давно некошеный бурьян. Всюду виднелись чёрные соцветия конского щавеля да колючие кусты ажины. В траве валялись почерневшие груши и гнилые яблоки, как резиновые мячи… Деревья постарели: сухие ветки не обрезаны, земля у корней не вскопана. Там, где была малинка, стояла стена колючих зарослей шиповника. Идти туда было боязно.
