Воевали мы честно (История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942 - Колбасов Николай Петрович
Как-то во время обеда врач полка, снимая пробу, обнаружила, что суп пересолен, а каша подгорела. И хотя повар Сашка пытался доказать, что все в норме, раздача пищи была запрещена. Назревал конфликт. Доложили командиру полка. Майор Примаченко сам пришел на кухню. Попробовал суп, покачал головой: «Да, суп пересолен». Попробовал кашу. Отругал повара. Потом обратился к танкистам: «Обед, конечно, неважный. Солдаты, съедите?». Все дружно гаркнули: «Съедим!», — «Сашка, раздавай пищу». «А тебе, — сказал он, обращаясь к повару, — трое суток ареста, с исполнением обязанностей». Танкисты получили обед и с шутками стали расходиться.
В свободное время мы часто ходили в лес, окружавший деревню, и там подолгу бродили. Обратили внимание на множество заячьих следов. В некоторых местах в снегу были протоптаны настоящие заячьи тропы. Наш радиомастер Толя Мироненко был родом из Казахстана, чалдон, как мы его называли. Он пообещал: «Ребята, будем с зайчатиной». Мы только посмеялись. Придя в деревню, Анатолий отжег телефонный провод. Из проволочек изготовил петли. Получившиеся силки расставил в лесу, на заячьих тропах. Дня три подождали, а когда пошли проверить силки, нашли замерзшего зайца. Его уже начали клевать вороны. Зайца разделали и отдали хозяйке на кухню. Она стушила его с картошкой. Получилось такое блюдо, что просто пальчики оближешь! После этого попалось еще несколько зайцев. Мы даже шкуры научились снимать.
Наш новый шофер Дима Борисов увлекался фотографией. К сожалению, у него не было увеличителя. Печатали фотокарточки контактным способом, прижимая пленку к фотобумаге. У меня осталось несколько таких маленьких фотокарточек на память.
В Заполье у нас появился новый помпотех. Почему-то все его звали Трошей, хотя он уже был майор. Троша прекрасно знал и любил технику. Как-то, получив новенький белый полушубок, помпотех пошел по деревенской улице. Увидев танк, около которого возились механики, он подошел к ним. Оказалось, барахлил мотор. Троша тут же полез внутрь машины. Щегольской полушубок сразу потерял весь свой вид. Через некоторое время мотор взревел. Троша сел за рычаги и задним ходом погнал танк на такой скорости, на какой иной водитель и передом не смог бы ехать.
Пришло время уезжать из Заполья. Сердечно попрощавшись с хозяйкой и ребятишками, мы забрались в машину и тронулись в путь. Стоя в дверях фургона, мы еще долго махали руками хозяйке и ее ребятишкам. Тут я поймал себя на мысли: а не последний ли это будет бой? Пока везло, а вернемся ли мы из этой операции?
БОИ ПОД ПСКОВОМ
Предстояло прорывать оборону противника между Псковом и Островом. Сосредоточились в районе опытной станции Стремутка, небольшой деревушки, состоявшей из нескольких новехоньких домов. Через несколько дней выдвинулись на КП. Разместились в большом пустом гумне. С торца — широкие ворота. Вдоль стен на земле валялись брошенные доски. Установили рацию у дальней стены и начали работу.
После артподготовки танки пошли вперед, но вскоре уперлись в маленькую речку Многу. Пришлось ждать, пока саперы наведут переправу. Руководили работой замполит майор Смирнов и парторг капитан Чернов. Когда переправа была готова и танки двинулись вперед, на один из них вскочил Чернов. В это время начался воздушный налет. Штук 60 немецких бомбардировщиков бомбили передний край. Попали под удар и наши танки. При этом налете погиб парторг капитан Чернов.
Услышав рев моторов и свист бомб, я подошел к воротам и выглянул из сарая. Стало жутко — все небо над нами было закрыто немецкими самолетами. Они разворачивались прямо у нас над головами и пикировали на позиции наших войск. Начальник связи Тимофеев то подползал к воротам, то, выглянув наружу, тут же быстро отползал в глубину сарая, чтобы через минуту снова ползти к воротам и наблюдать за тем, что творится снаружи.
Машина майора Селиванова одна из первых перешла через железнодорожные пути, связывающие города Псков и Остров. Вдоль шоссе стояли сельские дома. Танк ротного остановился. Селиванов открыл люк, высунулся по грудь и стал осматривать местность. В коверкотовой гимнастерке, со всеми орденами на груди, он был прекрасен. Из ближайшего дома раздался выстрел, и майор сполз в башню. Сбылось его предчувствие. Дом тут же расстреляли из танка.
Похоронили майора Селиванова и капитана Чернова в расположении 12-го учебного полка. Мы часто вспоминали этих замечательных людей.
Продвигаясь лесами, танки шли к реке Великой. Одна из машин, вырвавшись вперед, миновала линию фронта, но подорвалась на мине. Уцелели радист и механик-водитель. Радист отправился за помощью, а водитель остался в машине. Послышались голоса немцев. Водитель открыл аварийный люк в днище танка и стал ждать. Уже было темно. Он услышал, как со словами «Русь КВ! Русь КВ!» немцы забрались на танк, заглянули внутрь и пошли дальше, к переднему краю. Водитель выполз из танка и потихоньку стал пробираться вслед за немцами к переднему краю. Вскоре он вышел к нашим позициям, но за это время поседел.
Мы работали на рации в землянке на берегу махонького ручейка. Ручей был покрыт льдом, но местами в нем чернели промоины. Над землянкой, как поется в песне, стояла сосна, с побитыми осколками ветвями. Через два дня боев в полку осталось очень мало уцелевших танков. Получили приказ выйти на пополнение. За нами прибыл броневик, и мы стали грузить аппаратуру. В это время к начальнику штаба Брюквину зашли зампострой и помпотех Троша. Нас попросили оставить на время аккумулятор и лампочку. Мы с Труновым подождали, пока офицеры закончат выпивать, взяли аккумулятор и потащили к броневику. Напрямую через ручей было не пройти, пришлось обходить промоину. По шоссе в это время двигалась колонна «тридцатьчетверок». Немцы обнаружили колонну и открыли артиллерийский огонь. Мы с Володей уже подбегали к броневику, когда услышали свист снаряда. По звуку было ясно, что взрыв будет где-то совсем рядом. У броневика стоял пожилой солдат, ординарец начальника штаба Перевозчиков. Мы упали на снег и, уже лежа, поползли, стараясь прятать головы за аккумулятор. Как только раздался взрыв и просвистели осколки, мы, словно подброшенные пружиной, вскочили, как пушинку схватили четырехпудовый аккумулятор и поставили его в машину. Почувствовав, что сейчас разорвется следующий снаряд, тут же бросились под броневик. Когда обстрел закончился и мы вылезли из-под машины, то увидели, что Перевозчиков лежит и не поднимается. В это время послышался голос командира взвода Алексея Грязнова: «Ребята, помогите. Я ранен». Побежали к землянке, но там никого не оказалось. Пока искали взводного, броневик поехал в сторону шоссе. Перебравшись через ручей, мы побежали ему наперерез. Броневик притормозил, и мы на ходу вскочили на машину. Она вся была облеплена людьми. Грязнов лежал внутри. Я пристроился на небольшой подножке сбоку двери, уцепившись руками за крыло колеса. Почувствовал, что моего лица касаются чьи-то волосы. Посмотрел, это была голова погибшего Перевозчикова. Автоматчик Турло, сидя на башне, держал ординарца за ноги, а туловище сползло на броню двигателя. Я крикнул. Турло поддернул и отодвинул голову ординарца в сторону. Тут начался новый артналет. Мы прижались к броне, но все обошлось. Въехали в Стремутку. Слезли с броневика и направились к дому. И тут мне стало худо. Я снял шинель. Ребята осмотрели, но ничего не обнаружили. Меня подвели к дому, посадили на завалинку. Через несколько минут головокружение прекратилось. Наверное, сказалось пережитое волнение. Алексею Грязнову осколок попал в пятку. Его отправили в госпиталь на лечение, и оттуда он демобилизовался.
Нас отвели на отдых в совхоз «Терпилицы». Селение было окружено лесами. На околице огромное немецкое кладбище. Другого такого я больше не встречал. Чувствовался немецкий порядок. Одинаковые березовые кресты были установлены стройными рядами. На крестах — фанерки с надписями готическим шрифтом. Приятно было посмотреть, но наша пехота уже начала ломать кресты на дрова.
