Танкист-штрафник (с иллюстрациями) - Першанин Владимир Николаевич (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Немецкие танки отошли и продолжали вести огонь из-за укрытий. В нашу сторону, кроме 75-миллиметровых пушечных снарядов и мин, полетели тяжелые шестидюймовые снаряды. Это оказалась самоходка «бруммбер» с короткоствольной гаубицей, видимо, единственное тяжелое орудие в прорывающейся немецкой колонне.
Я уже видел эту штуковину. Хорошо бронированная и подвижная, она била по целям трехпудовыми фугасными и гаубичными снарядами. Огонь велся хоть и редкий, но довольно точный. Видимо, где-то на дереве сидел корректировщик. Как это случилось в Венгрии, тяжелыми снарядами немцы старались нас оглушить, внести сумятицу, а затем нанести удар.
Снаряды взрывались с оглушительным грохотом. Дорогу для прорыва фрицы берегли, зато на обочине, где сосредоточилась наша техника, горела еще одна «тридцатьчетверка». Чертова гаубица перевернула и развалила на куски пушку ЗИС-3, погиб почти весь расчет. Мы хотя и вели непрерывный огонь, но нащупать гаубицу-самоходку не могли. Она стреляла из-за укрытия навесным огнем.
– Сволочь! – отплевываясь землей, матерился Федя Васьков. – Когда же у нее снаряды кончатся? Может, пустишь танки? На скорости, с маху…
– Сожгут по дороге, – отозвался я. – Этот обрубок скоро заткнется, а вот атаку жди каждую минуту. Бери на себя левый фланг, а я с Юркой Чеховым – правый.
– Понял.
– Тогда действуй.
Танки, которые получили отпор, лезть вперед не торопились. Тем более дорогу перегородили три горящих машины. Зато через полчаса, молча, с нескольких сторон вынырнули из леса (как и предсказывал Васьков) немецкие штурмовые группы. С ручными пулеметами, новыми длинноствольными автоматами МП-43 и фаустпатронами. Среди деревьев, в густом подлеске, наши орудия мало чем могли помочь.
Поднялась сумасшедшая стрельба из пулеметов, автоматов, взрывались гранаты. Из «фаустпатрона» подожгли танк. С десяток немцев бежали к бронетранспортеру, где располагался наш штаб. Расчет крупнокалиберного «кольта» успел дать очередь и сразу исчез в клубке взрыва. Я и еще несколько человек стреляли из автоматов. Двое немцев в камуфляжных куртках бросили гранаты. Мы упали на землю, фрицы тоже.
По барабанной перепонке ударила взрывная волна. На минуту я оглох. Глаза забило мелкой хвойной пылью. Но все же я разглядел поднявшиеся фигуры в камуфляже. Их снова было не меньше десятка, и они бежали, стреляя на ходу. Выручил командир танкового взвода Саня Таганов. Развернув башню, открыл огонь из пулемета.
Комсорг роты возился с автоматом, перезаряжая диск. Пуля попала ему в голову, пробив навылет вместе с каской. Он закричал, приподнялся и упал рядом со мной. Сержант-связист бил с колена частыми короткими очередями. Его прошило автоматной очередью. А я, наконец, сквозь резь в глазах поймал цель. Немец в кепи оказался от меня шагах в пяти. Я всадил в него остаток диска и, перехватив автомат за ствол, бросился на следующего.
– Жри, сука… это тебе за Сашку.
Я разбил ППШ о его голову вдребезги. В руках остался лишь ствол с казенником и болтающийся ремень. Этой железякой я продолжал молотить упавшего и, наверное, уже мертвого немца. Десантник стрелял с пояса из ручного пулемета и свалил двоих немцев. Они бежали до последнего и упали от нас всего в нескольких шагах.
Жестокая была драка. Я такой не помнил с осени сорок первого, когда схватились врукопашную, выходя из окружения. Боец стрелял из карабина в уползающего эсэсовца с пробитой ногой. Один, второй выстрел, но фриц продолжал ползти. Затем обернулся и выстрелил в пехотинца из небольшого пистолета. Тот, не обращая внимания на рану, догнал эсэсовца и застрелил его в упор.
В другом месте клубком схватились сразу шесть-семь наших бойцов и фрицев. Ругань, тяжелое дыхание, выстрелы в упор, удары ножами и прикладами. Не выдержав напора, немногие оставшиеся в живых немцы убегали через подлесок. Пехотинцы стреляли им вслед, затем полетели гранаты.
Несколько эсэсовцев пытались спастись, прыгая в речку. Пули настигали их одного за другим, тела несло течением, выбрасывало на отмели.
На нашем участке немецкие танки в атаку идти не решились. Машины развернулись и ушли куда-то по лесной дороге на северо-запад. Мы прочесали местность. Догорали «пантера», два Т-4, гаубица-самоходка и два тяжелых грузовика. Снова трупы. Немцы умерли, когда их генералы уже подписали пакт о капитуляции. Знали они об этом или нет? Впрочем, не все ли равно.
Мы хоронили своих погибших солдат и офицеров. Тяжелораненого Юру Чехова отправили вместе с другими ранеными в санчасть. Оставшиеся в живых пили спирт и трофейный ром. Где-то в полдень узнали, что война на самом деле кончилась. Стреляли из всех стволов в воздух, обнимались, некоторые плакали. Из городка привезли чешской сливовицы, вина, копченого мяса, мы праздновали победу вместе с чехами.
В Прагу я так и не попал. Старинный красивый город видел только в фильмах и на фотографиях. Говорят, там 9 мая очень тепло принимали наших солдат и офицеров, обнимали, накрывали столы, танцевали на площадях. Сейчас в это верится с трудом. Сто сорок тысяч русских солдат погибли, освобождая от нацистов Чехословакию. Много лет простоял на пьедестале в Праге танк ИС-2, один из первых прорвавшихся в город. В девяностых годах его сняли и убрали куда-то подальше. Теперь мы не союзники. В лучшем случае хорошие знакомые. Нам не простили колхозов, партийных ячеек и той политики, которую мы принесли в Чехословакию. Да и такой страны на карте уже нет. Есть Чехия и Словакия. В политике я не участвовал, но за освобождение Чехословакии воевал. Там я принял свой последний бой в той бесконечно далекой войне, которая продолжает сниться мне и поныне.
ЭПИЛОГ
Воспоминания будут неполными, если я не скажу несколько слов о своей послевоенной судьбе. Осенью 1946 года демобилизовался и вернулся в Сталинград, где меня ждали мама, отец и сестра. Возвращались немногие друзья детства, которые уцелели в войне. Лена Батурина вышла замуж еще в сорок пятом. Я уехал слишком внезапно и, наверное, дал понять, что не стремлюсь продлить наши отношения.
В 1949 году закончил институт. Долго я в нем учился, аж десять лет. Вместе с женой лет семь работали в сельской школе, потом снова приехали в Сталинград, где я живу до сих пор. Два сына, дочь, четверо внуков.
Долго искал своего друга Леню Кибалку. Нашли друг друга в пятидесятых. Писали письма, раза два встречались. Выжил после тяжелого ранения мой бывший командир взвода Слава Февралев. Обмениваемся с ним короткими письмами и поздравлениями. Собирались приехать друг к другу, но все не получалось. Да сейчас уже и годы не те, чтобы по гостям разъезжать.
Мой бывший комбат Петр Назарович Плотник дослужился до должности командира полка. Многие из нас обязаны своими жизнями этому волевому и рассудительному человеку. Я воевал в его батальоне восемь месяцев, большой срок на войне, и многое почерпнул от него.
Вот и вся моя история. История танкиста Отечественной войны, которому повезло довоевать до Победы.
