Я дрался на Т-34 - Драбкин Артем Владимирович (первая книга txt) 📗

Полагался танкистам и заработок, а за подбитые танки платили премии. Но деньги на фронте были ни к чему. О том, как с ними поступали, рассказывает лейтенант Ярошевский Владимир Иванович: «У кого были родственники, те выписывали аттестаты и раздавали родным. У меня Родина была оккупирована, я их просто сдавал в фонд обороны.

То есть деньги тоже не получал. Даже за подбитые танки. Мне некуда их девать было».

Война реализовала мечту многих мальчишек сесть за штурвал самолета или рычаги танка, но ее кровавые будни стерли все иллюзии, оказавшись совершенно не такими, как им это рисовалось. Дороги войны давались им ценой огромных усилий и жертв. Смерть товарищей, ранения, грязь и усталость стали частью боевой работы, которую так охарактеризовал В. П. Брюхов: «Только молодые это могли выдержать. Я говорю, войну выиграла молодежь».

Артем Драбкин

БОДНАРЬ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ

Война застала меня в Ульяновском танковом училище, в котором к тому времени я уже проучился полтора года. Начальник училища, Герой Советского Союза Владимир Нестерович Кашуба, бывший командиром 35-й танковой бригады на финской войне, вышел на трибуну и сказал: «Сынки! Началась война с фашистской Германией! Она будет очень тяжелой и долгой. Учитесь столько, сколько возможно, и не заставляйте меня посылать вас на фронт преждевременно. Войны на всех хватит».

Правда, первые недели две-три все ждали, что вот еще чуть-чуть и Красная Армия остановит противника, а потом перейдет в наступление. Нам же перед войной говорили: «Врага разобьм малой кровью на его территории». Хотя этого не произошло, и немцы подошли к Москве, ни у меня, ни у моих товарищей не было сомнения в том, что, даже если Москва падет, война будет продолжаться. Ведь за нами Урал, за нами Сибирь и огромное количество народа!

Почему я пошел в танковое училище? Надо сказать, что, когда я учился в средней школе, даже нам, школьникам, была очевидна неизбежность войны с фашистской Германией. Поэтому свое будущее я связывал с Красной Армией. Кроме того, мой дядя, бывший тогда офицером, в 39-м году мне сказал: «Саша, ты заканчиваешь десятилетку. Я тебе советую пойти в училище. Войны не избежать, так лучше уж быть командиром — больше сможешь сделать, потому что лучше будешь обучен». Эти слова сыграли свою роль при принятии решения, и я поступил в одно из лучших училищ — Ульяновское танковое.

В училище поначалу нас готовили на должность командира взвода легких танков БТ и Т-26, но после запуска в серию тяжелого танка KB училище было частично перепрофилировано, и нас стали учить на командиров тяжелых танков. Курс училища состоял из трех рот по сто человек курсантов в каждой роте, разбитых на четыре классных отделения по двадцать пять человек. Таким образом, шестьсот курсантов одновременно обучались на двух курсах, и каждый год училище выпускало триста офицеров.

В училище был специальный батальон обеспечения, укомплектованный всеми машинами, которые мы изучали. Батальон располагался в лагерях над Волгой за двадцать километров от училища. Мы туда выезжали зимой и летом: водили танки, стреляли, обслуживали их, ремонтировали. Учили очень хорошо, много было практических занятий. Основной упор делался на вождение танка и стрельбу из танковых огневых средств. На полигоне были как неподвижные, так и движущиеся фанерные мишени. Для них узкоколеечку делали и в блиндаже устанавливали специальный моторчик, который их перетаскивал. Отрабатывали упражнения «стрельба в обороне» — это когда танк стоит в капонире, выверено расстояние, есть хорошо пристрелянные рубежи, «стрельба с короткой остановки» — в атаке командир подает механику-водителю команду: «Короткая!», и механик медленно останавливает машину, а командир считает: «Двадцать один, двадцать два, двадцать три», за это время он должен успеть прицелиться и выстрелить, и «стрельба с ходу» — такая стрельба велась только по площадным целям.

Очень подробно мы изучали материальную часть. Двигатель М-17 очень сложный, но мы его знали до последнего винтика. Пушку, пулемет — все это разбирали и собирали. Сегодня так не учат, да и не надо так учить, потому что на БТ экипаж все сам делал, а на современных танках экипаж только воюет.

Радиостанции были тогда редкостью, а радийная связь неустойчива, поэтому учили нас подавать сигналы флажками. Всего было двадцать сигналов, которые все надо было знать назубок. Но на фронте никто никогда флажками не командовал — бегали от машины к машине или просто орали во всю глотку. На некоторых танках даже не было переговорного устройства между членами экипажа! Все команды отдавались только голосом: «Механик — вперед! Механик — короткая!» Или: «Заряжающий, бронебойный!» Хотя чаще командовали руками: заряжающему под нос сунул кулак, и он уже знает, что это бронебойный, а растопыренную пятерню — осколочный. В общем, практики было достаточно, чтобы владеть танком БТ.

Осваивать танк KB пришлось уже в ходе войны. Что значит осваивать? Пришли три танка, которые пригнали в город Ульяновск, на площадь Ленина. Нам дали сесть в тяжелый танк, проехать до памятника Ленину, включить заднюю передачу и вернуться обратно, еще раз проехать до памятника Ленину, но уже переключившись с первой передачи на вторую и вернуться обратно. Сразу вместо «Мишки» садился «Ванька». С этим знанием танка KB я и ушел в 20-ю танковую бригаду на Бородинское поле. Остальное фронт дополнил…

В октябре 1941 года, проучившись в училище полтора года вместо положенных двух, я был выпущен в звании лейтенанта и очутился в городе Владимире на формировании 20-й танковой бригады. Формировались неделю: 1 октября началось формирование, а девятого мы уже погрузились в эшелон. Перед этим приехал маршал бронетанковых войск Федоренко, торжественно вручил знамя бригады. Мы прошли маршем по городу, после чего нас погрузили и отправили под Москву. Танки нас ждали в районе Голицыно, в Дорохове. Бригада в московских боях была очень разношерстной и довольно слабенькой. В ее составе было около семи танков KB, штук двадцать Т-34, а в остальном Т-60, БТ и Т-26. Я получил танк KB и 11 октября 1941 года уже был на Бородинском поле.

Противник прорвался на участке 32-й дивизии, и нашу бригаду, бывшую во втором эшелоне обороны, развернули и закопали в землю. У моего танка торчала одна башня с 76-мм пушкой. В своем первом бою я без всякой боязни с дистанции метров пятьсот-шестьсот сжег два бронетранспортера, а когда немцы из них выскочили, я еще полосовал их из пулемета. В мой танк было два скользящих попадания в башню снарядов танка T-IV, но, конечно, без пробития. Следующие полтора месяца мы отходили, ведя оборонительные бои, неся потери. Мне удалось уцелеть в этих боях, но в памяти они не отложились.

В декабре пошли в контрнаступление, и 21 января 1942 года бригада подошла к городу Руза. Сам город находился на возвышенности, на западном берегу одноименной реки. Пехота под огнем залегла и не идет. Командир дивизии, которой была придана 20-я танковая бригада, приказал: «Пустить танк KB вперед, прикрыть пехоту, чтобы она вышла на лед и атаковала Рузу». Командир моего батальона говорит: «Сынок, пойдешь на лед». — «Ну, вы же знаете, что танк весит сорок восемь тонн. Лед еще тонок и не выдержит машину», — говорю я. «Сынок, приказ надо выполнять, иначе пехота не пойдет. Сделай так, чтобы, когда ты станешь тонуть, все успели выскочить».

Я водителю Мирошникову, бывшему артисту ворошиловградского театра, который был на четыре года старше меня (он ко мне обращался: «Ну, лейтенант». Я считал, что это нормально, потому что я только что прибыл в бригаду, а он отступал от западных границ и уже был с орденом Красного Знамени), говорю: «Мирошников, если пойдем на дно, ты сразу выключай передачу, чтобы потом, когда будут танк вытаскивать, не тянуть его вместе с гусеницей, а перекатывать». — «Ну, это мы знаем, лейтенант, это мы знаем». А остальным членам экипажа говорю: «Верхний люк не закрывать».