Тьма в полдень - Слепухин Юрий Григорьевич (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Утром, когда они собирались на работу, Аришка задала наконец вопрос, которого Таня ждала еще вчера.
– Только скажи совсем-совсем откровенно, – сказала Аришка. – Ты, может, думаешь, что такие вопросы вообще не задают, такие вещи человек должен решать сам, я понимаю... Но папа считает, что сейчас не время расширять организацию. Вот я и не знаю, Танечка. Я понимаю, что это мой комсомольский долг... вступить...
Таня, сидя перед зеркалом, причесывала щеткой вымытые накануне вечером волосы. Точно не слыша вопроса, она повернула голову – волосы блестели, отсвечивая темной медью. «Ты одна – и нет тебя меж ними беззащитней и непобедимей...»
– На это действительно трудно ответить, – сказала она наконец, снова берясь за щетку. – Я считаю, что комсомольский долг – это быть честной. А для этого вовсе не обязательно становиться подпольщицей...
Придя в комиссариат, Таня сразу взялась за работу и часа два печатала, не разгибая спины, – накануне фрау Дитрих завалила ее спешной корреспонденцией. Потом помешал залетевший в окно хрущ – шумно стукнулся прямо на страницу рукописи и стал бесцеремонно возиться, укладывать на место мятые прозрачные крылья. Таня закинула руки за голову, с наслаждением потянулась. Подождав, пока жук покончит со своим туалетом, она взяла его в кулак и встала из-за стола. Пленник пытался выбраться на свободу, царапал и скребся лапками. Таня подошла к окну, – высоко, да и дорожка внизу вымощена камнем. Одуреет от удара и будет валяться, пока не раздавят...
– Я сейчас приду, фрау Дитрих! – крикнула она встретившейся в коридоре начальнице и побежала вниз по лестнице черного хода, прыгая через две ступеньки, радуясь, как девчонка, возможности размять ноги.
Чтобы продлить прогулку, она отнесла жука в дальний угол сада, выпустила там на газон и, присев рядом, долго гоняла и дразнила длинной травинкой, пока хрущ не улетел, возмущенно гудя. Развлечение кончилось, Таня встала и, отряхивая юбку, оглянулась, – ей показалось, что кто-то на нее смотрит. В самом деле, незнакомый немец в штатском стоял на дорожке, благодушно сложив руки на объемистом животе.
– Как мило, – сказал немец, – мне бесконечно жаль, что я не поэт. Откуда этот жук, фройляйн?
– Он влетел в окно, вон туда, – немного растерянно ответила Таня и показала рукой. – Я его только вынесла...
– Я видел, я видел, – закивал немец. Он был уже немолод, тучен, с младенчески голубыми, немного навыкате глазами и хищным орлиным носом на обрюзглом патрицианском лице. – Я так и понял, и меня глубоко тронуло это проявление истинно германской чувствительности. Судя по вашему выговору, вы из местных поселенцев?
– Вы хотите сказать, немка? Нет, что вы. Я русская! Я тут только работаю, печатаю на машинке. – Словно боясь, что немец не поймет, Таня показала пальцами, как она это делает.
– Ах так, – сказал немец и снова покивал. – Я принял вас за немку. Итак, вы гражданская служащая комиссариата?
– Да. Простите, мне нужно идти...
– Сядьте, не спешите, мы немного побеседуем.
– Но моя начальница...
– Ваша начальница ничего не скажет, – сказал немец, идя вместе с нею к скамейке. По его тону Таня догадалась, что немец занимает какой-то очень высокий пост. Ей стало немного страшно.
– Скажите, моя милая, что побудило вас поступить на службу в германскую администрацию? – спросил немец, не глядя на Таню, когда они сели. Он достал из кармана толстый кожаный футляр, вынул из него сигару и стал обнюхивать. Таких важных немцев Тане видеть еще не приходилось.
– Видите ли, – начала она, стараясь говорить непринужденно, – германские солдаты освободили нас от жидо-масонского...
– Только не лгать, – спокойно и властно прервал ее немец, занятый раскуриванием своей сигары. – Говорить только правду. Это понятно?
– Так точно, – ответила Таня. – Но я говорю правду. Вы мне не верите?
– Кому можно верить в наше жестокое время? – вздохнул немец. – Боюсь, вы не исключение. Хорошо, ступайте, мы еще будем иметь возможность побеседовать более обстоятельно. Вы хорошо говорите по-немецки, поздравляю.
Таня поднялась и ушла, ничего не понимая. У входа в здание она не утерпела – оглянулась и пожала плечами. Какой странный тип!
Эта встреча произошла утром, около одиннадцати; а вечером, за полчаса до конца рабочего дня, к ней торопливо вошла взволнованная фрау Дитрих.
– Встаньте, приведите себя в порядок и ступайте за мной, – приказала она. – Вас требует господин гебитскомиссар доктор Кранц.
У Тани душа ушла в пятки, но она решила этого не показывать.
– Что значит «приведите себя в порядок»? – обиженно спросила она. – Может быть, уважаемая фрау скажет, что именно у меня не в порядке?
– Не разговаривать! – прикрикнула уважаемая фрау. Она придирчиво оглядела Таню и сделала знак следовать за собой.
Коридор, натертый паркет, парадная лестница вниз, на второй этаж, снова коридор, – теперь уже застеленный красной ковровой дорожкой. В этой части здания Таня не была ни разу. То есть раньше, конечно, бывала, когда здесь был Дворец пионеров. Когда-то, давным-давно. На втором этаже помещалась энергетическая лаборатория ДТС... Зачем может вызывать Кранц? Что-нибудь узнали? Но тогда почему не в гестапо... да нет, не может быть...
Секретарь комиссара велел ей подождать. Дитрих ушла, сдав ее с рук на руки. Она сидела в углу на стуле и потихоньку ломала пальцы, сама того не замечая. Почему к Кранцу? Может быть, гестаповцы у него в кабинете? Нет, это слишком нелепо. Но что в таком случае... Она вздрогнула от резкого звонка. Звонил телефон на столике у секретаря – тот снял трубку, послушал, сказал: «Jawohl», – и встал. Поднялась и Таня, не спускавшая с него глаз. Она поняла, что речь шла о ней. Секретарь распахнул тяжелую бесшумную дверь, сказал что-то, – она не расслышала, не поняла. Огромный кабинет был пуст – так ей показалось с первого взгляда; лишь потом она увидела большой письменный стол у дальней стены и маленького человечка за ним – человечка, который читал какую-то бумагу, делая пометки на полях, и не обратил на нее внимания, когда она вошла.
Таня осмелела, убедившись, что никаких гестаповцев здесь нет, и никто не накидывается сзади и не выворачивает ей руки за спину. Видимо, ее вызвали не для того, чтобы арестовать. Стоя у двери, которая закрылась за нею так же бесшумно и плотно, она с любопытством окинула кабинет быстрым взглядом.
