Смелые не умирают - Наджафов Гусейн Дадаш оглы (е книги txt) 📗
На заседаниях Шепетовского подпольного комитета, у Горбатюка, обобщались сведения и донесения, поступавшие от подпольщиков, намечались новые диверсии. Многие из них Диденко возглавлял сам, для других привлекал проверенных людей. Немало поручений выпало и на долю ребят с улицы Ворошилова. Теперь они чаще бывали вместе. Каждый раздобыл себе пистолет, хранил в тайнике, известном ему одному, несколько гранат.
Как-то группа старших ребят отправилась на один из отдаленных перегонов. Железная дорога шла здесь под уклон. По обеим сторонам полотна рос густой кустарник. Ребята дождались воинского эшелона, закидали его гранатами, прошили автоматной очередью и пустились наутек, к озерам.
Состав шел с такой скоростью, а налет был настолько неожиданным, что никто не подумал остановить поезд и пуститься в погоню. А когда эшелон подошел к станции, санитары вынесли из теплушек около пятидесяти мертвых и раненых гитлеровцев.
Опасное задание дал Диденко Вите Котику и Борису Федоровичу. Работая на путях депо, они незаметно прикладывали к колесным тележкам вагонов маленькие магнитные мины. Отходил от Шепетовки эшелон с боеприпасами, сопровождаемый усиленной охраной, а вдали от станции срабатывал часовой механизм мины: гулко и долго рвались снаряды, разнося в щепы вагон за вагоном. Конечно, и Витя и Борис хорошо знали, на какой риск идут. Знал это и Диденко. Подпольщикам стал известен приказ командующего 4-й германской армией генерала фон Клюге. Копия этого приказа была обнаружена у офицера связи, убитого партизанами. В нем говорилось: «…Как и следовало ожидать, русские партизаны направили свои действия против железнодорожных путей в районе боев и в тылу нашей армии… Всеми средствами следует препятствовать гражданским лицам двигаться по железнодорожным путям пешком или в вагонах. Особенно нужно остерегаться повсюду снующих мальчишек советской организации молодежи „пионеров“. Всякий, кто будет обнаружен на полотне железной дороги, подлежит расстрелу на месте. Во всех этих случаях действовать беспощадно».
И все-таки никому другому, кроме Вити и Бориса, не мог поручить Диденко этого опасного задания. Во-первых, оба имели право хождения по путям; во-вторых, для этого задания требовалось спокойствие, уравновешенность и осмотрительность, которыми обладали Витя и Борис.
Диденко водил ребят на отчаянные по смелости операции. Однажды на пути стоял эшелон с оружием. Вдоль эшелона ходил солдат. Рядом находился порожний товарный состав, поданный для погрузки. Диденко, Павлюк, подпольщик Гриша Матвеев (по заданию подпольного комитета он работал в полиции), а с ними Коля, Степа, Витя, Валя, Борис крадучись добрались до этого состава и притаились в вагоне. Другой подпольщик, Гриша Письменный, шел вдоль эшелона и, словно проверяя тормоза и буксы, постукивал по ним молотком. Когда мимо прошел гитлеровец, Гриша сильно ударил его молотком по голове. Солдат молча рухнул. В ту же минуту из товарного вагона высыпали остальные, связали бесчувственного солдата, бросили в вагон и задвинули дверь. Потом быстро сорвали пломбы с вагонов эшелона.
Диденко забрался внутрь и стал подавать ребятам автоматы, пистолеты, ручные пулеметы. Матвеев стоял с пистолетом в конце эшелона, чтобы в случае опасности открыть огонь и дать возможность товарищам скрыться. Захватив столько оружия, сколько было возможно унести, подпольщики пошли открыто, не таясь, через пути. Навстречу двигался маневровый паровоз. Машинист, увидев эту грозную группу людей, от неожиданности затормозил, и подпольщики, прикрытые паровозом, благополучно скрылись в лесу…
Однажды к подпольщикам Шепетовки обратились шестнадцать польских рабочих, пригнанных немцами на городскую электростанцию. Рабочие попросили помочь уйти в лес, где формировалось польское соединение. Провести их поручили Вале. Темной ночью поляки собрались за бараками, и маленький мальчик повел их неприметными тропинками. Вышли за город, обошли степью Шепетовку-Вторую, пробрались лесочками к железнодорожному полотну. Поляки залегли, а Валя пополз вперед на разведку. Патруль оказался далеко, можно было переходить. В лесу, у старой ольхи, расщепленной молнией, их встретил связной. Это был Лагутенко, которому Горбатюк помог бежать с лесозавода. Валя видел его впервые. Поляки поблагодарили своего маленького проводника и скрылись в лесной чаще.
Дождавшись рассвета, Валя вышел на Славутское шоссе и направился домой.
Возле самого дома столкнулся с заплаканной Наташей Горбатюк.
— Ты чего ревешь?
— Побили… из-за тебя все! — еще сильнее разревелась Наташа.
— Из-за меня? — удивился Валя. — Кто бил?
— Немец… учитель… Ты велел ягоду рассыпать… Ну, помнишь, в лесу? А он избил. Говорит, я немецкой армии навредила… Не пойду больше учиться — и все!
Вскоре Валя еще раз увиделся со Степаном Лагутенко.
Однажды утром Диденко спросил:
— Валик, ты знаешь, где Блинда живет?
— А как же!
— Садись поешь, а потом отправляйся туда. Пойдете со Степаном на одно дело.
— С Лагутенко? А на какое?
— Там узнаешь.
На улице Щорса (при немцах улица называлась Металлургической, о чем свидетельствовала стрелка, поставленная на перекрестке) перед домом Антонины Блинды стояла телега, набитая соломой. Валя нажал щеколду низкой двери и через полутемную кухню направился в комнату. Переступив порог, он застыл от неожиданности: на диване сидели двое полицейских. Валя сорвался с места и кинулся к дверям, но не успел он взяться за щеколду, как на плечо легла тяжелая рука. «Ну, попался!.» — решил Валя. А полицейский легонько втолкнул Валю в комнату и весело спросил:
— Что, хлопчик, не признал меня?
— Ой, дядя Лагутенко, это вы?
— Как видишь, — ответил Лагутенко и обратился к сидевшему на диване: — Выходит, Миша, вид у нас по всей форме.
Валя ел глазами полицейского, которого Лагутенко назвал Мишей. Он догадался, что это и есть Михаил Петров, тот самый, о смелости и бесстрашии которого рассказывали легенды.
В двенадцать часов дня, когда у немцев начался перерыв (а они отличались своей пунктуальностью), Лагутенко, Петров и Валя вышли из дому и сели в телегу. Валю усадили на передке.
— Езжай к поликлинике! — скомандовал Петров.
Телега прогромыхала мимо сахарного завода, проехала около жандармерии, обогнула базар и въехала во двор поликлиники, где при немцах была открыта больница.
— Жди здесь! — приказал Лагутенко и вместе с Петровым скрылся в дверях.
Минут через десять они вышли, ведя под руки парнишку лет шестнадцати в серой больничной пижаме. Вслед за ними вышел еще один полицейский и в нерешительности остановился на крылечке. Парнишка стонал. По-видимому, каждый шаг причинял ему сильную боль. Но Лагутенко грубо подталкивая его и нарочито громко говорил:
— Иди, иди! Полечился — и будет! Теперь с тобой по-другому поговорят! Все жилы вымотают, подлец ты этакий!
Они усадили парнишку в телегу, уселись по обеим сторонам, и Лагутенко крикнул:
— В жандармерию!
Ничего не понимая, Валя тронул коней. Когда выехали из ворот, Лагутенко скомандовал:
— Сворачивай вправо!
Валя поехал по улице Ленина, в противоположную сторону от жандармерии. Позади остались школа, недостроенное здание техникума. У трансформаторной будки Лагутенко велел остановиться. Валя натянул вожжи и оглянулся. Парнишка был укрыт соломой. Лагутенко и Петров соскочили на землю.
— У трех дубов тебя встретят наши люди. Ну, трогай!
Долго дребезжала телега по булыжникам Славутского шоссе. А когда Валя свернул на ровную лесную дорогу, он услышал из-под соломы тихий стон. Валя остановил телегу и раскидал солому. Парнишка скорчился и держался за живот.
— Болит? — сочувственно спросил Валя.
— Такая дорога!.. Все раны… растрясло…
— Ты раненый? — удивился Валя. — А где тебя ранило? Ты сам-то откуда?
