Подлодка [Лодка] - Буххайм Лотар-Гюнтер (электронные книги бесплатно .txt) 📗

XI. Возвращение домой

— Приготовиться к всплытию!

Приказ эхом разносится по лодке.

— Первый вахтенный офицер и штурман — со мной на мостик! — велит командир.

На посту управления первый вахтенный и штурман берут свои дождевики, раскачиваясь, залезают в штаны, словно нас мотает в бурном море, и через головы натягивают свои заскорузлые куртки. Они стараются не смотреть друг на друга. Застывшие лица, словно у манекенов в парикмахерской. Складывается впечатление, будто штурман проводит показательное занятие: он очень медленно, как будто перед строем новобранцев, надевает свою зюйдвестку, выдерживая время, необходимое для запоминания его движений. Он с нарочитой тщательностью затягивает завязки под подбородком.

Только сейчас я осознаю, чем дышу — вонючими испарениями, плотными слоями распространившимися по всей лодке, кислыми и душными. Мои легкие раздуваются как кузнечные меха, стараясь отфильтровать из этой взвеси достаточное для дыхания количество кислорода.

Сможет ли лодка оторваться от грунта? А если и сможет — что потом?

Словно отвечая на этот незаданный вопрос, Старик отдает команду:

— Приготовить спасательное снаряжение!

Значит, вот каков план: всплыть, прыгнуть за борт и — вплавь к берегу. В темноте? При таком сильном течении?

Мои пленки! Я спешу к своей койке. Все лежит наготове: спасательное снаряжение и пленки, завернутые в водонепроницаемый пакет так, что я могу повесить их себе на шею.

Глубоко внутри меня засел еще более сильный страх — сильнее, чем боязнь темноты и течения — вражеский огонь. Стоит указательному пальцу прожектора с какого-нибудь из их корветов найти нас, можно не сомневаться, что мы тут же очутимся в самом центре сцены, и на нас будут направлены все софиты. Включатся дополнительные прожекторы, и осветительные ракеты увесят все небо. Чертова рождественская елка! А затем с привязи сорвутся их пулеметы.

Но, конечно, нам может и повезти. Произойдет невероятное: может, они не обнаружат нас сразу же. Но даже если мы очутимся в воде, и они не заметят нас на этом этапе, нас все равно унесет в океан.

Аварийные огни! У нас нет проблесковых аварийных огней. Томми экипированы лучше нас: все они готовы покинуть корабль в любой момент. Но наши вожди не сочли нужным предусмотреть ситуацию, подобную нашей. Единственное, что есть в нашем распоряжении на случай катастрофы в море — это аварийное снаряжение.

У меня не очень хорошо получается одеть свой комплект. Нет опыта. Никогда не думал, что придется воспользоваться им. Френссен помогает мне справиться с ним. Я пробую взять ртом мундштук. Еще один шноркель. Кажется, от них нельзя избавиться. Я осторожно отворачиваю вентиль кислородного баллона и слышу, как он зашипел. Хорошо: похоже, он исправен.

Вдруг как-то сразу вокруг начинают шептаться, шевелиться, и страх проходит.

Каждый одел свое спасательное снаряжение и деловито возится с ним, притворяясь необычайно занятым, лишь бы только не поднимать головы.

Я встречаюсь взглядом со вторым вахтенным офицером. Он старается выглядеть спокойным, но ему это не удается. Он напускает на лицо деланное выражение, чтобы скрыть свои эмоции.

Мы словно идем по лезвию ножа: шеф выпустит сжатый воздух, и мы увидим, создаст ли продувание дифферентных емкостей и заполнение цистерн плавучести достаточную подъемную силу, чтобы оторвать нас от дна. Нам до сих пор не известно, сохранили ли выпускные клапаны цистерн плавучести свою герметичность. Мы сможем сделать лишь одну попытку. Второй не будет.

Четким голосом Старик отдает команду:

— Продувка!

Помощник на посту управления открывает клапаны. Сжатый воздух с шипением врывается в цистерны. Вытеснит ли он воду? Мы стоим в напряжении, прислушиваясь. Шевелится ли лодка?

Я сгибаю колени, чтобы почувствовать малейшее колебание под ногами.

Ничего не происходит! Прочно стоит на месте. Тяжелая, будто свинец.

Сжатый воздух все подается и подается.

Совсем ничего!

Оставь надежду, всяк сюда… [122] все было напрасно! Мои ноги начинают трястись…

Но… Лодка явно покачнулась! А теперь снаружи доносится скрежещущий звук, словно в корпус лодки попали лучи Асдика. Пронзительный скрип, словно нож царапает фарфор, пронизывает меня до костей, а стрелка глубинного манометра начинает дрожать.

Происходит явно ощутимый толчок, и лодка отрывается ото дна. Она со стоном скрежещет вдоль рифа. Скрежет и вой усиливаются. А потом наступает тишина.

Я задыхаюсь от радости.

Уцепившись за трап люка боевой рубки, я не свожу глаз со стрелки. Ради бога, только не переставай дрожать. Я гипнотизирую, мысленно заговариваю ее. Она дергается назад сразу на три или четыре деления. Лодка — на плаву, поднимается под действием собственной инерции — подобно высвободившемуся воздушному шарику. Мы действительно стали плавучими.

Через плечо командира я гляжу, не отрываясь, на стрелку манометра. Впрочем, как и все другие. Невообразимо медленно она ползет назад по шкале. На посту управления никто не шевелится. Все молчат.

Стрелка поворачивается медленно, словно в агонии. Мне хочется схватить ее рукой и подтолкнуть назад, как будто так можно помочь лодке подниматься.

— Двести пятьдесят метров! — считает шеф, словно все мы еще не знаем этого. — Двести двадцать! — Двести десять! — Двести!

Поднять перископы не представляется возможным. Они оба неисправны. Так что командир не сможет даже проверить — спокойно наверху или нет. Я сразу прогоняю от себя эту мысль и снова фокусирую все внимание на глубинном манометре. Лодка продолжает неторопливо подниматься.

— Сто восемьдесят!

К моменту, когда стрелка доходит до отметки сто двадцать, командир уже стоит под люком боевой рубки.

Минуты растягиваются, словно резиновая лента.

Мы все стоим неподвижно, как изваяния. Я даже не решаюсь перенести вес тела с одной ноги на другую. В спасательном снаряжении, надетом поверх своего мехового жилета, командир выглядит чудаковато. Когда стрелка доходит до ста семидесяти, он приказывает затемнить освещение на центральном посту. Остается только бледный сумеречный свет, проникающий с обеих сторон сквозь распахнутые люки, которого едва хватает на то, чтобы различить силуэты людей.

Мы всплываем медленно, как лифт, который поднимают наверх вручную после отключения электричества. Теперь я уже переминаюсь с ноги на ногу. Потихоньку, осторожно, чтобы никто не заметил.

Работает акустическое оборудование: это Херманн. Должно быть, он улавливает сейчас множество звуков с разных направлений. Он доложит только в том случае, если что-то обнаружится в непосредственной близости от нас. Но ничего нет. Похоже, нам везет.

— Двадцать пять метров — пятнадцать!

Столбик воды в трубке прибора Папенберга уже начинает понижаться. Командир тяжело взбирается по трапу.

— Люк боевой рубки чист! — рапортует шеф.

Я сглатываю. На мои глаза наворачиваются слезы.

Лодка задвигалась, плавно раскачиваясь взад и вперед. Затем слышится плещущий звук: тшшумм — тшшумм! Волна бьется о борт.

Теперь все, как обычно, происходит быстро. Шеф докладывает:

— Лодка чиста!

А Старик кричит вниз:

— Выровнять давление!

Раздается звонкий стук. Люк боевой рубки резко открывается. Значит, давление не было окончательно выровнено. Прохладный воздух плотным сугробом обрушивается на нас. Моим легким больно, затем они останавливаются — слишком много кислорода для них. Я покачнулся. Боль буквально заставляет меня встать на колени.

Ради бога, что там творится наверху? Вспышки осветительных ракет? Старик что-то заметил? Почему нет команд?

Лодка плавно покачивается взад-вперед. Я слышу плеск мелких волн. Корпус лодки отзывается гонгом.

Наконец раздается бас Старика:

— Приготовиться к пуску дизелей!

В проеме люка по-прежнему темно.