Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич (читать хорошую книгу полностью txt, fb2) 📗

Эдик мгновенно уловил, насколько у него выигрышное положение, как у старшего объекта. Самое главное, у него был постоянный доступ к работе на принтере и ксероксе! Можно было копировать сколько угодно и что угодно! Печать текстов давалась ему тяжело — не было никаких навыков машинописи, зато Эдик легко делал копии любых документов, ведь в этом деле большого ума не надо. Поначалу его нагрузил командир полка и замполит — копировать служебные документы: отчеты, справки, донесения. Достали! Начальники вызывали в кабинет по любому пустяку, совали в руки бумажку — срочно скопировать!

Но вот однажды взводный Вася Шум спросил, можно ли изготовить техпаспорт и купчую приобретенной автомашины.

— А зачем? — удивился Эдик. — Боишься потерять?

Взводный замялся, а потом честно признался.

— Это не мои документы, я купил «Жигули» довольно дёшево, потому что автомобиль был без документов. А как перегонять машину через границу без них?

Отказать товарищу было не красиво, тем более, что машина ведь им не украдена.

— Ладно, попробую. Ты мне запиши номер двигателя и кузова, попробуем, схимичим.

Громобоев сделал копию одного техпаспорта, заклеив строки с ненужными номерами, подтер пятна, вписал нужные цифры в те же строки, и на третьем экземпляре всё получилось более-менее достоверно.

— Здорово! — восхитился Василий. — Как настоящие! С меня пиво.

Следующий комплект документов другому офицеру был изготовлен уже за упаковку пива и бутылку коньяка. Дело встало на поток. Каждый день ходоки из обоих полков стояли перед окончанием занятий у дверей класса с бумагами и напитками, ожидали, когда уйдёт Петров, и приставали к Эдику с просьбами.

Вскоре нашлась работа сложнее — изготовление страховок на автомобили, потому что ни кто из военных не хотел оплачивать страховку за проезд по Германии — пересекаешь страну за один день, путь занимает всего триста километров, а отдать надо целую сотню марок! Подлинная страховка, которую принесли Громобоеву, была изготовлена на бумаге зелёного цвета. Что ж, это являлось проблемой, но не фатальной…

Эдуард обошёл город, отыскал в одном магазине канцелярских товаров бумагу необходимого цвета, купил пачку и дело пошло.

— Заметут ведь тебя, как пить дать заметут! — предостерёг капитана подполковник Возняк, когда сам попросил Эдика изготовить комплект документов на старенькую «Волгу», приобретённую ещё при ГДР. — Посадят…

— Тогда, может не будем ничего делать, чтоб не нарушать закон? — с ехидцей спросил Громобоев. — И наша с вами совесть будет чиста.

— Да нет, будем! Чёрт с ней с совестью, потерпит! — пробурчал мрачнея лицом принципиальный Возняк.

Удивительно, но немцы не поймали на подделках никого, ведь у бывших социалистических немцев копировальная техника даже в полиции ещё не появилась, поэтому им и в голову не могла прийти мысль, что русские обладают возможностями что-то делать фальшивое на высоком техническом уровне.

Громобоев и Возняк потихоньку обжили свой музейный кабинет, и по утрам частенько для тренировки мозгов играли в шахматы. Передвигая фигуры по доске, они постоянно вели бурные политические дебаты, находясь на противоположных политических позициях.

— Какая была мощная держава! Развалили страну дерьмократы, наймиты империалистов! — бубнил Возняк.

— Лично я сторонник демократии, но не получил ни копейки за развал, а вот партноменклатура и спецслужбы высосали и вывезли все золотовалютные резервы! — парировал Эдик. — Даже у вас в наличии две машины, а у меня — ни одной!

— А что сделали с армией! Полумиллионный контингент стоял в ГДР, здесь была самая мощная и боеспособная группировка! По идее, мы за сорок восемь часов должны были до Ла-Манша дойти! Первые две армии взламывали оборону противника, а вторые две добивали натовских агрессоров!

— А почему они агрессоры, если мы должны были за двое суток оказаться на Ла-Манше? — недоумевал Эдик.

— Потому! Чтобы они к нам не смогли прорваться! А теперь мелкобуржуазная стихия поглотила военных, наступило полная деградация и разложение. Хапают и хапают: машины, телевизоры, видики, шмотки. Продались за дойчмарку! — продолжал бубнить подполковник.

— Так раздайте свои вещи нищим и цыганам, — отвечал капитан.

Для бывшего секретаря парткома реалии капитализма стали тяжелейшим испытанием, он вдруг начал изучать библию, впал в последнее время в мистицизм.

— Шах! — объявил Эдик, двигая коня вперёд, и ухмыльнулся. — Так в чём проблема? Откажитесь от буржуазной зарплаты и домой!

— Мне надо детей кормить! Дочек в институт устраивать! Не ёрничай. Тебе в ответ тоже шах! Прав был товарищ Мао!

— В чём был прав великий кормчий? Вроде бы он наш враг…

— И всё равно он был трижды прав, говоря: революцию может делать только голодный народ, и армия должна быть голодной! Сытая армия, получившая доступ к благам цивилизации быстро разложилась. Теперь в умах офицеров одно накопительство!

— Сергей Филиппович, а ты заметил, на сколько, они лучше живут, чем мы?

— Не лучше! Все эти товары второсортные, они никому не нужны! То барахло, что мы скупаем у эмигрантов — никчёмная дрянь!

— Но ведь у нас и такого барахла в магазинах нет! У нас в стране в последние годы вообще ничего не было!

— И не надо! — взвизгнул подполковник. — Мне и без джинсов хорошо жилось.

«Охотно верю», — усмехнулся Эдик, вспомнив, что именно вчера вечером Возняк прогуливался с супругой в городке именно в джинсах и джинсовой рубашке. — «Обойдешься, как бы ни так…»

— Вам мат! — торжественно в очередной раз объявлял Громобоев, столкнув с шахматной доски белого короля. Капитан под нескончаемое бурчание соседа убирал фигуры и отправлялся в компьютерный класс печатать очередные липовые документы.

И вновь в выводимой армии разразился скандал, хотя от всей мощнейшей танковой армии осталась лишь неполная дивизия и несколько отдельных тыловых частей. Одна из таких частей была Айзенахская полигонная команда. А в соседнем селении сердобольный немец-старик, ветеран прошедшей войны, насмотрелся по телевизору о проблемах в бывшем Советском Союзе, о нищете и грядущем голоде среди россиян, чувствуя свою вину за своё оккупантское прошлое, закупил продукты, вещи, кинул клич по соседям, набрал разного ненужного барахлишка и привёз на полигон. Там он торжественно вручил гуманитарный груз майору — начальнику полигона, получил заверения, что всё будет доставлено в бывший блокадный Ленинград.

Естественно, ни в какой Ленинград полигонная команда ничего отправлять не стала, выбрали себе самое ценное, а прочее гуманитарное тряпьё спихнули в овраг. Гордый своим достойным поступком немец некоторое время ожидал хоть какой-то реакции от военного командования или жителей Ленинграда: письма или устной благодарности. Так и не дождавшись, приехал вновь на полигон, спросить у майора, кому в результате достался груз.

Ни майора, ни прапорщиков, ни солдат на ликвидированном танкодроме и стрельбище уже не было, а в овраге он увидел свою частично сожжённую, частично разбросанную «гуманитарную помощь». Старик позвонил на телевидение, приехали журналисты, сняли на камеру, показали по телевидению. Разразился грандиозный скандал. Командующий лично поехал к деду мириться, говорить о принятых мерах по наказанию виновных. А кого наказывать? Все уже либо служат в разных независимых государствах, либо вообще уволились из армии…

До вывода полка оставалось лишь два месяца, а Громобоев умудрился так и не приобрести ни одной машины. Сначала выжидал, что подешевеют, потом никак не мог решить какую взять марку машины: хотелось шведскую «Вольво», но они были дорогими. Однако, автомобили действительно немного упали в цене, особенно советские модели, ведь военных становилось всё меньше, а кому они были нужны в Германии после вывода армии? Как-то возвращаясь вечером со службы, капитан увидел немца лет пятидесяти, переминающегося возле красных намытых до блеска красных «Жигулей».