Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) - Симонов Константин Михайлович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Вот и хорошо, – сказала она. – И мне почти туда же. Только не на трамвае. Хватит у вас пороха пешком – тут часа полтора?
– Пороха хватит. Только б вы не замерзли!
– Ничего со мной не случится – не замерзну и не растаю. Пойдемте. Я больше люблю за руку, чем под руку.
Она надела варежку и протянула ему руку.
– Давайте вашу корзинку, – сказал Лопатин.
– Не надо, сама понесу. Она ничего не весит – в ней только два дамских счастья, которые надо еще до Нового года занести по назначению. Одно – укороченное, а другое – надставленное, потому что лежали у хозяек с разных времен. Одно с длинной моды, другое – с короткой. А в талии оба пришлось убирать. Худеют женщины.
Она на ходу повернула лицо к Лопатину.
– Кого-нибудь за эти дни спрашивали обо мне, да?
– Спрашивал.
– Сразу поняла, когда вы не удивились моей болтовне про платья. И что костюмерной заведую и что дамочкам шью – все вам доложили, да? У кого спрашивали?
– У Вячеслава Викторовича.
– Это мне повезло. Он добрый человек. Ну и что он вам еще сказал обо мне, кроме того, что я портниха с высшим образованием?
– Сказал, что с вами живут мать и сын, что вы их сами содержите и что он не знает, кто был вашим мужем.
– В общем, верно. И это все, что он вам сказал про меня?
– Нет, не все.
Она несколько шагов прошла молча.
– Так вот, Василий Николаевич, на Новом году у вашего друга я не буду. И пришла для того, чтобы вам это сказать. Потому что много думала о вас эти два дня и почему-то верила, что и вы тоже хотите меня видеть, и надо вас предупредить, что я не буду. А всех других предупреждать необязательно, обойдутся. И выходит, что я вас сейчас провожу до вашего друга и пойду там по соседству по своим портняжным делам и больше мы с вами в этом году уже не увидимся. Только в будущем, если вы этого захотите.
– Захочу, – сказал Лопатин, – но я послезавтра утром уезжаю.
– Неужели послезавтра? А я почему-то считала, что позже. Спрашивала Соню, монтажницу, и она сказала, что вы будете работать до второго.
– До второго – в том смысле, что второго уже уеду. Дальше, – Лопатин запнулся. Что-то помешало ему сказать «на фронт», и он сказал вместо этого «дальше».
– А я подумала, что вы будете до третьего, раз работа до второго. Вот как все глупо, – сказала она печально. – Мне легче было решиться не видеться с вами на Новом году, пока я думала, что еще два дня впереди. Ну да все равно, я уже решила.
Сказала эти последние слова уже не ему, а себе. И кивнула сама себе – подтвердила. Потом остановилась и спросила:
– Я-то в валенках, а вы в сапогах. Вам-то не холодно?
– Ничего, я на два шерстяных носка. Да и не так уж тут холодно.
– А портянок не носите?
– Не ношу. Так и не научился подвертывать.
– Мой муж тоже носки носил, хотя им портянки выдавали, но они бабушке на тряпки вручались. А ремень остался с довоенного времени и, как видите, пошел в дело.
Может быть, она ждала, что он спросит ее о муже, но Лопатин не спросил, шел молча, продолжая держать ее за руку.
– Владелец ремня жив и здоров, служит в армии, но пока не воюет, пока на Дальнем Востоке, – сказала она, пройдя несколько шагов. – Уехал в начале сорокового года отсюда, из Среднеазиатского округа, туда строить, как я понимаю, укрепления – он военный инженер. Предполагалось, что обживется там, на месте, и вызовет семью. А потом не вызвал, дал мне вольную. А я в свою очередь ему. С тех пор мы здесь сами по себе, а он там сам по себе.
– Женился?
– В конечном итоге женился. После того как я вместо заявления в партбюро написала ему, что может на все четыре стороны… Война как-то сгладила, а тогда была ужасно зла. Не люблю, когда водят за нос. Разные бывают «жди меня!», бывают и такие. Вы, по-моему, правдивый человек?
– По-моему, да, – сказал Лопатин. – В принципе, да.
– Так вот, объясните мне, как это там у вас на фронте происходит; одной рукой письма домой, а другой… Только не думайте, я очень хорошо понимаю и даже знаю, что здесь у нас истосковавшиеся, исстрадавшиеся да просто иногда готовые с ума спятить от одиночества женщины часто возводят напраслину на тех, кто там, на фронте… И все-таки там очень много всего этого, разве не так?
– Не так, – сказал Лопатин.
– А как?
– А так, что я, например, почти не сталкивался с этим. Оговариваюсь, не знаю, во время затишья и в тылах, может быть, всего этого больше и даже гораздо больше. А когда бои – кто может этим заниматься? Кому до этого? Бывает, конечно, но я очень редко видел, чтоб людям на передовой и поблизости выпадало на долю такое счастье, очень редко.
– А вы все-таки считаете это счастьем?
– Все-таки считаю счастьем. В исполнении желаний, если они обоюдные, все-таки всегда есть доля счастья.
– А как у вас у самого за полтора года войны бывало с этой долей счастья?
– На фронте – никак. Никогда и никак. Не так все это на фронте, понимаете вы, не так, как думают здесь ваши исстрадавшиеся женщины, о которых вы говорите.
– Не мои они, а ваши! И не нам отсюда, а вам оттуда надо думать, как сделать, чтобы они с ума не сходили. Отпуска бы, что ли, хоть какие-нибудь придумали, чтоб знали твердо, что раз в год, на неделю, приедут к ним! Господи ты боже мой, иной раз душа болит, когда говоришь с такой несчастной женщиной, которая наслушалась всего про всех и ругает своего мужа чуть ли не последними словами, что он и такой и сякой, а душа у нее трепещет от сладкой надежды, что у нее-то, у нее-то все будет не так, как говорят про других! И утешаешь ее и успокаиваешь. А сама думаешь про свое собственное: и никакой войны еще не было, и всего полгода-то и пробыл там, на Дальнем Востоке, один, без меня…
Так, может, я лгу, когда других успокаиваю? Вот почему и вас спросила – не из-за себя, а из-за других. Для меня-то, к счастью, вся эта история еще до войны прокрутилась, быстро, как в кино. И кончилась. И я иногда думаю, слава богу, что до войны, а не во время, обиднее было бы! Я рада тому, что вы мне сказали. Рада, что не так уж лгу, когда кого-то утешаю. И поймите, когда про фронт сплетничают, говорят пакости – если люди мало-мальски хорошие, – это все у них только сверху! А поскрести – под этим такая вера, надежда и любовь…
