Жили два друга - Семенихин Геннадий Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– Разве летчику дадут штурмана? – опросил Демин.
– Деревня! – пробасил лейтенант Рубахии, считавшийся самым отчаянным в полку. – Сразу видно, что из Касьяновки.
– Вторым в экипаже будет воздушный стрелок, – разрушая всякие сомнения, сказал подполковник Заворыгин. – Короче, у летчика будет теперь надежный щит.
Огонь крупнокалиберного пулемета БС прикроет хвост «Ильюшина». Первые полки уже получили такие самолеты, подошла и наша очередь, товарищи. С завтрашнего дня нас отводят в тыл на отдых и переучивание.
Все началось с этого воздушного стрелка. Как знать, если бы они не встретились на фронте, может быть, совсем по-другому сложилась жизнь Николая Демина, и даже наверняка это было бы так. Однако наша жизнь часто зависит от случая, и чему быть, того не минуешь.
Воздушный стрелок навытяжку, по команде «смирно» стоял перед лейтенантом, ломким мальчишеским голосом рапортовал:
– Товарищ лейтенант, младший сержант Пчелинцев направлен в ваш экипаж для дальнейшего прохождения службы.
Нельзя сказать, чтобы новый стрелок пришелся с первого взгляда по душе командиру экипажа. Худой, чуть сутуловатый парнишка с плохо выбритым подбородком.
Русые вьющиеся волосы и взгляд какой-то не то грустящий, не то задумчивый, словно нет ему никакого дела до того, что происходит вокруг. Он и по команде «смирно» не умел стоять правильно, чуть горбился и руки держал хотя и по швам, но с подогнутыми локтями. «Совсем желторотик, – неприязненно подумал Демин, – с таким намучаешься». Неожиданно внимание лейтенанта привлек неширокий след от ожога на загорелой шее младшего сержанта.
– Мама в детстве обварила? – спросил Демин, пряча в голосе издевку.
– «Мессер», – спокойно ответил Пчелинцев, явно уловив его издевку.
– Гм-м… – усомнился Демин. – А я подумал, вы его только на картинках видели.
– Совершенно справедливо, – улыбнулся стрелок, и Николай про себя отметил, что улыбка у него добрая и какая-то беззащитная. – И на картинках, и над Брянском. Только на картинках он несколько симпатичнее выглядит.
– А в жизни?
– Желтобрюхий, нехороший такой, – поморщился стрелок, – мордочка острая, вся в желтых огоньках, когда он в атаку на тебя заходит. На борту пиковый валет: одна голова вверх, другая вниз. Наша «пешка» быстро сгорела… Он тоже. А я, как видите, стою перед вами.
Демин пошевелил выгоревшими бровями.
– Уж не хотите ли вы сказать, что сбили этот «мессер»?
– Зачем же говорить, – потупился стрелок, – в летной книжке есть запись.
– И сколько же вы сделали боевых? – уже добрее осведомился Демин.
– Тот, о котором я позволил себе упомянуть, был пятым.
– А дальше?
– Госпиталь, четыре месяца переучивания на ИЛе, и вот – «чуть свет… и я у ваших ног».
– Знаете что, младший сержант, – вспылил вдруг Демин, – здесь вам не Малый театр и вы не Чацкий!
– Да. Актерские данные у меня не на уровне…
Демин вздохнул и покачал головой.
– Ладно. Идите устраивайтесь, – И сутулая спила Пчелинцева заколыхалась, удаляясь.
«Черт его знает, – подумал Николай, – прислали какого-то желторотпка. Надо его попробовать поскорее в воздухе. Если что не так, постараюсь отвязаться. С таким много не налетаешь». Демин интуитивно чувствовал, что с появлением воздушного стрелка что-то новое вошло в жизнь его экипажа и она, эта жизнь, уже не будет такой, как прежде. Пожалуй, не было в полку более тихого и сработавшегося экипажа, чем деминский. Здесь все делалось без шума, незаметно. Самолет и оружие готовились в срок, и не было случая, чтобы в воздухе отказывали пушки или на посадке плохо выходили тормозные щитки. Если в зеленом теле машины фашистские зенитчики оставляли следы, дыры латались быстро, и к следующему вылету пробоин нельзя было уже отыскать. А в часы, свободные от полетов, каждый член его экипажа мог что угодно читать, кому угодно писать письма, думать о чем угодно. И как-то получалось, что этот маленький коллектив, дружный и спаянный в работе, в такие часы разобщался и каждый жил своею уединенной, одному ему подвластной жизнью. Только однажды она была нарушена, и произошло это кок раз накануне Орловско-Курского сражения. Механик Заморин самовольно ушел в соседнее село, выменял там старую гимнастерку на бутыль самогона и до бесчувствия напился.
На другое утро Демин с состраданием глядел на его опухшее, покрытое рыжими мелкими конопушками лицо и вслух рассуждал:
– Что же мне с вами делать, Василий Пахомович? Проступок есть проступок, и я вас должен наказывать. Если доложу командиру, он даст губы на полную катушку. Уж лучше я сам. Трое суток отсидите?
– Отсижу, – с унылой готовностью заверил механик.
Демину ой как не хотелось его сажать. К этому сорокапятилетнему вологодскому крестьянину, бывшему бригадиру тракторной бригады, он относился с большим доверием, никогда не называл его на «ты», даже в самые горячие минуты, какие нередко возникали на аэродроме перед боевыми вылетами. «Подумаешь, событие, пошел и напился, – с досадой думал Демин. – Да у него от золеной тоски по семье кошки на сердце скребут. Два сына на фронте, дома четверо полуголодных ртов. Седая голова, а я его на гауптвахту? Нет. Надо его избавить от этого срама».
– Я постараюсь, чтобы вас вообще не наказывали, – сказал Демин.
Заморин выслушал обещание с низко опущенной головой, вздохнул.
– И за это спасибо, товарищ лейтенант, что нутро мое поняли правильно. Другой бы раскричался, а вы уважительно отнеслись. А насчет того, чтобы наказание миновать, так я думаю, что это будет трудно сделать. Уж лучше посылайте меня на гауптвахту, как по уставу положено, а то и на вас начальство коситься начнет.
– Нет, я все же попробую, – упрямо заявил Демин. – Нет правил без исключения, Василий Пахомович, – и побежал на КП.
– Ты с ума сошел, лейтенант! – хмуро воскликнул подполковник Заворыгин. – Самовольная отлучка свыше десяти часов! Да такая самоволка во фронтовых условиях – это же почти подсудное дело!
– Но он же от стыда чуть не плачет! – настаивал Демин, и на его правой щеке начал нервно дергаться мускул. – Вы только подумайте, товарищ подполковник. Полвека человек прожил, два сына воюют. Старикан по складу своему наитишайший, а мы его за единственное нарушение в каталажку.
