Старт - Мандаджиев Атанас (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗

А на экране чьи-то ступни, Человек напрягается. Шагает. До того, последнего, момента, когда шаги его навсегда затонут в снегу.

Метель. Связки. Силуэты двух влюбленных. Горазд и Зорка в призрачной снежной вуали.

В зале светится бледностью лицо Андро. Он смотрит как загипнотизированный.

Вот он, его единственный горизонт, фигуры этих двоих. Они шагают друг за другом, они неразделимы, почти слиты воедино. И вдруг… Андро заметил… Одна, увеличенная до боли деталь!

Девушка украдкой смотрит назад. В его сторону? Может быть, она не забыла его? Страдала оттого, что заставила его страдать!

Слав успел запечатлеть этот миг. Подарок для Андро!..

Мы представляем себе, как оператор снимал нас, как подкарауливал характерные мгновенные жесты. С какой любовью он шел рядом с нами! Как жестоки были мы со своими насмешками!

Как бы мы хотели теперь увидеть его! Но его нет. Он снимал только нас и никогда — себя! Даже для того, чтобы доказать, как высоко в горы он поднялся! И как это никто из нас не догадался схватить камеру и хотя бы в шутку щелкнуть его! Теперь мы ищем его на многоцветном экране наших воспоминаний! Это был наш самый лучший товарищ, он никогда не обижался на обидное наше пренебрежение! Он был самый смелый из нас. Неопытный, он бесстрашно шагал за нами, опытными! Он был поэтом, непризнанным поэтом! С каким лиризмом, с какой любовью ловил он беглые мгновения… Мы представляем себе:

Вот он, приседая на корточки, перебегая с места на место, снимает парады, речи и прочие документальные кадры. Рабочий день окончен, он повисает в дверях автобуса — камера через плечо. Он догоняет своих друзей-альпинистов. Он будет снимать их. А они все подшучивают:

— Ты самое интересное пропустил! — Дара пренебрежительно машет рукой, удерживаясь на скальном карнизе.

— Самое интересное — впереди! — Он улыбается.

Он снимает, снимает, повиснув на веревке, самые невозможные позы, невероятные ракурсы. Он забивает колышек, крепит свою жизнь между вершиной и пропастью.

Перед нашими глазами теперь проходят последние его кадры. Он сам уже не увидит их!

Замерзший водопад. Где это? Мы прошли мимо такого чуда! Только теперь мы прозреваем! Белоснежные бороды сосулек. В онемелых ледяных языках скован говор воды. А Скульптор, слепой, проходит мимо этого памятника вечному движению, уловленному в миг верховного его застоя.

Котловина дымится мглистыми туманами. Так вот что нас окружало! Настоящий Апокалипсис! Огромный лунный кратер! Кипучий ледяной вулкан…

— Где это? — шепчет Суеверный.

Лицо его перекашивает внезапный проблеск, рожденный белым экранным снегом. Страх и торжество переполняют его — мы дерзнули ступить туда! Вопреки снам, вопреки самой нашей природе! Вопреки всему!

Шестеро в зале поражены очевидностью. Они зашли слишком далеко. Они уже не могли вернуться назад прежними!

Рад ступает с закрытыми глазами. Все глубже погружается в белый сон.

Зернистая структура снега, лавинообразующего снега бьет нас, словно камень, обличает нашу небрежность. Крупный план…

Никифор на экране сосредоточенно вглядывается. Заметил опасный снег? Объектив движется и фиксирует: Никифор всматривается с такой тревогой не в снежные гранулы, а в показания шагомера. Вписывает цифры в блокнот. Страница разграфлена: Время, Скорость, Расстояние… На лице Никифора — самодовольное чувство педантично исполненного долга.

На лице расстроенного Никифора в зале — отвращение к самому себе.

— Жизни не хватит мне, чтобы искупить собственные заблуждения! — Никифор в зале не прощает прежнего себя на экране.

Два лица одного и того же человека — земля и небо!

Чувство вины делает человека человеком!

Шестеро в темном зале — лицом к лицу с собственной совестью. Оживают погибшие. Замирают уцелевшие. Воспоминания переплетаются с кинокадрами. Черно-белое и цветное. Реальность и воображение.

— Сколько раз можно ошибиться и уцелеть? — Дара вопрошает безмолвный экран.

— Человек — это то, что ему остается, когда он все теряет! — отвечает Асен в ее воспоминаниях.

— Зачем, зачем?

— Умереть — это ведь так по-человечески!

Лавина обрушивается внезапно. Грохочет. Кажется, мы слышим.

Кричит вожак в белом дыму. Шевелятся немые губы. Это призыв быть верными до конца!

Лавина, заснятая изнутри. Белый круговорот ее утробы. Живые и мертвые сливаются воедино.

Бесконечная белая смерть.

Но разве перед нами образ смерти в лице лавины? Нет, это бурное преображение, прыжок в другое измерение. А мы? Мы — в двух реальностях, мы в зале и на экране.

Что скажет снег? Внутри лавины начинаешь понимать его язык. Он поверяет нам истины, которые только мы можем постичь.

Снова живые и мертвые — в единстве лавины.

Надо найти в памяти что-то еще, последнее, самое важное. Самозабвенно увлеченный оператор повис над бездной, снимает, снимает. Он исполнен почти мистической веры в необходимость его искусства. Камера, вырвавшись из его обессиленных рук, остается поэтом, запечатлевает дивную красоту лавины, одолевая этим извечный человеческий страх перед ней.

Снежные светлячки.

Только живые хранят память. А вот сохранил ее мертвый и отдает живым. И сам остается, живой, теплый, любимый.

Память — самый прекрасный из человеческих миров.

Эпилог

Воображение без протезов

Шаги на снегу.

Эти ямки от протезов — тоже человеческие следы. Они даже глубже, чем следы обычные.

Так думал Суеверный, когда в больничном коридоре учился передвигаться на протезах. Одной рукой опирался на костыль, другой — подпирал стену.

Сколько усилий, сколько воли и самообладания, чтобы вынести боль каждого шага! Он ступает по раскаленным углям. Раны горят. Темнеет в глазах.

И все же он идет. Боль сковывает, но он не желает подчиниться ей. Он шагает. Первый шаг — начало новой жизни! Сколько муки! Как нелегко! Эту бы энергию да в какое-нибудь полезное действие — да он бы горы свернул! Но нет гор, есть движение — шаг, другой. Победа! Боль! Он стискивает зубы. Он отличается от неподвижной стены, за которую держится одной рукой, — ему больно! Каждый миг он может утратить эту боль, упасть, побелеть, слиться с белизной стены. Он распрямляется. Болью измеряет он расстояние — вот самый чувствительный шагомер! Коридор бесконечен. Преодоление бесконечности!

Он шагает. В шаге лучше, полнее всего выражает себя человек, в движении!

Воображение уносит его далеко от больницы.

Первое восхождение на протезах. Он двигается медленно. Он еще не привык. Он тратит слишком много сил. Лицо его оросил мученический пот. Он поднимает глаза. Взгляд утопает в бездонной дали.

Беловолосые хребты неутомимо вздымают над собой небосвод.

Сельский мальчик с пестрой сумкой через плечо возвращается из школы. В руке у него — голубой блокнот. Суеверный приостанавливается. Глубоко вдыхает всей грудью. Горы наполняют его своей необъятностью.

— Ты что рисуешь? Дай-ка поглядеть!

У мальчика прядка нависает на глаза. Он неохотно подает блокнот. Суеверный раскрывает. Его собственный детский рисунок. Когда-то и он так рисовал, прикусив язык от старания.

Белая бумага, зубчатая линия. Детское представление о горах, словно прыжок прямо к солнцу.

— Отлично рисуешь!

Мальчик замечает костыль и робко советует:

— Здесь круто! Там есть хорошая дорожка!

— Нет, я должен здесь!

— Почему?

Умные, любознательные глаза сияют на лице маленького горца.

— Знаешь, был такой знаменитый альпинист, Тенцинг Норгэй. И вот однажды его спросили, почему он поднялся на самую высокую гору в мире — на Эверест. А он был такой же горец, как ты! И он ответил: «Потому, что Эверест существует!»

Мальчик поднимает глаза к вершине. Детские удивленные глаза. Вереница вершин несет на своих могучих плечах облачную высь.